Огай Мори - Семейство Абэ

• Название: Семейство Абэ
• Автор: Огай Мори
• Жанр: Классическая проза

Мори Огай (1862-1922) — один из наиболее значительных японских писателей на рубеже XIX-XX веков. Его творчество передает ощущение единства и в то же время различия двух миров — Востока и Запада. Мудрое, философски глубокое постижение жизни, бесспорное художественное мастерство писателя сделали его творчество известным не только в Японии, но и во всем мире.

По единодушному признанию критиков, исторические повести писателя, являются вершиной его творчества. В них Огай обратился к художественному исследованию нравов военно-феодального дворянства, сословия самураев, из которого происходил сам.

---

— Будь осторожен во время сражения, береги себя.

— Передай князю, что я благодарю за доброе напутствие, — ответил Кадзума. Сам же, зная, кому он обязан своим назначением, принял твердое решение умереть в бою.

Оказывается, Гэки предоставляет ему возможность отплатить за добро. Услышал он об этом случайно, но лучше бы не слышал вовсе. Впрочем, от Гэки он и не ждал ничего хорошего. Кадзума не находил себе места. Он многим обязан покойному даймё — это правда. Но с тех пор как он достиг совершеннолетия, он находился в числе многих приближенных князя и особенно не продвинулся по службе. Высочайшими милостями пользовались все. Почему же считают, что он обязан больше других? Верно, ему следовало покончить с

173

собой, но он не сделал этого. Теперь он пойдет на смертельно опасное дело.

«Расстаться с жизнью я готов в любую минуту, — размышлял Кадзума. — Но вряд ли обычная смерть сможет заменить не совершенное вовремя самоубийство. Жизни мне не жалко, но в последний день траура по покойному даймё особенно тоскливо. Трудно сказать, почему именно. Разве можно точно определить ту степень близости к господину, которая вынуждает вслед за ним уйти из жизни. Многие молодые самураи, также служившие при особе князя, не получили дозволения на смерть. Остался жить и я. Я умер бы прежде любого другого, если бы имел разрешение. Надеюсь, в этом никто не сомневается. Горше всего, что я попал в число тех, кто будто бы должен был уйти вслед за господином, но не сделал этого. На мне несмываемое пятно. Гэки способен опозорить любого. От него можно ожидать чего угодно. Но князь! Почему он согласился! Оскорбление от Гэки в конце концов можно стерпеть, но если от меня отвернулся господин, это пережить невозможно.

Прежний даймё удерживал меня, когда я рвался к замку в Симабаре. Ко мне уже прибыли конные телохранители, а он все-таки нашел нужным призвать меня и сказать:

— Постарайся избежать ранения.

Значит, он ценил мою жизнь, и я благодарен ему за это! А сейчас нет ни малейшего желания жить. Павший на меня позор смертью не смыть, и все же я хочу умереть. Пусть это будет даже собачья смерть — все равно».

Кадзума принял решение, и ничто не могло его поколебать. Домашним он сказал лишь:

— Иду на Абэ, — и постарался ускорить сборы. Обычно перед тем как «уйти вслед», человек собирался не спеша, с умиротворенной душой. Кадзума же спешил к смерти как к убежищу от душевных терзаний. Его муки были хорошо понятны Отоне Токусиме Уэмону, который тоже решил поступить, как его хозяин. Во всем доме это был единственный человек, хорошо понимавший Кадзуму. Кадзуме исполнился

174

двадцать один год, только в прошлом году он женился. Его совсем юная жена металась возле него с новорожденной дочерью на руках.

Вечером, накануне атаки, Кадзума совершил омовение, побрил темя, зажег курительные палочки, пожалованные еще самим Тадатоси. На гладко-белое кимоно приладил белые тасуки, голову обвязал белой материей. К плечам прикрепил квадраты из бумаги со срезанными уголками — эмблему своего отряда. Сбоку пристегнул меч работы Масамори, размером в два сяку четыре суна пять бу. Меч был прислан ему в память о погибшем при Амагасаки предке Симамура Такамаса. Пристегнул и второй меч работы Канэмицу, полученный им самим за первую боевую кампанию. Конь стоял у ворот. Кадзума взял копье и вышел в сад, там надел сандалии, завязал их мужским узлом, концы же завязок отрезал ножом и выбросил.

С тыла к усадьбе Абэ был направлен Таками Гонъэмон, потомок Вады Тадзиманоками, уроженца Вады в провинции Омино. Прежде Таками носил фамилию Вада. Сначала он служил при Гамоне Катахидэ, а в правление Вады Сёгоро перешел на службу в дом Хосокавы. Сёгоро прославился в битвах при Гифу и Сэкигахаре, сражался под водительством Ёитиро Тадатаки, старшего брата Тадатоси. В пятом году Кэйтё Тадатака под натиском Цумамаэды бежал в Осаку, за что от него отвернулся даже собственный отец. Тадатака принял постриг и отправился странствовать, дошел до горы Коя и до Киото. В ту пору Сансай пригласил его в Кокуру, дал фамилию Таками, сделал начальником стражи и пожаловал поместье в пятьсот коку.

Гонъэмон был сыном Сёгоро. Отличился при подавлении Симабарского восстания, но однажды ослушался приказа и был немедленно уволен. По прошествии некоторого времени вернулся на родину, получил должность командира отряда.

Собираясь в атаку, Гонъэмон надел черное шелковое кимоно с гербами, взял меч работы Бидзэна Осафунэ, хранившийся в амбаре, и крестообразное копье. При Такэноути

175

Кадзуме оруженосцем состоял Токусима Унъэмон; у Таками Гонъэмона был свой оруженосец. Два или три года назад этот оруженосец как-то заснул летним днем в служебном помещении. В это время вернулся с дежурства его напарник, человек, равный с ним по рангу. Сбросил с себя одежду, схватил бадейку и направился было к колодцу зачерпнуть воды, как вдруг приметил спящего и недовольно проворчал:

— Я стоял на посту, а ты тут дрых, не мог даже воды запасти. — Он пнул ногой подушку. Оруженосец вскочил.

— Если бы я не уснул, я принес бы воды. Зачем же пинать подушку? Этого я тебе не спущу! — И единым взмахом меча зарубил своего напарника. Наступил ему на грудь, подождал, пока тот испустит дух, и пошел к Отоне доложить о случившемся.

— Хотел покончить с собой, не сходя с места, но потом решил все-таки поставить вас в известность, — сообщил оруженосец и обнажил живот с намерением вспороть его.

Отона остановил его и отправился доложить Гонъэмону. Гонъэмон, только что вернувшийся из самурайского собрания, не стал даже переодеваться и в чем был поспешил доложить о происшедшем самому Тадатоси.

— Он прав, и незачем ему делать харакири, — сказал Тадатоси. С тех пор оруженосец верой и правдой служил Гонъэмону. Ему были пожалованы малый лук, колчан со стрелами, и он неотлучно состоял при своем господине.

Двадцать первый день четвертого месяца девятнадцатого года Канъэй выдался малооблачным, благоприятным для жатвы. Отряд, которым командовал Такэноути Кадзума, подошел на рассвете к усадьбе Ямадзаки, где скрывалось семейство Абэ, и приготовился к штурму главных ворот. Из усадьбы всю ночь напролет доносился барабанный бой, теперь же стало так тихо, будто дом опустел.

Ворота были на запоре. Над оградой возвышались кусты пахучего нериума, подернутые паутиной; в ней словно жемчужины мерцали капли ночной росы. Невесть откуда взметнулась ласточка и стремительно скрылась за оградой.

176

Кадзума сошел с коня, оглядел позиции и приказал:

— Открыть ворота!

Два самурая низшего ранга перелезли через ограду. По другую сторону ворот никого не оказалось, и они беспрепятственно отодвинули засов.

Услышав, что люди Кадзумы отворили ворота, Цукамото Матаситиро повалил бамбуковую изгородь — веревочные переплетения он перерезал еще накануне — и вступил в усадьбу. Прежде он бывал здесь почти ежедневно и потому знал каждый уголок. Держа копье наперевес, он стремительно вошел в кухню. Вход в гостиную оказался на запоре, члены семейства Абэ расположились с таким расчетом, чтобы поодиночке убивать всех нападающих. Ягохэй, тоже с копьем наперевес, вошел в кухню проверить, не пробрался ли кто туда, и увидел Матаситиро. Они подошли друг к другу так близко, что соприкоснулись копьями.

— Это ты, Матаситиро? — спросил Ягохэй.

— Да, это я. Давно мы с тобой не сражались, пришел проверить, не разучился ли ты владеть копьем.

— Неплохо сказано. Давай попробуем. — И сделав по шагу назад, они скрестили копья. Дрались недолго. Матаситиро имел явное преимущество и вскоре ранил Ягохэя в грудь, тот отступил в сторону гостиной.

— Чего убегаешь, струсил?! — окликнул его Матаситиро.

— Бежать некуда, выход один — харакири. — И Ягохэй скрылся в гостиной.

В этот момент в кухню с быстротой молнии влетел подросток Ситинодзё и с криком: «Дядюшка, я сейчас!» — полоснул Матаситиро по бедру.

Войдя в усадьбу Кадзума расставил своих людей, а сам двинулся к дому. И вдруг двери приоткрылись. Он собрался было войти, но Сима Токуэмон оттолкнул его, прошептав:

— Постойте, первым войду я, вы же наш предводитель.

Токуэмон дернул дверь и ворвался в дом. В тот же миг его настигло копье Итидаю, притаившегося в засаде. Поражен-

177

ный в правый глаз, Токуэмон пошатнулся и упал к ногам Кадзумы.

— Загородил дорогу! — пробормотал Кадзума, оттолкнул Токуэмона и рванулся дальше. И тотчас ему в бока вонзились два копья — Итидаю и Годаю.

Следом ворвались Соэдзима Кюбэй и Номура Сёхэй. Превозмогая боль, поднялся Токуэмон. Тем временем Таками Гонъэмон взломал задние ворота. Орудуя копьем, он сразил немало вассалов Абэ, пока не добрался до гостиной. За ним неотступно следовал Тиба Сакубэй.

Ворвавшиеся спереди и с тыла смешались, закипело сражение. Все переборки в доме были сняты, его общая площадь не достигала и тридцати циновок. Сражение здесь выглядело пострашнее, чем в поле. Люди кидались друг на друга, как ссыпанные на тарелку насекомые, человеческому глазу нелегко было разобраться в этой мешанине.