Величко Нешков - Наступление

• Название: Наступление
• Автор: Величко Нешков
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1981

Роман, принадлежащий перу современного писателя, посвящен освободительной борьбе болгарского народа за свержение монархо-фашистского строя, участию БНА в разгроме гитлеровских полчищ в боевом содружестве с Советской Армией.

Автор раскрывает причины и характер глубинных социальных конфликтов, приведших к вооруженному столкновению двух классовых группировок: буржуазии с ее аппаратом насилия и трудящихся масс Болгарии.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Дядя твой, Митьо Ганин, просил повидаться с тобой! — Голос его потонул в грохоте колес. За телегой поднялось облако пыли.

Слановский стоял неподвижно за оградой и смотрел вслед Йончоолу до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом у моста через Осым. Можно было бы съездить в Камено-Поле сегодня, всего десять километров отсюда. Около двух месяцев ничего не сообщал он о себе домой. И он, и его сестренка Бойка свыклись с тем, что мать постоянно болеет, но что она так плоха, он не допускал и мысли.

Он вернулся в канцелярию роты. Игнатов писал какое-то донесение и рукой сделал ему знак подождать.

Прошло более получаса. На село опустились лиловые сумерки.

— Ну? — спросил Игнатов и медленно спрятал мелко исписанные листки. — Хотите доложить что-то?

Слановский объяснил, зачем пришел. Игнатов замолчал. Посмотрел на часы, нахмурил брови и отсек:

— Поздно уже. Ночью одному ехать не стоит. Завтра с утра можете съездить…

Всю ночь Слановский ворочался на своей тесной походной кровати. Задремал только на рассвете. Часовой постучал ему в окно. Светало. Он оделся на ощупь. На станцию прибыл вовремя.

Паровоз пыхтел, поднимаясь в гору к Камено-Полю. В вагоне дремало несколько человек. Как только поезд перевалил хребет, колеса сразу же застучали учащенно. За окном пробегали сжатые поля, снопы были сложены в копны. Цветущие подсолнухи повернули головы к восходящему солнцу, которое пыталось пробиться сквозь перистые облака, окутавшие далекий и еще мутный горизонт.

На железнодорожном переезде около каменопольских виноградников перед опущенным шлагбаумом остановились несколько телег, запряженных волами. На одной из них стоял, широко расставив ноги, мальчишка и махал рукой.

Зеленый глаз семафора нехотя мигнул, и поезд подошел к станции. Слановский достал с полки сумку и прижался лицом к холодному стеклу окна. После расстрела каменопольских коммунистов его не покидало состояние подавленности и острой боли. Он не был виновен в их трагической гибели, но испытывал угрызения совести за свое бездействие.

Ранним утром станция была почти пуста. Кроме него с поезда сошли две женщины и ребенок с перевязанной головой. Зябко поеживаясь от утренней прохлады, Слановский поспешил вперед них по пыльной сельской дороге. Из-за облаков боязливо выглянуло солнце. Далеко на севере по течению Осыма стелился тонкой пеленой туман. Низко над головой Слановского взмахнул крыльями аист и полетел над лугом к реке.

Он не заметил, как подошел к деревянному мосту через Осым. Перевесившись через перила, он смотрел на ленивое течение прозрачной воды. Из-за поворота реки, где росли вербы, показалась телега с высокими боковыми стойками для перевозки снопов. Он узнал женщин в телеге — это были мать и жена Кутулы. Свесив ноги, старая женщина сидела на телеге, держа у правого бедра прялку.

— Доброе утро! — поприветствовал их Слановский.

— Дай тебе бог здоровья! — со вздохом ответила старуха, неуклюже приподнявшись на телеге.

— Стой, Сивушка! — слегка ткнула погонялом жена Кутулы низенькую корову, тащившую телегу. — Кирчо, как поживает там наш солдат? — спросила она.

— Служит, — улыбнулся Слановский. — Передает вам большой привет.

— Что слышно? Когда его отпустят? Измучились мы одни, — снова вздохнула старуха и спрятала прялку. — Бьемся вдвоем со снохой, да только дело не очень-то спорится.

— Пока ничего не предвидится, может быть, осенью, — неопределенно пожал плечами Слановский.

— Ох-хо-хо, невмоготу нам без него, — удрученно покачала головой старуха и прибавила: — Слышала я, что твоя мать плоха. Не затем ли приехал?

— Затем, — вздохнул Слановский.

— Твоя сестренка вчера за фельдшером ходила. Только бы обошлось, молодая ведь еще, — озабоченно проговорила старуха.

— Когда возвращаешься? — спросила жена Кутулы.

— Пробуду дня два.

— Может, возьмешь для нашего нижнее белье? Один господь знает, как он там стирает и штопает, наверное, все изодрал, небось в рваном ходит.

— Скажешь тоже, твой-то — парень бывалый.

— Знаю я, какой он бывалый, поскорей бы его уволили, а то нам без него не управиться с хозяйством.

Телега заскрипела по пыльной дороге. Слановский обернулся на женщин, которые свернули на стерню, и пошел по тропинке вдоль реки в сторону сельской площади.

Он хотел уже свернуть на улочку около кооператива, но тут чей-то голос окликнул его сзади. Он обернулся. Перед дверьми низенькой столярной мастерской показался Кунчо, двоюродный брат Пени.

— Эй, господин подпоручик, с приездом! — махнул он рукой.

Слановский нехотя вернулся назад. Кунчо попятился и уступил ему место на пороге. Еще в дверях Слановского встретил запах древесных стружек и растопленного столярного клея. Кунчо отодвинул в сторону рубанок и ручную пилу и обтер ладони стружками.

— Ну, привет! — подал он ему свою мозолистую руку. Он глотнул, и кадык задвигался на тонкой шее. — Закуривай! — И Кунчо достал из кармана смятую пачку сигарет.

Слановский молча взял сигареты и сел на сложенные сосновые доски. Кунчо расчистил от стружек место и присел рядом с ним.

— Как же так получилось, что ни за что ни про что погибли наши лучшие люди?

Слановский подавленно вздохнул:

— Йордан и Марин всю ночь прождали. Мы, может быть, что-нибудь и сделали бы, но…

— Я не верю, но все же скажу, хотя, может, это и неправда…

— Что?

— В селе поговаривают, что и ты участвовал в расстреле наших земляков.

Слаиовский побледнел:

— Я? Это ложь! Кто говорит?

— Ходит такой слух.

— Марин, Йордан, Кутула и Пени скажут, они живы! — Он чуть не выронил сигарету. — Кто пустил этот слух?

— Ладно, не горячись, — махнул рукой Кунчо. — Хорошо, если это неправда. Только смотрите в оба: буржуазия погибает, да как бы она и вас с собой в могилу не утащила ни за понюшку табаку…

— Ложь это! — раздраженно сказал, не слушая его, Слановский и вышел.

Пока он не увидел покосившегося крыльца отцовского дома, у него было такое чувство, что из-за заборов и дверей за ним наблюдают враждебные глаза, что все до одного поверили в то, что он действительно совершил преступление.

Лежавшая у стены гумна старая одноглазая собака поднялась и хрипло залаяла. Ее хвост был облеплен репьем, сухими колючками и волочился по росистой мураве, покрывавшей зеленым ковром весь двор. На пороге около двери стояла стройная синеглазая девушка с загорелым лицом и припухшими от слез глазами. «Гляди-ка, — подумал он, — Бойка-то как выросла!» Ноги подкашивались от внезапно охватившего его волнения. Бойка бросилась к нему, обняла его и еле слышно прошептала:

— Быстрее, быстрее, маме очень плохо. Если бы ты знал, что было ночью…

— А как теперь? — спросил он и, ухватив ее за руку, направился в дом. — Врач был? Что он говорит? — спросил он охрипшим от волнения голосом.

— Ничего уже не поможет… Она так страдает! — Девушка залилась слезами, потом вытерла глаза краем цветной косынки.

Слановский на цыпочках вошел в сени. Бойка только что разожгла печь. На черной цепи висел закопченный котел с водой. Справа на лавке все было как и раньше. На него дохнул знакомый с детства влажный запах сельского дома с земляным полом. Кирчо слегка толкнул дверь комнаты и молча остановился посередине, убитый горем. Мать лежала на широкой деревянной кровати, укрытая цветным домотканым одеялом. Нос ее заострился, вытянулся, глаза ввалились, а на желтое, как воск, лицо уже ложилась маска смерти. Время от времени она облизывала тонкие пересохшие губы, потерявшие свой цвет; дышала она тяжело и размеренно. Он подумал, что она спит, поэтому остановился как вкопанный, чтобы не нарушить ее покой. Бойка наклонилась над ней.

— Мама, мамочка, — всхлипывая, промолвила она, — Кирчо приехал.

— Где он? Пусть войдет, хочу его видеть. Уже рассвело? — слабым голосом спросила мать.

— Здесь я, мама, — склонился над ней Слановский, всматриваясь в ставшее каким-то чужим ее лицо. У него не оставалось никакого сомнения, что она уже не жилец на этом свете. Он нащупал ее костлявую руку, прижал к губам, и теплые слезы брызнули из его глаз.

— Ох, сынок, умираю я, умираю, на кого я вас покидаю… Боже мой, какая невыносимая боль! Неужто я такая грешная? — Она едва шевелила бескровными губами. — Кирчо, сынок, умираю я! Береги Бойку, она еще ребенок. Бедные мои сироты, все вас будут шпынять…

Слановский уткнулся головой в одеяло, глотая соленые слезы. Он целовал костлявые руки матери и бормотал какие-то слова, чтобы как-то успокоить ее.

К полудню матери стало лучше. Ей подложили еще пару подушек. Она села в постели. Бойка заплела ей косы, повязала голову черной косынкой, которую мать носила со дня смерти их отца. Пришли соседки, расселись вокруг нее, а говорливая и вездесущая бабушка Луканица стала успокаивать больную.