Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава Том 1

• Название: Хвала и слава Том 1
• Автор: Ярослав Ивашкевич
• Издательство: Художественная лтература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

В книгу вошли первые семь глав романа польского писателя второй половины XX века Ярослава Ивашкевича "Хвала и слава". По общему признанию польской критики, роман является не только главным итогом, но и вершиной творчества автора.

Перевод с польского В. Раковской, А. Граната, М. Игнатова (гл. 1–5), Ю. Абызова (гл. 6, 7).

Вступительная статья Т. Мотылевой.

Иллюстрации Б. Алимова.

---

Посередине тротуара бежал ребенок — двух- или трехлетняя девочка. Вдруг у самых ног Билинской она упала, залилась громким плачем и, несмотря на уговоры, никак не хотела встать. Спыхала наклонился к ней, поднял и отряхнул. Он попытался утешить ее, но девчушка — то ли ушиблась, то ли очень напугалась — не переставала плакать. Спыхала держал на руках худенькое тельце, и пальцы его ощущали хрупкие косточки ребенка. Слабенькое тельце трепетало от рыданий. Не зная, что делать, Казимеж обнял девчушку и прижал к груди. Почувствовал, как возле его сердца бьется детское сердце, испуганно, точно птица, мечущаяся в клетке. Внезапно у него перехватило горло, и неизъяснимая жалость пронизала его. И он проговорил со всей мягкостью, на какую был способен:

— Mais tais-toi, mais tais-toi donc![64]

Тут он поднял глаза и увидел, что Билинская стоит в нескольких шагах от него, застыв в напряженном ожидании. С минуту она смотрела на Сену, а потом он перехватил обращенный па него ясный и более холодный, чем обычно, очень чужой взгляд.

IX

Ариадна сдержала слово и позвонила Янушу по телефону на другой день после концерта Падеревского. Янушу не довелось с ней увидеться ни в тот день, ни на следующий, так как сестра его улетала в Палермо и сборы проходили в невероятной спешке. Спыхала сопровождал Марию. Они вылетели в Неаполь, откуда должны были плыть в Палермо на пароходе. Только после их отъезда Януш условился с Ариадной о встрече. Они встретились после полудня на выставке декоративного искусства возле моста Александра III. День выдался великолепный, но людей собралось слишком много, просто негде было присесть. Обе стороны моста, загроможденные лавчонками, как на Понте Веккио, кишели народом. По случаю жары торговки монотонно выкрикивали свое: «Demandez des veritables esquimaux!» [65]

Атмосфера была весьма удручающая, но Ариадна — она была в ударе — взяла инициативу на себя. Они бесцельно слонялись по этой ярмарке, но Ариадна, будто зачарованная, все возвращалась к одному из павильонов, где внизу демонстрировались модели платьев, а на втором этаже виднелась надпись, рекомендовавшая английскую чайную с русским чаем. Разговор шел о выставке, о том, какой павильон красивее, где лучше мороженое и какие народные изделия красочнее, Януш рассказывал Ариадне о закопанских горцах — ведь она никогда не бывала в Польше, — о том, как они вели себя в посольстве. Мимоходом они заглянули в пустующий шведский павильон, где дремало коричневое дымчатое стекло и хрустальные изделия Орефорс, такие прекрасные, что казались уснувшими женщинами. Наконец Ариадна решилась войти в павильон мод и потащила Януша на второй этаж. Чайная ничем особенным не отличалась, посетителей оказалось мало, ибо, как Януш потом убедился, заведение было чертовски дорогим. Заказали официантке un the chinois [66]. Ариадна взглянула на часы, было уже около пяти. Януш немного удивился, что Ариадна интересуется временем, ведь встретились они совсем недавно. Она поняла.

— Я смотрю на часы, — сказала Ариадна, — потому что с пяти тут выступает хор.

— Вот оно что, — отозвался Януш.

Они помолчали. Тут Януш вспомнил, что до сих пор еще не рассказал Ариадне о своей встрече с Володей. Правда, и сейчас место было неподходящее и настроение не то, однако Януш понимал, что это одна из их последних встреч, хоть они и впервые оказались вдвоем. Поэтому он заговорил о Володе.

Едва Януш произнес это имя, Ариадна вздрогнула и пристально уставилась куда-то в пространство, словно увидела перед собой лицо брата. После встречи Януша с Тарло минуло шесть лет, подробности их разговора стерлись в его памяти, но, желая произвести впечатление на Ариадну, он приводил — приписывая их Володе — какие-то слова, только сейчас пришедшие ему в голову. Впрочем, он сам наполовину верил, что так оно и было, что он действительно слышал эти слова из уст брата Ариадны в том темном сарае. Одно только Януш знал точно, что он не видел, как выглядит Володя. Когда они закуривали, Януш различил только глаза, выразительные, черные, большие и очень напоминающие глаза Ариадны. Теперь он внимательно посмотрел на нее. Ариадна сидела хмурая и сосредоточенная, внимательно слушая его рассказ, и смотрела куда-то в угол ресторана. Там на эстраду подымались певцы русского хора.

Было их немного — шесть или семь мужчин и две женщины. Януш заметил, что Ариадна холодно и внимательно разглядывает молодую, хрупкую, светловолосую женщину со слегка вздернутым носиком, свежую и даже красивую, но очень простоватую на вид. Любопытство Ариадны передалось Янушу, он заметил среди мужчин, одетых в широкие штаны и рубахи, подпоясанные шнурами, человека, который напомнил ему Валериана Неволина.

Да, это был он, только сильно изменившийся. Если время изменило Ариадну, превратив ее из красивой в интересную женщину, лишило свежести и примитивной красоты горной серны, дав ей взамен внешний лоск и умение владеть собой, то с Неволиным оно обошлось беспощадно. Надо полагать, что время, для того чтобы разрушить неотразимую внешность экс-офицера, прибегло к такому эффективному средству, как алкоголь, причем в огромных дозах. Неволин, весь какой-то линялый и осунувшийся, смахивал теперь на пожилого банщика. Легкая рубаха облегала его тело, которое расползлось, как тесто. Две глубокие морщины обрамляли крупный нос. Януш с неприязнью отвел от него взгляд в тот момент, когда Неволин открыл рот, чтобы запеть. Хор грянул какую-то свадебную песню — крикливо, на одной высокой поте. Песня напоминала «Свадебку» Стравинского{96}, но звучала вульгарно и была совершенно неуместна в маленьком зале чайной.

Ариадна отвернулась от Мышинского, гневная гримаса искривила ее губы.

— Выставили нас на посмешище! — процедила она.

— Но ведь ты полька, — возразил Януш с иронической усмешкой.

И снова стал рассказывать о встрече с Володей. Сказал, что Володя велел ей кланяться и передать, что вернуться к нему она может в любую минуту. Теперь Януш был уверен, что Володя именно так и говорил. Рассказывал он, не подымая глаз на Ариадну, ровным голосом, обстоятельно и при этом довольно громко, чтобы она хорошо слышала его, несмотря на крикливое пение хора.

Вдруг Ариадна ударила рукой по столу.

— Перестань, — сказала она, не повышая голоса. — Перестань, не говори мне об этом. Разве ты не знаешь, что к прошлому нет возврата?

В эту минуту хор замолк и маленькая блондинка запела соло. Песня была грустная — песня деревенской девушки-невесты, искони напоенная печалью и тревогой. Голос молодой женщины был полон обаяния, довольно низкий, ровный и глубокий, гибкий и необыкновенно приятного тембра. Ариадна, слушая это пение, нахмурила брови.

— Понимаешь, — вдруг произнесла она тихо, — самое страшное в жизни — это то, что ничего уже не вернешь.

Януш понял это в первый же день пребывания в Париже.

— Это Зина, жена Валериана, — добавила еще Ариадна. — И знаешь что, уйдем отсюда. Сейчас же.

Прежде чем они успели расплатиться за чай, Зина кончила петь, и хор снова заревел зычно и вразнобой. Когда они вышли, сумерки уже смешались с розоватым отблеском заката и зеленым мерцанием первых фонарей. Молча двигались они в густой толпе сперва вдоль Сены по территории выставки, потом вышли на площадь Согласия, миновали ее и пошли по берегу реки в тени деревьев, уже никого не встречая. Удивительно безлюдно было здесь, на набережной, словно все жители Парижа сгрудились там, на выставке. Вечер был холодный, и мосты тонули в голубоватой мгле, скрадывающей контуры предметов. Они обернулись и увидали рекламу фирмы «Ситроен», засветившуюся на Эйфелевой башне. Сели на скамейку.

Януш минуту помолчал, словно собираясь с духом, потом взял Ариадну за руку, и от этого прикосновения наконец-то в нем ожили воспоминания давних дней. Кожа на ее руке была все та же — бархатная, холодная, и, касаясь ее, можно было как бы осязать ее цвет — цвет слоновой кости. Сестра Януша носила когда-то платье с широкой вставкой спереди из бархата цвета слоновой кости. И теперь воспоминание давней любви переплелось у него с воспоминанием детства.

— Послушай, — сказал Януш, — бежать от самого себя невозможно. Убегая от жизни, ты никогда не убежишь от себя самой. Не делай глупости… с этим монастырем…

Ариадна повернулась к Янушу, припала лицом к его плечу и вздрогнула — два или три раза — в глухом рыдании. Януш положил ей руку на голову, но она тут же успокоилась. Автомобили на площади Согласия кружили вдалеке, как майские жуки над цветущими каштанами.

— Понимаешь, — сказала Ариадна, — надо все это как-то распутать, перечеркнуть… перебороть самою себя и страшную собственную натуру. Ведь что-то надо делать со своей жизнью… раз она дана. Хотя, может, лучше было бы броситься в Сену…

Она сделала жест в сторону реки.