Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава Том 1

• Название: Хвала и слава Том 1
• Автор: Ярослав Ивашкевич
• Издательство: Художественная лтература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

В книгу вошли первые семь глав романа польского писателя второй половины XX века Ярослава Ивашкевича "Хвала и слава". По общему признанию польской критики, роман является не только главным итогом, но и вершиной творчества автора.

Перевод с польского В. Раковской, А. Граната, М. Игнатова (гл. 1–5), Ю. Абызова (гл. 6, 7).

Вступительная статья Т. Мотылевой.

Иллюстрации Б. Алимова.

---

— Не придирайся, Януш, — сказал он. — Мне кажется, что все эпохи упадка очень похожи одна на другую. Трудно выйти за рамки подражательства, повторения избитых форм. Повторяю… Не могу же я, например, создать новую форму, потому и вынужден обращаться к старым: либо соната, либо симфоническая поэма… Ну а дальше? Все это уже было. Невозможно разорвать эту, если можно так выразиться, скорлупу культуры… Это безнадежно.

Генрик прервал его, обратившись к Янушу:

— Знаешь, с кем еще я договорился встретиться здесь? Приехал Керубин Колышко.

— Неужели? — рассеянно спросил Януш.

— А что ты думаешь обо всем этом? — очень серьезно спросил Эдгар.

— Ну вот, затянул старую песню, — отмахнулся Януш.

— Знаешь, Виктор Гданский дал нам денег на оборудование баржи художников на Сене. Через несколько дней она будет готова, — снова вмешался в разговор Генрик, желая, по-видимому, переменить тему, так как рассуждения Эдгара явно его раздражали.

— Что же на ней устроят? — спросил Шиллер.

— Обычный ресторан, как и на других баржах, — ответил Генрик, — это теперь модно. Во время выставки будет несколько таких судов.

— А когда откроется выставка?

— Пятого мая.

— Ага, значит, и мы увидим ее, — сказал Эдгар.

Они помолчали с минутку. Генрик встал, чтобы сходить за Колышко, с которым он уговорился встретиться в другом зале. Януш и Эдгар остались одни.

Януш заговорил с видимым усилием:

— Не люблю я, когда ты так говоришь. Ведь не искусство же стало для тебя источником такого пессимизма? Как можешь ты жить и творить, если и впрямь так мыслишь?

— Но мне кажется, что мой инстинкт художника сильнее того, о чем я думаю… — медленно проговорил Эдгар.

— А мне знаешь что кажется, — снова начал Януш, будто сдвигая тяжелый камень. — Мне кажется, что так больше нельзя.

— А как же нужно? — спросил Эдгар.

— Что значит как же? Да обычно, но только со страстью, что ли… и чтобы для людей…

Он вспомнил вдруг вчерашний рассказ Янека о том, как дрались под горой Святой Анны и как пели эти «силезские дьяволы». И каким, по существу, балаганом было все это Силезское восстание, и во что превратило перемирие министерство иностранных дел. И ему стало даже забавно, когда он подумал, что стоит на рубеже двух столь различных миров. Он ровным счетом ничего не мог рассказать Эдгару о Силезском восстании, но и Янек Вевюрский вряд ли поймет что-нибудь, если попытаться ему пересказать мысли и слова этого известного композитора. Янек наверняка ничего не поймет и, пожалуй, выругается, а Янка обязательно одернет: «Не кипятись!» Януш тихо засмеялся.

— Ты почему смеешься? — спросил Эдгар.

— Видишь ли, я не чувствую себя «обреченным на александринизм». Есть теперь во мне нечто такое, что спасает…

— Что, например? — насмешливо спросил Эдгар.

— Вера в человека.

— Вера в человека? — раздраженно воскликнул Эдгар. — Это еще что такое?

— Ну, этого я тебе объяснить не сумею, — отозвался Януш.

Он был страшно зол на себя, чувствуя, что выглядит сейчас очень наивным. Но перед Эдгаром он всегда робел и в его присутствии наивно формулировал мысли и упрощал определения.

— В чем эта штука проявляется? — продолжал допытываться Эдгар.

— Вот именно. Все дело в том, — пробормотал Януш, — что во мне она пока еще совсем не проявляется.

— Так как же ты хочешь, чтобы я понял или усвоил, — с упреком сказал Эдгар, — то, что и в тебе совершенно не проявляется?

— Но должно проявиться! — воскликнул Януш.

— Ты мне голову не морочь, — рассмеялся Эдгар, — я-то хорошо знаю, что о тебе думать. Уж я тебя знаю.

— Я и сам-то себя не знаю.

— Может быть, сам себя и не знаешь. Зато я тебя знаю хорошо.

Пришел Генрик в сопровождении Керубина. Поздоровались. Януш и не пытался быть приветливым.

— Ты будешь завтра у Гданского? — спросил он у Генрика.

— Нет. А ты?

— Я должен там встретиться с Ариадной.

— Ах, вот как.

— Который это Гданский? — спросил Керубин, знавший все обо всех. — Этот католик?

Януш не имел ни малейшего представления о том, католик ли Виктор Гданский.

— Тот самый, — ответил за него Генрик.

— Ариадна? Тарло? — снова спросил Керубин. — Не та ли, что собралась в монастырь?

На этот раз Януш от всего сердца рассмеялся.

— Нет, определенно не та, — ответил он.

Они вышли все вместе и вместе же позавтракали в каком-то ресторанчике на острове Сен-Луи.

VI

Квартира Виктора Гданского на улице Малар была одним из прекраснейших интерьеров, какие когда-либо видывал Януш. И все же в убранстве ее было много искусственного и претенциозного. Над итальянским секретером эпохи Ренессанса склонялись огромные восковые свечи, великолепный крылатый гусар Вычулковского{89}, изображенный на коне среди заросшего тюльпанами поля, загораживал зеленые створки датского крестьянского шкафа. В столовой — узкий дубовый стол, стулья высокие и почти готические, а окна задернуты черными занавесками; освещение — всегда искусственное.

В условленный день Януш явился на обед пунктуально, к семи. Ариадна опоздала, и Мышинскому представилась возможность побеседовать со своим новым знакомым. Говорили, разумеется, об Ариадне.

С огромным удивлением Януш узнал, что Ариадна приняла польское подданство (с ее фамилией она уладила это довольно просто) и якобы даже занимается какими-то «благотворительными» делами в парижской колонии. Он подумал, что, быть может, «Жермена» действительно ходила в детский сад, попечительницей которого была «его» Ариадна. Гданский, который не был в Варшаве с 1914 года, спросил Януша, как, собственно говоря, обстоит дело с титулами в теперешней Польше.

— Титулы отменены, — без колебания ответил Януш.

— Но, может, именно поэтому ими можно безнаказанно пользоваться? — спросил Гданский. — Вы, например, пользуетесь титулом?

— Никогда, — не моргнув глазом, ответил Януш.

— А как, например, называют вас ваши слуги?

Януш покраснел.

— Ну, собственно говоря, — сказал он, — это не имеет никакого значения.

Гданский, куривший сигарету в очень длинном янтарном мундштуке, сделал вид, будто не замечает смущения Януша.

— Видите ли, — сказал он, — я уговариваю Ариадну, чтобы она пользовалась графским титулом, это намного облегчает жизнь в парижских условиях. Как урожденная Тарло, она, собственно, имеет на это право.

— Ну, право сомнительное, — рассмеялся Януш, снова обретая равновесие. — Впрочем, никто ей этого не запретит.

— Польский посол, я полагаю, возражать не станет! — пошутил хозяин.

Пришла Ариадна; в легком черном костюме и в шляпе с цветами она снова выглядела очень молодо. Следы усталости исчезли. Она была очень оживлена и сердечно поздоровалась с Янушем.

Затем они с Виктором заговорили о людях, которых Януш не знал. Он уже успел привыкнуть к этой парижской манере, которая в его кругу была бы сочтена верхом дурного тона. Тут, в Париже, Януш, как правило, попадал в общество, которое обсуждало достоинства или недостатки совершенно незнакомых ему людей и буквально изнывал от тоски. На этот раз он то и дело слышал имена Жак и Раисс, и, хотя понятия не имел, о ком идет речь, Ариадна весьма подробно рассказывала о вчерашнем своем визите к этим людям.

— Видите ли, у Жака нет никаких возражений относительно моего проекта, — сказала она наконец. — Напротив, по его словам, он готов оказать мне всяческую поддержку, может направить меня к одной своей знакомой… Ну и…

В эту минуту вошел лакей, высокий, с налитым кровью лицом, и доложил, что на стол подано. Все перешли в столовую.

Усевшись за стол, Виктор и Ариадна словно только сейчас увидали Януша и вспомнили о его существовании. Виктор принялся рассказывать, что его кухарка родом из Варшавы и поэтому он смог ввести польскую кухню у себя в доме. Некоторое время рассуждали о польских блюдах. Тема была благодарная, и разговор довольно долго вертелся вокруг нее. Садясь за стол, Ариадна сняла шляпку и пригладила волосы. Януш растрогался, заметив у нее несколько седых волос в прядке надо лбом. Под жакетом на блузке, как и на шляпе, тоже был приколот букетик искусственных цветов; когда Ариадна сняла перчатки, он увидал длинные белые кисти ее рук с отпечатком шва пониже большого пальца. Прежде руки ее не были так красивы, подумал Януш. Она смеялась, вспоминая блюда, которые ела дома в Одессе, а ему припомнился тот вечер, когда Ариадна декламировала стихи Блока и на шее у нее была нитка искусственного жемчуга.

— Что поделывает Валя Неволин? — внезапно спросил он.