Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава Том 1

• Название: Хвала и слава Том 1
• Автор: Ярослав Ивашкевич
• Издательство: Художественная лтература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

В книгу вошли первые семь глав романа польского писателя второй половины XX века Ярослава Ивашкевича "Хвала и слава". По общему признанию польской критики, роман является не только главным итогом, но и вершиной творчества автора.

Перевод с польского В. Раковской, А. Граната, М. Игнатова (гл. 1–5), Ю. Абызова (гл. 6, 7).

Вступительная статья Т. Мотылевой.

Иллюстрации Б. Алимова.

---

Увидев Януша, Фибих прервал свое занятие и, держа в руке заостренную палочку, с улыбкой обратился к нему:

— Вот увидите, какие у нас будут осенью красивые цветочки.

Он отложил палочку и показал Янушу лежащие на клочке бумаги семена стрелиции — черные блестящие зернышки, к которым были словно прикреплены пушистые хвостики оранжевого цвета.

— Это самый удивительный цветок из тех, что мы выращиваем, — сказал садовник. — Он похож на птичью голову.

Януш молча посмотрел на причудливые семена.

— И знаете, их очень охотно покупают.

— Ага, — недоверчиво буркнул Мышинский.

Хельця глянула на него из-под своего стола, продолжая обрезать ростки далии.

Тут вошел Метек и сказал Янушу, что какая-то женщина хочет его видеть. Януш удивился, Коморов был, по сути дела, захолустьем, и Мышинский не ждал никаких визитов. Он велел просить и пошел в оранжерею, в которой никого не было.

Когда вошла маленькая худая женщина, Януш сначала не узнал ее. Она протянула ему руку и, очень смущенная, жалобно улыбнулась.

— Вы меня не узнаете? Ничего удивительного. Мы не виделись десять лет, даже больше. Я Згожельская.

Янушу стало не по себе.

— О, это вы! — сказал он. — Нет, как же, помню. А что поделывает ваш отец?

— Отец умер, — ответила Зося Згожельская таким тоном, словно это произошло за несколько часов до их встречи. Потом добавила: — Шесть лет назад.

На минуту воцарилось молчание.

— Какая чудесная оранжерея! — вдруг сказала Зося, оглядываясь. — Давно вы ее построили?

— Нынешней осенью, — ответил Януш и замолчал в ожидании.

Но Зося облокотилась о стол с декоративными растениями и в молчании принялась теребить пестрый лист серебристой бегонии.

Эта ситуация раздражала Януша. Вообще Зося раздражала его еще в те времена, когда он покупал Коморов.

— Могу ли я узнать, что привело вас ко мне? — произнес он весьма официально.

Зося посмотрела на него с грустью, и взор ее был ясен, как цвет сегодняшнего неба.

— Привели меня сюда разные неприятные вещи.

— О! — сказал Януш. — Что же это за неприятности?

— Не догадываетесь? Вы пустили нас по миру.

— Я? — Мышинский стремительно прижал руку к груди и почувствовал, что сердце у него забилось быстрее.

— Ну конечно. Вы купили у нас Коморов за марки, которые через несколько месяцев потеряли всякую ценность. Это вам наверняка хорошо известно.

— Но ведь не я покупал Коморов, — не задумываясь, возразил Януш.

— Что вы говорите, граф, — сурово сказала Зося, и в глазах ее сверкнул холодный огонек. — Как это не вы покупали Коморов? А кто подписал акт?

Януш понял, что сказал глупость.

— Разумеется. Нет, я не то хотел сказать…

— Вы приобрели у нас Коморов, расплатившись марками, на которые отец через несколько месяцев смог купить только два золотых обручальных кольца. Вот и все.

Она смотрела на него неприязненно и строго. Янушу стало неловко.

— Панна Зося, — сказал он, — вы не вышли замуж?

— Нет, — ответила она.

— Панна Зося, — продолжал он, — тут нет ни моей вины, ни злого умысла…

Зося мотнула головой.

— Здесь ужасно жарко, — сказала она. — И такой запах…

Молодая зелень помидоров действительно выделяла терпкий резкий запах, который растекался в сыром и горячем воздухе.

— Конечно, — добавила она, немного погодя, — вы не виноваты, но и мне неохота подыхать с голоду. Я без работы…

— А что вы умеете?

— Что умею? Ничего. Умею хозяйничать в Коморове… и то теперь бы, наверно, не справилась… с этими оранжереями и автомобилями… Но все-таки только на это я еще способна. Я приехала просить вас, чтобы вы взяли меня к себе в имение экономкой.

Зося робко посмотрела на него и зарумянилась. Она машинально дергала стебли аспарагуса, который стоял на столе декоративных растений. Януш спокойно отодвинул горшок.

— Не надо. Жалко растение, — сказал он.

Одним этим жестом он взял над ней верх. Она уронила руки и смотрела теперь на него не как человек, требующий ответа, а как робкая просительница.

— Представьте, в каком я положении, раз пришла к вам… Тут все выглядит, как десять лет назад… только эта ненужная оранжерея… Прошу вас… поймите. Я одна и без места, работы нет… Куда ни пойду, всюду говорят, что кризис, и сразу же выставляют… Читаю объявления в газетах. Отец меня ничему не научил, а вы обманули нас и получили Коморов все равно что даром…

Януш возмущенно пожал плечами.

— Но ведь это же так, признайтесь!

Януш пришел в ярость.

— Ну хорошо, признаюсь, — сказал он. — я преднамеренно обманул вас, прикарманил Коморов, довел вас до нищеты. Чего вы от меня хотите?

— Возмещения убытков.

— Я не могу предложить вам места в Коморове, — продолжал Януш холодно и невозмутимо, — но, если узнаю о какой-либо вакансии, дам знать. Ваш адрес?

— Я живу в Кракове.

— Вы специально приехали сюда?

— Да, на последние деньги, — прошептала Зося, опуская глаза.

— Это верх остроумия, — с издевкой заметил Януш, — тратить последние деньги на какую-то безумную затею. На какой улице вы живете?

— На Сальваторе. Улица Гонтины, два.

На глазах у нее блестели слезы. Янушу стало жалко ее.

— Возвращайтесь в Краков. Сколько стоит билет?

— Четырнадцать семьдесят пять.

Голос Зоси дрогнул, когда она называла эту сумму.

— Пожалуйста, вот сто злотых. — Януш подал ей банкнот. — Возвращайтесь в Краков. В случае чего я извещу вас.

Зося взяла деньги, отвернулась вдруг от Януша и, склонившись над бегонией, расплакалась.

— Успокойтесь, — проговорил Януш безучастно, но взял молодую женщину за руку. Ему доставляло удовольствие говорить ей неприятности. — Не стоит плакать.

— Я знаю, что не стоит, — сказала Зося, пытаясь унять слезы и все еще пряча лицо от Януша, — но все это меня уже так измучило…

— Я постараюсь что-нибудь сделать для вас, — произнес Януш, на сей раз помягче.

— Ну, мне пора, — шепнула Зося, вытирая глаза платком, который она неловко вытащила из дешевой сумочки.

— Вы пришли пешком? — осведомился Януш.

— Да. Из Сохачева.

— Я велю отвезти вас.

— Не нужно.

Януш, недовольный, посторонился, давая ей дорогу.

— Я велю запрячь лошадей.

— Благодарю, я вернусь пешком.

Она подала руку, которую Януш поцеловал.

— До свиданья.

— Сейчас я отвезу вас.

— Нет, нет. Как жарко в этой оранжерее. Когда поспеют помидоры?

— Фибих говорит, что в первых числах мая.

— О, тогда они будут в цене.

— Ну, посмотрим. Это только первый год, на пробу… Хотя Фибих опытный садовник.

Зося проследовала через оранжерею, вышла и тут, словно вспомнив о цели своего прихода, церемонно склонила голову в черной шляпке, прощаясь с Янушем, быстрым шагом пересекла двор и свернула на Сохачевскую дорогу. Януш хотел открыть гараж, но ключи остались дома. Он вернулся к себе и послал наконец за шофером Феликсом. Пока подали машину, прошло порядочно времени. Зосю они догнали, по крайней мере, в километре от Коморова. Дорога была грязная, и Зося испачкала ботинки и чулки. Януш усадил ее в машину почти силой, но в пути она немного оживилась. Разговаривали о погоде.

Проехав через местечко, они подкатили к вокзалу. Поезд на Варшаву должен был подойти с минуту на минуту. Януш еще раз попрощался с Зосей и еще раз спросил адрес. Записал его в свой блокнот. И, вернувшись домой, не только не пожалел, что потратил массу времени на пустую болтовню со странной девицей, а, напротив, пришел в хорошее расположение духа и, помогая Фибиху в оранжерее, тихонько насвистывал.

— Садоводство всегда способствует хорошему настроению, — сентиментально заметил Фибих. — Только не забудьте насыпать на дно горшочка цветочной земли для этой рассады.

VII

Шел год за годом, а в отношениях Марии Билинской и Казимежа Спыхалы ничего не менялось. По-прежнему Спыхала, переведенный обратно в центральный аппарат министерства, делал вид, что проживает на Смольной, и чувствовал себя по-прежнему неудобно, неловко, нехорошо. Все то же притворство перед прислугой, перед самим собой. Законной жене еще можно изменить, но как изменить жене мнимой, ненастоящей? Ведь считалось, что их с Билинской связывала только «любовь». Фактически же любовь давно перешла в простую привязанность. Алеку исполнилось лишь тринадцать лет, до его совершеннолетия оставалось еще восемь, а думать о браке они могли лишь тогда, когда ему исполнится двадцать один год. Оба они хорошо знали об этом, но предпочитали этой темы не касаться. Такое положение страшно тяготило Казимежа. А тут еще прибавились материальные трудности. Пока он жил в Париже, ему вполне хватало заграничного жалованья и тех средств, которые отпускались ему на представительство. Но на родине он получал только свое скромное жалованье, а тот необычный образ жизни, который ему приходилось вести, требовал больших денег. К тому же в те времена коренным образом изменился и весь стиль жизни высших чиновников — касты, к которой теперь принадлежал и он сам. Все его коллеги, нажив состояние, несмотря на кризис и тяжелое хозяйственное положение страны, сорили деньгами. Они приобретали виллы и имения разоренных помещиков, а главное, прожигали жизнь, играли в карты по крупной. Спыхала, издавна привыкший к скромным расходам, не так уж много тратил на себя лично. Время от времени приходили умоляющие письма от отца, которого он переселил с железнодорожной станции на маленький фольварк неподалеку от Городенки, но и отцовские просьбы он удовлетворял кое-как. В Париже Спыхале удалось даже сделать небольшие сбережения, он вложил их, как тогда было модно, в акции солидных фирм. Но сейчас стоимость и этих акций падала с каждым днем. Бумаг этих он пока не трогал, хотя и стал понемногу влезать в долги. Адась Ленцкий доставал для него ссуды у каких-то евреев, а может быть, эти деньги подсовывал своему племяннику сам Шушкевич в расчете на кабальный процент. Казимеж научился играть в карты и помногу проигрывал. Правда, ни в баккара, ни в покер он не играл. Но и спокойный бридж в компании высокопоставленных лиц стоил исключительно дорого: играли по пяти долларов за пункт. Иногда он проигрывал такую большую сумму, что не мог расплатиться на месте. В таких случаях он присылал деньги только на следующее утро — и очень стыдился этого. Ему, однако, и в голову не приходило, что можно попросту не играть. Игра становилась его повседневной потребностью. Мария ничего не знала об этой его страсти или, скажем мягко, привычке, так как страстей у Спыхалы не было, а возможно, он таил их. К ночи он появлялся в клубе на улице Фоксаль и порой просиживал там до утра. Когда он выигрывал, ему льстило чувство превосходства над проигрывающими партнерами, он с удовольствием наблюдал, как они нервничают, как растет их беспокойство. Сам он никогда не нервничал, проигрывая, а только как-то деревенел и держался еще более холодно. От общих знакомых, от Адася Ленцкого Януш узнал, что Казимеж играет. Он даже пытался поговорить с ним, но Спыхала лишь отшутился, да еще ледяным тоном. Это послужило поводом к еще большему охлаждению. Спыхала, в свою очередь, сообщил Янушу, что частенько видит Адася в «Адрии».