Бернард Луис - Ислам и Запад

• Название: Ислам и Запад
• Автор: Бернард Луис
• Издательство: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-89647-063-0

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.

Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

---

С другой стороны, для мусульман и христианство, и иудаизм были предшественниками, в равной мере заслуживавшими терпимого отношения. Подобно иудаизму, христианство было в глазах мусульман религией, которая когда-то была истинной и знала подлинное откровение, но, будучи несовершенной, уступила место исламу. Разумеется, периодически с предшествующими религиями, чьи адепты считались исказителями истинных откровений, которыми некогда обладали, возникали сложности. Мусульманским богословам приходилось тяжело с такими христианскими догматами, как Троица или сыновняя и божественная природа Христа, бывшими в их глазах кощунственным вздором, прямо отвергаемым Кораном (5:75–76 и 112:1–4). Но в общем мусульмане, несмотря на столь явные прегрешения более ранних религий, были готовы проявлять к ним предписанную кораническим правом терпимость.

На такое снисхождение не могли рассчитывать последующие религиозные течения, оспаривавшие правоту и окончательность собственных заветов и своим миссионерским рвением грозившие сбить верующих с пути истинного. Некоторые средневековые христиане были готовы терпеть иудеев лишь постольку, поскольку те придерживались Ветхого Завета, пусть и отвергая Новый. Если же иудеи следовали Талмуду, который в значительной части сформировался после возникновения христианства и потому в глазах христиан был полон заблуждений, рассчитывать на терпимость им не приходилось. Но если талмудический иудаизм средневековые христиане считали искаженным учением, то ислам — просто-напросто ложным, а поскольку ислам, в отличие от талмудического иудаизма, стремился обратить других в свою веру, с ним должно было бороться всерьез. Мусульмане же страшились постисламских течений, активно стремившихся к распространению своей веры, таких как бехаиты и ахмадиты, и преследовали их точно так же, как христиане страшились и преследовали мусульман. А уж к разного рода отклонениям от собственной веры и христиане, и мусульмане (христиане в особенности) проявляли особую подозрительность.

Мусульмане воспринимали христианство как отжившую свое религию, которую ее адепты бездумно стремились сохранить, вместо того, чтобы воспринять Слово Божье в его окончательной форме. Этих адептов можно было терпеть, если они изъявляли покорность. В противном случае с ними следовало сражаться до победы, пока они либо не признавали правоту мусульманской веры, либо не подчинялись власти мусульманского государства. Христиане считали ислам в лучшем случае ересью, а чаще ложным учением, основанным тем, кого на разных стадиях развития европейского сознания именовали то еретиком, то обманщиком, то наконец, в Век Просвещения, фанатиком[3].

Несмотря на то, что христианский мир и ислам оспаривали друг у друга роль мировой религии и обладали множеством общих традиций и верований, целей и стремлений, ни один из соперников не желал признать другого жизнеспособной альтернативой. Неприятие это выражалось разными способами, которые сами по себе явственно отражают глубинную схожесть двух вероисповеданий. Европейцы в самых разных уголках своего континента выказывали странное нежелание называть мусульман каким бы то ни было именем, подразумевающим религиозную принадлежность, предпочитая употреблять по отношению к ним этнические названия, что явно имело целью принизить статус и значение мусульман, сведя их до уровня локальных или даже племенных объединений. В разное время и в разных местах европейцы именовали мусульман то сарацинами, то маврами, то турками, то татарами, в зависимости от того, с какими из мусульманских народов они сталкивались. Слово «турок», обозначавшее жителя сильнейшего и главнейшего из мусульманских государств, стало даже синонимом слова «мусульманин», и обращение в ислам считалось «отуречиванием» независимо от того, где это событие происходило. Средневековые мусульманские авторы вели себя подобным же, вернее точно таким же образом, именуя своих христианских соперников то ромеями («римлянами», то есть византийцами), то славянами, то франками, в зависимости от того, где и когда они с ними сталкивались. Религиозные обозначения, если и применялись, были либо целиком отрицательными — paynim, кафиры или просто «неверные», — либо неточными и унизительными. Параллельными примерами таковых можно считать обычную христианскую практику называть мусульман магометанами и обычную мусульманскую практику называть христиан назареями — по-арабски насара, из Назарета. Однако же самым распространенным религиозным определением, которое и те, и другие употребляли по отношению друг к другу, было слово «неверный», и именно в таком взаимном оскорблении они и достигали глубочайшего взаимопонимания.

Эти взгляды и соответствующие установки предопределили первые сшибки между двумя религиями, хотя в дальнейшем под влиянием новых реалий они были в некоторых отношениях подтверждены, а в некоторых пересмотрены.

Поначалу казалось, что по всем признакам ислам должен восторжествовать, а Европа — склониться перед ним. Ислам едва ли не с рождения стал мировой империей и мировой цивилизацией, простершейся на три континента, населенной множеством самых разных рас и народов, вобравшей в себя центры древнейших цивилизаций Египта и Благодатного полумесяца, к которым вскоре добавились Иран и Северная Индия. Мусульмане унаследовали греческую философию и науку, которые Европе только через несколько веков предстояло открыть для себя, мудрость и государственное устройство Ирана, и даже многое из восточно-христианского и византийского наследия. В то время как Европа была зажата между исламом на юге, степью на востоке, океаном на западе и ледяными пустынями на севере, мир ислама поддерживал отношения, иногда выливавшиеся в военные действия, но часто вполне мирные, с богатейшими древними цивилизациями Индии и Китая. У одной из них мусульмане заимствовали позиционную десятичную систему обозначения чисел, у другой бумагу, что оказало огромное воздействие на точные и гуманитарные науки, а также на систему управления и деловую жизнь. К услугам исламского мира была разносторонняя богатая культура, обширные пространства, людские и материальные ресурсы, сложная и процветающая экономика. В нем существовала к тому же разветвленная и законопослушная городская культура, настолько непохожая на европейскую, что еще во времена Османской империи европейские путешественники восхищались Стамбулом, по которому не только знать, но и воины ходили без оружия. Исламская ойкумена была одним обществом, а какое-то время даже одним государственным образованием, объединенным верой и верностью и связанным сетью сухопутных и морских дорог, созданных как для торговли, так и для паломничества.

Объединению служил также общий язык и находившая в нем выражение культура. В арабском языке исламский мир обрел средство общения, равного которому в тогдашней Европе не было, — язык государства и торговли, науки и философии, религии и юриспруденции, с богатой и разносторонней литературой, столь же неповторимой, сколь и беспримерной по масштабу, разнообразию и изощренности. Замшелый греческий, исковерканная латынь и примитивные языки раннесредневековой Европы не могли предложить ничего хотя бы отдаленно сравнимого с этой роскошью.

Из соседних с исламом цивилизаций только христианская была в принципе — по убеждению, по самосознанию, по замыслу — всеобщей. Христианство не замыкалось в определенных границах, подобно религиям Индии и Китая, но стремилось обратить в свою веру все человечество. На деле, однако, христианский мир до начала великих географических открытий ограничивался пределами Европы. Исключения, конечно, были, но большого значения они не имели. Христиане под рукой мусульманских владык не имели собственной государственности и в любом случае принадлежали к иным церквам и культурам. Эфиопское царство, единственное христианское государство вне Европы, было отдаленным и малоизвестным. Христианство как цивилизация было столь же европейским, сколь конфуцианство китайским. То была религия региона, и притом не слишком большого. Все его население принадлежало к одной расе и состояло из небольшого числа родственных этнических групп, связанных общей культурой. Иными словами, это было что-то вроде индуистской Индии, но меньше и беднее.

По сравнению с исламом христианский мир был бедным, малым, отсталым и одноцветным. Расколотый на вечно ссорящиеся крохотные королевства, с церковью, разделенной расколом и ересью, с непрерывными склоками между Римом и Константинополем, он был ареной соперничества двух императоров, а какое-то время и двух пап. После потери под натиском мусульман христианских берегов Восточного и Южного Средиземноморья христианский мир оказался еще более локальным, ограниченным маленьким полуостровом на западной оконечности Азии, который и стал именоваться Европой. Какое-то время — надо сказать, очень долгое время — казалось, что ничто Не может помешать окончательной победе ислама и распространению мусульманской веры и власти на Европу.