Михаил Садовяну - Братья Ждер

• Название: Братья Ждер
• Автор: Михаил Садовяну
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).

В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

---

В крытом проходе раздался громкий зов Никулэеша Албу. Дверь распахнулась, и в комнату вбежал житничер с обнаженной саблей в руке. Во взгляде его сквозил испуг и растерянность. Уверившись, что его любимая, добытая с таким трудом, на месте, он решительно повернул обратно, зовя к себе служителей. Но сила, проникшая по дворец, была куда могущественнее его; она сметала всех, кто стоял на ее пути.

Первый служитель Симиона, появившийся на пороге княжеского покоя, получил от житничера могучий удар и упал навзничь. Остальные выставили копья и прикрылись щитами. Сначала в залу ворвались два воина, затем еще два. Они окружили боярина, приставив к его груди острия копий.

Ворничиха Ирина лежала без сознания на полу. Стоя в нише окна, княжна Марушка вздрагивала всем толом: она и плакала и смеялась, взгляд широко раскрытых глаз казался безумным.

Воины вытолкнули житничера, затем вывели на двор, залитый солнцем. Княжеские ратники захватили всю усадьбу. Слуги — мужчины и женщины — стояли на коленях в снегу.

Симион Ждер был еще на коне.

— Отпустите его, — крикнул он воинам. — Оставьте ему саблю, дайте коня.

— Зачем? — надменно выпрямился Никулэеш Албу, не понимая еще, что происходит. — Ага, это ты, постельничий Симион? Доброе дело надумал! Только знай, придется тебе держать ответ перед судьями его величества.

Постельничий гневно взглянул на него.

— Садись на коня. Велю тебе! — сказал он глухо и гневно.

Никулэеш Албу понял. Вскочив в седло, он оглянулся. Воины отошли от него, образовав широкий круг. Недалеко, на крыльце, стоял старик Мустя и неизвестно отчего улыбался ему.

Мгновенно приняв решение, Никулэеш Албу перекрестился и поцеловал оружие, которое держал в левой руке. Затем, перекинув саблю в правую руку и схватив узду, пришпорил коня и кинулся к воротам. Но копья воинов преградили ему путь. Тогда, круто повернув коня, подняв его на дыбы, он ринулся на постельничего. Сабля, которую он держал у левого плеча, резко взлетела слева направо. Симион Ждер отбил клинком удар, затем, изловчившись, коротким взмахом ранил житничера в шею и опрокинул его. Служители остановили коня. Постельничий соскочил на землю и склонился над павшим.

Никулэеш Албу повернулся на бок. Тонкая струйка крови стекала из угла рта.

— Постельничий Симион, — простонал он, переводя дыхание, — постельничий Симион, не отнимай у меня жизни. Я еще молод.

— Друг Никулэеш, — ответил Симион Ждер, — не волен я в твоей жизни. Тут решает сила побольше моей.

С этими словами постельничий выпрямился и подозвал к себе Ницэ Негоицэ, жилистого смуглого служителя с косыми глазами.

— Отсеки ему голову, — приказал он.

Ницэ Негоицэ отставил узду коня и, шагнув вперед, обнажил кинжал. Опустившись на одно колено, он вцепился рукой в волосы Никулэеша и, проткнув ему глотку, дал вылиться крови. Затем отсек голову, быстро засунул ее в торбу, ни на кого не глядя, отошел к своему коню и подвесил торбу к седлу.

Шум и волнение внезапно прекратились. Только бабы голосили в глубине двора. Старик Мустя прикрыл руками лицо и, отвернувшись, прижался лбом к стене.

Симион Ждер проник в дом. Дверь княжеской залы была отперта. Переступив порог, он увидел ворничиху Ирину, ничком лежавшую в обмороке на полу. Затем, подняв глаза, он отыскал в нише окна княжну Марушку. Она стояла, прижавшись спиной к решетке. Хотела крикнуть, но голос не слушался. Хотела спрыгнуть на пол — и не было сил. Постельничий шагнул к ней и обхватил руками. Она приникла к нему, обвилась, точно вьюнок. Платье ее сбилось, обнажая носки красных туфель.

Тут раздалось стенание ворничихи. Открыв глаза, она тщетно пыталась встать.

— Пресвятая богородица! Кто же поднимет меня? Не оставляйте меня здесь!

Постельничий удивленно оглянулся, не выпуская княжну из объятий. Трепетание ее груди, частое дыхание совсем лишали его рассудка.

— Кто это? — растерянно спросил он. Но тут же взял себя в руки и продолжал: — Матушка, коли хочешь выйти отсюда, поторопись. Медлить нельзя.

— Это ворничиха Ирина, — пояснила дочь боярина Яцко. — Мне она больше не нужна. Пусть остается с дворецким Мустей и толкует с ним сколько захочет. Он все равно ничего не слышит.

— Ахти мне! — возопила ворничиха, с трудом поднимаясь с пола. — Как ты можешь, душенька, бросать меня тут? Ведь я же служила тебе, охраняла, утешала!

Княжна рассмеялась тоненьким голоском.

— А если тебе Мустя не по вкусу, торопись. Так и быть, испрошу постельничего или государя найти тебе пятого мужа.

Вдруг она забилась, пытаясь вырваться из рук Симиона. Они были уже во дворе на виду у людей. Постельничий крепче прижал ее к себе и шагнул к саням Дэмиана, где сидела пани Теодора.

— Пусти, пусти меня, — стонала княжна Марушка, отталкивая ладонью его голову.

Симион бережно отстранял эту ладонь, робея перед девичьим гневом. Но когда он попытался передать ее в объятия пани Теодоры, Марушка внезапно прижалась к нему изо всех сил. Симиона словно огнем обожгло.

Ворничиха шла следом, неся шубу княжны и начатое рукоделье. В глазах ее сквозил ужас. Как она ни торопилась, а все же успела заметить тело убитого. Она заплакала, прижавшись лбом к стенке возка. Потом бессмысленно засмеялась, утирая слезы и помогая княжне усесться рядом с Теодорой. Купеческая вдова встретила Марушку как старую знакомую, обняла, приласкала. Но для княжны в этот миг не существовало ни мрака, ни смерти, ни опасности. Она сжимала тонкими пальцами тяжелую руку Симиона. А он не смел освободить руку, хотя должен был дать знак к отправлению. Он попытался освободить хотя бы один палец, но это оказалось невозможным. Сила, властвовавшая над ним, была могущественнее, чем он предполагал. И эта сила втянула его под полог саней.

— Скажи мне что-нибудь, — потребовала дочь Яцко.

Симион содрогнулся от изумления. Пришлось покориться и поцеловать девушку. Сначала он провалился в бездонный колодезь, затем взлетел в лазурь небес.

Санный поезд двинулся в путь. Симион вскочил в седло, следя за выходом воинов. Был второй час пополудни. Преподобный Амфилохие ехал в головных санях. На облучке рядом с возницей сидел смиренный заложник — Григорий Селезень. Дед Илья Одноглаз с оставшимися казаками, выехав из ворот, повернул в другую сторону, навстречу Миху-логофэту. Схватив боярина, они должны были поскакать вслед за поездом.

Дед Илья Алапин спросил только об одном: нужно ли привести логофэта живым.

— Логофэт находится под защитой государя, — ответил отец архимандрит. — В грамоте, которую я вручил тебе, сказано о клятве господаревой. Так что логофэта мы должны доставить невредимым. Боюсь, князь еще помилует старого злодея. А вот Никулэеш Албу погиб по глупости и молодости своей.

Все, что последовало затем, подтвердило дальновидность господаревых распоряжений. От Волчинца до рубежей Молдовы путь немалый. А слухи летят быстрее саней. Каштеляне и войсковые начальники, узнав о дерзком налете в самой сердцевине польских владений, торопливо сели на коней и погнались за поездом, спешившим к югу. Первые легкие отряды казаков настигли Симиона через два дня; завязались стычки, задержавшие поезд и стоившие немало жизней. Южнее Коломыи его догнали гусары пана Владислава Комаровского, королевского капитана, к которому в последнюю минуту присоединился и каштелян Тадеуш со своими мазурами. Симион тут же выстроил своих воинов и принял бой, чтобы дать возможность саням уйти вперед… Если бы к концу дня не показались конные полки гетмана Петру, спешившие ему на выручку, то вряд ли удалось бы Ждерам выйти из пределов королевства при всей их отваге, о которой говорят в народе и свидетельствуют легенды.

Гетман Петру отбросил ляшских конников и именем князя Штефана занял шестьдесят сел и восемь городов Покутья, бывшего некогда под рукой Александра-водэ Старого. В пределах этого края сани уже скользили безопасно, увозя невесомую добычу Симиона и куда более весомых вдовиц. Сюда же явился и дед Илья Алапин, но без логофэта. И здесь же на привале держали у костра совет конюший Маноле Ждер, староста Никифор и отец Никодим, инок святой обители Нямцу.

Солнце, склонившееся к западу, ослепительно сверкало. Еще накануне ветер потянул с юга, со стороны Молдовы. Сразу потеплело, и снег начал таять. По всем оврагам текли ручьи. Сидя у костра под горою Халм, недалеко от города Зэбрэуць, старики пили из баклажек горилку за здоровье преподобного Амфилохие, забрасывая его вопросами.

— Больше всего хотелось бы знать, — говорил конюший Маноле, — как будут вознаграждены верные слуги господаря?

— Несомненно, вознаградят их хорошо, — улыбнулся отец архимандрит.

— Я тоже так думаю. Поначалу сыграем свадьбу нашего сына-купца. Тут многое решает боярыня Илисафта. Потому-то и придется, воротившись в Тимиш, противопоставить ей всю силу нашего гнева — тогда она не осмелится дать волю языку. Но есть и другая свадьба, и решающее слово тут за государем. Как бы не вышло великой печали для другого нашего сына.