Михаил Садовяну - Братья Ждер

• Название: Братья Ждер
• Автор: Михаил Садовяну
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).

В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

---

— Пришли или не пришли секеи из Трансильвании?

Боярыня Илисафта поглядела на супруга с опаской.

Ионуц быстро соображал, к чему эти слова.

— Насколько я понял, — наконец произнес он, — подарок может порадовать господаря только в положенное время, а то ведь от зеленого яблока скулы сведет.

— Хм… — пробурчал старый конюший, продолжая укладывать за пояс и в сумку все необходимое.

Боярыня чуть было не перекрестилась. Как заговорят иной раз мужчины непонятно, хочется перекреститься. Так было и нынче утром.

— Снова разговор о каком-нибудь медведе? — нерешительно спросила она.

— Это не медведь, а единорог… — пробормотал конющий. — Но против него подымается лев.

— Господи боже, — прошептала боярыня Илисафта, поспешно плюнув через плечо. — Что ж это такое?

У нее еще оставалась последняя надежда:

— Ионуц, сыночек, перед тем как отправиться в Васлуй, ты заглянешь к нам?

Маленький Ждер пошел за лошадьми. Обернувшись у крыльца, он улыбнулся боярыне.

— Непременно, маманя. А пока суд да дело, батюшка объяснит тебе, что это за единорог и лев.

Старик удовлетворенно рассмеялся:

— Этот твой сынок, боярыня, один собьет с толпу трех армян, трех греков и трех папистов.

— Да хранит его бог! — прошептала Илисафта, украдкой перекрестив Ионуца.

Оба — старый и молодой — поехали садами, и боярыня долго следила за тем, как они медленно подымаются по тропинке к опушке далекого леса. Затем она вспомнила, что сегодня праздничный день и нет у нее никаких дел, поэтому было бы недурно кликнуть в опочивальню пану Киру с решетом и бобами. В голове у нее роились тревожные мысли, и ей хотелось услышать слова успокоения и утешения.

На холме, куда поднялись всадники, ветер, колебавший волнами высокую траву, чувствовался сильнее. Травы переливались яркими красками, взор ласкали пестревшие среди них цветы. Воздух был напоен теплым ароматом. Описывая широкие круги, высоко в небе парил черный орел. Долетев до леса, он трижды прокричал. Юноша, закинув голову, следил за ним. Старик, погруженный в раздумье, мерно покачивался в седле. Ионуц Ждер окидывал взглядом знакомые, родные места, — они были такие же, как всегда, и в то же время, казалось, что-то менялось в них с каждой новой весной. Он слышал и видел кукушку. Слышал, как где-то учился петь дрозд. Видел, как наискосок пролетела чета иволг. Узнал сойку и дятла. Различил двух белок, петлявших меж сучьев старого бука. И вдруг заметил на сухой ветке незнакомую птицу. Она была не больше вороны, но с серым оперением, и казалась одинокой и грустной, словно тщетно ожидала подругу. Когда всадники приблизились на расстояние полета стрелы, птица взлетела.

— Что это за птица? — спросил юноша.

— Какая птица? — очнулся старый конюший.

Птица исчезла в лесу, как призрак. Ионуц попытался описать ее, старик пожал плечами.

— Кто знает! Случается иногда, пролетают одинокие птицы. Быть может, затерялась в бурю, а теперь ищет дорогу домой.

— Мне показалось, что она ждет свою подругу, — продолжал, улыбаясь, юноша. — Матушка сказала бы, что это знаменье для меня.

— Может быть, Ионуц, это и есть знаменье; но если птица одинока, то этот знак мне больше по душе.

— Что мне сказать, батюшка? Матушка все твердит, будто ты хочешь, чтобы я поскорее женился.

— Так она тебе и сказала?

— Так и сказала.

— И ты ей поверил?

— Нет, батюшка, я знаю, чему верить и чему не верить.

Старик одобрительно кивнул головой:

— Вижу, что могу надеяться на тебя. По правде говоря, уж ежели боярыня Илисафта что-либо задумает, ничто не может стать ей помехой. Подобно тому как вода долбит камень, так долбит и боярыня Илисафта. Но пока она долбят, время идет. И тебе не надо забывать, что ты молод. Один отец, одна мать у человека, а баб на свете сколько угодно.

Младшему Ждеру захотелось развеселить старика.

— Да ведь матушке больше хочется иметь невестку для себя, нежели жену для меня.

— Вот именно, парень. Вижу я, что ты вошел в разум и начал больше понимать. Вот так и с Визиром. Сначала он был сосунком, потом стал стригуном, потом трехлетком, а теперь — конь в самой силе. Я считал тебя ребенком, теперь вижу, ты уже мужчина. А ей, человече, нужна невестка, чтобы судачить обо всем на свете!

Старик горделиво поднял голову и довольным взглядом окинул Ионуца, пытаясь разглядеть в этом юноше самого себя — каким он был в далекие молодые годы. Он вплотную подъехал к сыну, обнял его за плечи и прижал к себе, потом торопливо огляделся вокруг — не заметил ли кто этой слабости, столь редкой у старого конюшего. Но на них глядели только цветы, посылая им тысячи радостных взоров и тысячи улыбок.

— Послушай, Ионуц, — доверительно и ласково начал старик, — ты каждый день бываешь в доме Симиона и, надо полагать, заметил, какой там царит мир и покой. Поезжай и взгляни, как живут другие твои братья, которые поспешили исполнить желание боярыни Илисафты, но радости ей так и не доставили. Ибо хочет она, чтобы невестки были у нее в подчинении, так же, как все мы во власти господаря. Если ты желаешь услышать от меня совет, то скажу, не заглядывая в Месяцеслов дьячка Памфила, что жить в доме с бабой — тяжелое дело и тяжкая работа. На такого рода дело мужчина должен решиться смолоду, а позже на это идти труднее.

Ионуц молчал. Старик наблюдал за ним краешком глаза.

— Что ты на это скажешь, какие у тебя намерения?

— А что я могу сказать, батюшка? Я думаю, что в жизни человека лишь однажды бывает весна.

— Эхе! Если ты так говоришь, парень, если так эти дела понимаешь, то я окончательно убеждаюсь в том, что ты уже настоящий мужчина и что у тебя есть голова на плечах. Эх, где моя весна! Была она, да ушла навсегда!

Конюший Маноле устремил взгляд вдаль, в бесконечные степи, где виделись ему в волнах нагретого воздуха призрачные тени прошлого. Оттуда, из Нижней Молдовы, повеяло на него воспоминание о юношеской любви и бодрило его радостью даже теперь, в эту весну, когда все вокруг уже стало для него бесплодным и сухим.

Он еще раз прижал Ионуца к плечу. Потом тяжко вздохнул, словно отстранил растрогавшее его воспоминание, и снова с достоинством выпрямился в седле.

Ионуц подождал, пока он совсем успокоится.

— Батюшка, — произнес он тогда, — вот ты говоришь о боярине Илисафте, жалуешься и осуждаешь ее. Однако же для меня она была родной матерью: ведь все радости и ласку я познал от нее. Как же мне не быть ей благодарным. Отзываться о ней я могу только добрыми словами.

— Ты прав, парень, — вздохнул конюший. — Порою случается, что у молодых больше разума, чем у стариков.

— Разум этот, батюшка, от тебя же, как и сказано в «Александрии».

Сердце конюшего совсем смягчилось, ибо старик понял, что младший сын знает тайну, которую он хотел открыть лишь в свой смертный час. Нынче от детей ничего не скроешь. Старик хотел было в третий раз обнять Ионуца, но сдержался, как и подобает сильному мужчине, каким он себя еще считал.

Однако Ионуц понял его и на этот раз. Он нагнулся, поцеловал руку старика, которой тот упирался в бок, потом выпрямился и горделиво откинулся в седле. Они пустили лошадей рысью и некоторое время ехали молча.

— Батюшка, — сказал наконец Маленький Ждер, — прежде чем мы поднимемся к конному заводу и подъедем к дому Симиона, хочу сказать тебе, что я внимал всем твоим советам и наставлениям. Я бывал не раз во Львове, у Дэмиана, и убедился, что моя невестка сущая наседка, и Дэмиан под ее крылышком чувствует себя точно птенец. Она так его обихаживает, так о нем заботится, что просто диву даешься.

— Хм, — пробормотал старик Маноле, — видно, ей пришлось хлебнуть немало горя с первым мужем.

— Она говорит, что это неверно; своего первого супруга она оплакивала — это все видели. Хотя оно, пожалуй, и было так, как ты говоришь. А впрочем, возможно тут и другое: боится потерять и второго мужа, вот и дрожит над ним, как над сокровищем.

— Хо-хо! Я и раньше говорил Илисафте, что ты хитер, как купец на ярмарке. Этак ты и меня перехитришь.

— Этот товар, батюшка, я не продаю. Часто я видел и Кристю, и боярыню Кандакию. Она считает, что нет на свете молодца более пригожего и отважного, чем братец Кристя. Кристя же на солнце еще может очи поднять, а вот на Кандакию — нет. И уж коль скоро они так без меры счастливы друг другом, то это опасный пример. Ежели ему последовать, то мне еще до утренней зари надобно жениться. А у меня на это времени нет. Однако замечаю я, что недавно к конюшне проехали два всадника.

— Хм! — снова пробурчал старик. — Многое ты понимаешь и правильно обо всем судишь, мне по душе слова твои. Я также приметил свежие следы на тропинке. Но все ли ты понял? Старые конюшие умеют лучше молодых читать конские следы.