Анатолий Гладилин - Меня убил скотина Пелл

• Название: Меня убил скотина Пелл
• Автор: Анатолий Гладилин
• Издательство: Издательство "Олимп", Издательство АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-8195-0424-0 (Издательство "Олимп"), 5-17-0056326-6 (Издательство АСТ)

Роман известного русского писателя А. Гладилина «Меня убил скотина Пелл» о русской эмиграции третьей волны. Это горькое, правдивое, порой скандальное, автобиографическое повествование от лица человека, который эмигрировал из тоталитарного СССР в свободный мир. Однако благополучная жизнь в Париже оказалась для русских литераторов лишь иллюзией. Виктор Некрасов, Александр Галич, Василий Аксенов живут на страницах этой книги под своими именами, прототипы многих зашифрованных героев легко угадываются.

Возможно ли «прокрутить жизнь назад, перенестись в другую эпоху и совместить десять судеб в одной»?... Давайте попробуем.

«Так кого же я имею в виду? Увы, для нынешнего читателя это не секрет, а вот потомки пусть гадают и мучаются...»

А. Гладилин

---

Он простился со Штейном и с помощью гостиничной телефонистки из «Бель эпок» связался с Гамбургом. Пусть позвонят ему в номер в семь вечера, он передаст корреспонденцию о последних московских литературных новостях (самое важное из того, что рассказал ему Штейн). Когда он закончил читать корреспонденцию, трубку в гамбургской студии взял Леня Фридман. «Специально задержался, чтоб тебя послушать, очень интересный материал, спасибо за оперативность, через час пойдет в эфир».

Похвала от начальства всегда приятна, но Леня говорил из студии, на публику. Значит, у Фридмана свои соображения и планы…

Через час голос Говорова, посланный по кабелю в Испанию, поднятый оттуда мощной антенной на спутник связи, спустился на огромные российские просторы, в клубящуюся тьму ночной метели. Родная земля встретила плотной радиозаглушкой, коктейлем из грохота отбойных молотков и визга электропилы. Молодые лейтенанты, глядя на прыгающие синусоиды на экране, с азартом крутили ручки приборов, преследовали и перекрывали убегавшую радиоволну. Но у каждой глушилки был определенный радиус действия, образовывались мертвые зоны, и тогда голос Говорова прорывался сквозь скрежет и вой. И во многих домах еще горел свет, оконные стекла подрагивали от порывов ветра, и люди, приникнув к приемнику, слушали репортаж Говорова из далекой Вены — если слушали, а не пили водку и не смотрели по телику очередной матч по хоккею.

В это время сам Говоров стоял на узком тротуаре кривого переулка, напротив маленькой гостиницы «Турецкий медведь», и созерцал два окна на третьем этаже. Окна были плотно задраены шторами. Кто живет сейчас в этом номере? Неважно. Но именно в этом номере с тремя кроватями, шкафом и тумбочками (туалет и ванная в коридоре) прожил Говоров свой первый месяц в эмиграции. Что ж, Феликс Штейн начинает так же, как Говоров, правда, у Штейна кроме жены и дочери еще кот на иждивении, но ведь Денис в Вене был совсем крохотным! К великому счастью Говорова и Киры, в цивилизованном мире обходились без ежедневной стирки пеленок. Юра фон Роден объяснил Говорову, что в любом магазине продаются специальные штанишки для младенцев, «куши». Вообще Юра фон Роден дал много полезных советов плюс деньги за интервью. Говоров ахнул, когда Юра вытащил из кармана и протянул ему 350 немецких марок. Они вкалывали целый день, Юра заряжал новые кассеты и заставлял переделывать, обращаться опять к той же теме. Говоров тихо матерился, жалел потерянное время — но если бы он знал, что за это заплатят! Юру фон Родена, корреспондента Радио, прилетевшего из Гамбурга, Говоров встретил настороженно. В советских газетах писали, что Радио в Гамбурге — логово бывших нацистских преступников, и фамилия парня звучала подозрительно. «Откуда у вас такой хороший русский язык?» — спросил Говоров. «Мой отец преподает советскую литературу в университете, я с детства воспитывался русской культуре». «О’кей, — сказал Говоров,— поехали». Юра включил магнитофон. «Эмиграция для русского писателя — трагедия. Эмигрируя, мы попадаем не в другую страну, а на другую планету». Юра нажал на «стоп». А как же свобода, демократия?

Они долго спорили, и Говоров настоял, чтоб интервью с ним начиналось только так.

Давно уже Юра фон Роден не приезжает встречать эмигрантов. Его место занял Говоров. И не потому, что Юра плохой журналист, нет, он профессионал, ходячая энциклопедия, но его знания теоретические, книжные, а Говоров понимает своих собеседников с полуслова.

Говоров подумал, что не случайно его сегодня во всеуслышание хвалил Леня Фридман. Явно в пику Юре фон Родену. У них какие-то старые счеты, и, став главным, Леня, похоже, задвигает Юру в архивный отдел. Надеюсь, с Радио Юру не выкинут. Было бы глупо терять такого работника. Впрочем, из Гамбурга никого невозможно уволить.

…Как бы ни был занят Говоров в Вене, он всегда находил время подойти к «Турецкому медведю». Своего рода ностальгия, ритуал. Свой дом в Москве ему никогда не увидеть, так хотя бы побывать на месте, где началась его новая жизнь. Кира выходила из этой двери с коляской и гуляла с Дениской по переулку. Тут неподалеку небольшой супермаркет, который поразил Говорова изобилием продуктов, особенно колбас. Ну да, после Москвы. А когда он прилетел в Вену из Парижа и заглянул в этот магазинчик — фу, жалкая лавочка!

…Тогда в «Турецком медведе» кроме Говоровых жили еще несколько семей из России. В коридоре около их комнат витал аппетитный запах горячего борща. А Говоров мечтал вечером пить чай. Спуститься в кафе, заказать чай представлялось немыслимым кутежом (деньги у Говорова были, но мало ли что впереди? Он их берег для Парижа). Как и все эмигранты, Говоров прихватил из Союза кипятильник. Однако от сети работала только электробритва. Хозяин «Турецкого медведя» экономил электроэнергию. Хозяин иногда врывался в комнату Говоровых и с порога радостно выпаливал: «Здравствуй, товарищ, руки вверх!» На этом его запас русских слов иссякал. Говорова интриговала загадка борща, пока ему не объяснили, что народные умельцы отвинчивают крышку с розетки и подключают кипятильник прямо к проводам. Кира стыдила: «У всех горячий ужин, а мы едим всухомятку». Наконец Говоров решился… и вырубил электричество на трех соседних улицах.

…Вообще их венская жизнь оставила добрые воспоминания. Они как-то по-хорошему сблизились с Кирой (в Москве Кира чувствовала, что Говоров в первую очередь озабочен Аленой и Наташей), чуть ли не роман начался, как десять лет назад. Запоем читали эмигрантскую литературу и периодику. Верный своей привычке, Говоров пешком прочесывал Вену, по кварталам, легко ориентировался в городе. Между прочим, не раз проходил мимо «Регины», этот отель ему казался местом, где блаженствуют богачи…

Говоров вздохнул, бросил прощальный взгляд на зашторенное окно и поспешил в центр к Кёрнтнерштрассе — там по вечерам призывно и заманчиво сияли витрины магазинов, ресторанов и кафе.

Наверно, Феликс Штейн был бы несказанно удивлен и озадачен, если бы увидел, как Говоров, возвращаясь к «Регине», покупает в уличном киоске у турка горячие сосиски с булочкой и пакетик жареной картошки. А что делать, граждане? Почти все командировочные Говоров истратил на московских друзей и теперь мог себе позволить лишь такой импровизированный ужин, благо в шкафу была припрятана бутылка виски, приобретенная во фри-шопе парижского аэропорта.

* * *

Периодически в какой-нибудь советской газете появлялся фельетон про Радио с заголовком типа «Диверсанты за работой». Согласно фельетонисту, жители Гамбурга, простые немцы, с симпатией относящиеся к Советскому Союзу, диверсантов не любили и презрительно называли их павианами. «Павианы» — все сплошь предатели, отщепенцы или уголовники — в городе старались не показываться и прятались в мрачном здании Радио, огороженном от мира густой колючей проволокой. Фельетон сопровождала фотография: угол дома за проволочным забором. Как-то, будучи в Гамбурге, Говоров спросил: «Как делают такие фотографии? Монтаж?» Его повели на теннисный корт, расположенный по соседству. Действительно, если снимать Радио через ограждение теннисного корта, то картинка получалась впечатляющей.

Радио находилось в городском парке, где всегда было много праздношатающихся. Летом в обеденный перерыв пугливые «павианы» устраивали пикник прямо на травке. Здание никто не охранял, лишь в центральном подъезде стоял немецкий полицейский и лениво проверял пропуска. Но можно было беспрепятственно пройти на Радио через боковые двери, что Говоров неоднократно проделывал. «Когда-нибудь вам под окна подвезут грузовик с взрывчаткой, — предупреждал Говоров, — и никто не заметит». Очередной американский начальник озабоченно кивал тем предметом, который заменял ему голову. «Да, да, мы обсуждаем эту проблему с немцами». Обсуждение, если оно имело место быть, длилось годами, пока не взорвали чешскую редакцию. Только тогда соорудили забор — и фотоснимки Радио в советских газетах приобрели достоверность.

Голоса из публики:

— Кто взорвал?

Ну вот, откуда Говоров знает? Он же не полицейский детектив и участия в расследовании не принимал.

— А было расследование?

Разумеется. Только оно ни к чему не привело. Однако любопытно, что в советской прессе сразу радостно откликнулись на это событие. Одна газета даже сообщила подробности: радиодиверсанты не просто отравляют эфир своей клеветой, они еще в закрытых спецкомнатах варят какую-то подозрительную химию, и оттуда часто пахнет паленым. Дальше в своих предположениях газета не пошла, но проницательный читатель мог догадаться, дескать, радиодиверсанты сами себя взорвали.

— Значит, КГБ?

Говоров это не утверждает. Нет доказательств. Впоследствии на Радио распространилось мнение, что вообще произошла ошибка: мол, польскую разведку очень раздражали программы польской редакции в Гамбурге (в Польше уже действовала «Солидарность»), но ребята малость перепутали, не к той стене подложили бомбу. Как и в случае с «болгарскими зонтиками», предпочтительнее было думать, что все это художественная самодеятельность Софии, Праги, Варшавы, а Старший Брат в Москве ни о чем не ведает.