Сергей Петренко - Апрель. Книга вторая

• Название: Апрель. Книга вторая
• Автор: Сергей Петренко
• Жанр: Фэнтези

«Всё, что я могу сделать, когда наступает темнота — спрятаться там, в бесконечном солнечном дне, который снаружи кажется крохотной золотой искрой. При мысли, что она может однажды погаснуть, и мне её не найти — мой разум сжимается, цепенеет. Так не должно быть. Я сделаю всё, чтобы этого не случилось. Любою ценой».

---

А теперь главное и последнее, Ми. Чтобы мир внутри Кристалла продолжал существовать, его необходимо питать. Маги, проходя через Кристалл, оказываются лишь гостями. Кристаллу нужны те, чьим разумом, памятью он будет полон. Их должно быть много. Это должны быть создания, полные воли к жизни, воображения, света. Чем больше их будет, тем сильнее станет мир Кристалла. И однажды случится так, что найдётся избранный, Некто, кто, войдя в Кристалл, обретёт над ним полную власть — и обретёт власть над этим миром!

Дед замолчал. Он молчал долго. Его голос ещё гудел во мне так, как будто кто-то ударил в большой гонг.

— На Островах мы не можем этого добиться. Во-первых, если мы потребуем больше детей для Кристалла, люди просто взбунтуются. Во-вторых, народ Островов, давший нам магов Воды, Огня и Воздуха оказались неспособны дать того, единственного…

Наш Орден, Ми, Орден Хранителей решил предпринять эту экспедицию на материк, землю, о которой мы почти ничего не знали. Вернее — забыли. Землю, существовавшую только в легендах, потому что когда-то давным-давно мы посчитали нужным отстраниться. А тебе, Ми, выпала судьба стать главным Хранителем. Кристалл, чью суть или душу ты видел там, в Храме — выбрал тебя. Ты оказался самым восприимчивым и, одновременно, устойчивым.

И мне сделалось страшно. Я знал, что это — неизбежность. И в голосе моём не было протеста:

— Значит, мне нужно уйти туда, в Кристалл?

Дед неожиданно засмеялся. Я почти не знал его смеха — и замер, растерялся.

— Нет, Ми, не бойся. Ты — хороший Хранитель… точнее, будешь им. Ты будешь самым лучшим из Хранителей за много веков. Так полагаем мы, так определил Кристалл. Однако, от Хранителя не требуется уходить внутрь того мира. Мы надеемся на иное. Ты дашь начало другому существу. Тому, кто соединит мощь всех стихий. Тому, кто оседлает Дракона. Наезднику…

* * *

Уже начинался вечер. Он подступал медленно, таяло небо над редколесьем, в распадке между грядами холмов неподвижный воздух пах пряной октябрьской листвой, свежей сыростью, грибами, крепким грушевым взваром — а порою набегала волна миндального аромата — от старых яблоневых деревьев.

Уже, казалось, наступили сумерки, всё стало серым — и вдруг лес вспыхнул, засиял золотом. Светилась листва — на ветвях, на траве, медовая, рдяная, бордовая; светилась трава — ещё почти по-летнему свежая, налившаяся соком и зеленью от осенних дождей. Как за распахнутыми дверями залов-сокровищниц горели рубинами ветки калины, гнущиеся от тяжести гроздей.

Ивен сам не помнил, как шёл. Ноги ступали мягко. Он как будто плыл над травой, ветки раздвигались, тихо шурша коготками о куртку, прохладно, чуть влажно трогали разгорячённые щёки.

Гроздь калины закачалась у самого лица. Ивен вытянулся на носочках, расставив руки, взял губами несколько ягодок. В середине октября калина ещё не совсем поспела, самая вкусной она будет после первых морозов, когда горечь уже почти растворится в странном, чуть кисловатом вкусе — как будто сама память о лете. Уже совсем не летняя, ничего похожего в ней нет ни на душистую сладость земляники, ни на медовое, горячее дыхание июньских трав.

Ивен давно проглотил и кровяной сок, и кисловатую кожицу — а косточки всё держал на языке, посасывая. И всё касался ладонями то гладких, то шершавых, то обомшелых стволов — словно надеялся, что продолжится чудо, и деревья потеплеют, оживут, солнечный свет окажется по-настоящему горячим…

А на небе, опомнившись, захлопнули закатное окно. Лес в распадке погас. Стало почти темно. Ивен заторопился, зашагал, расталкивая глухие сумерки. Всего ничего времени прошло, косточки калины ещё кислили язык — а из оврагов надвигался туман, сделались ночными звуки, идти пришлось уже почти наугад.

Заблудиться Ивен не боялся. Хотелось выбраться из зарослей до темноты.

На самом краю заросших ивняком луков Ивен как будто толкнуло, как ветряной клубок в сумеречной тишине налетел, страхом обдало, погорячело в голове и упало к ногам — волки! Ивен видел только мелькнувшую тень — и она, может быть, померещилась. Почему подумал на волков, зачем бы им тут появиться, вблизи от людского жилья? Никто никогда их тут не видел, только лисы подбегают к самым дворам.

А кто ещё такой большой и быстрой тенью?..

Привиделось. Или бешеный. Но такой бы наверно напал.

А сердце всё колотилось. Ивен шагал и шагал.

Дома ждал его чужой. Человек, стоять к нему близко Ивен не мог — как будто начинали ныть зубы. И сделалось внутри пусто и тоскливо.

Отчим встал.

Я не должен был возвращаться, подумал Ивен. Солнце недаром так тянуло. Уйти бы сразу. Но я не знал.

— Долго шлялся, — сказал отчим. — Иди, собирайся, утром едешь с господином Оро.

Господин Оро закрыл и открыл глаза.

— Вещей брать не нужно, — бесцветно произнёс он. — Поедем быстро налегке.

Ивен едва не крикнул, что никуда не поедет. Успел сжать зубы. Только отчим, наверно, догадался.

— Иди. Не вздумай дурить.

В своей комнате Ивен первым делом выглянул из окна. Оно выходило в сад, мама нарочно так выбрала комнату… Но сейчас в трёх шагах от окна в саду расположился незнакомый человек, наверно, спутник Оро, в куртке из многослойной, прочной кожи, какие носили солдаты.

Знали, понял Ивен. А лошадь этого вонючего ублюдка потоптала все мои кусты…

Мама, зачем ты взяла к нам в дом этого урода?!

Так приказал король, мой Ивушка… Но ты потерпи совсем немного, я с ним договорюсь. Им ведь всего и нужно, чтобы род Сочинителей не прерывался. А ты один у меня оказался, Ивка моя…

А если не договоришься? Мам…

Тогда…

Она вдруг стала другой. Страшной. Ивен не боялся её даже такой — зато дух захватывало.

Тогда, Ивка, он умрёт.

Может, он подслушал? Нет, он точно был далеко. Он просто знал давно. Догадывался. Пока была жива мама, он был никем в этом доме. Временный муж для мамы, избранный королём.

Ивен знал, что у мамы всё должно было пройти хорошо. Врач, королевский, добрый и честный — Ивен видел его глаза до самого дна — сказал, что сестричка лежит идеально, а мама здорова. Он бы и не пытался соврать — королевскому врачу положено знать, что Сочинителям нельзя врать. Даже мама не утаивала от Ивен ничего и никогда.

Когда она умерла, королевский врач был с нею. Ивен знал, что врач не виноват. Если бы у Ивен были доказательства, что смерть подстроил отчим…

— Никаких ядов. Никаких повреждений, — тихо сказал врач. — Кровь просто не желала останавливаться. Так бывает. Я принимал тебя, и всё проходило хорошо. Но теперь…

Сестрица оказалась живой и здоровой. Через неделю её увезли в столицу — так распорядился король.

Если бы Ивен очень сильно захотел, он тоже мог бы уехать. Но в то время отчим казался бледной тенью, а Ивен знал, что человек, не принадлежавший роду Сочинителей, теперь, после смерти мамы, здесь должен подчиняться только ему, наследнику. Он передал с врачом письмо в королевскую канцелярию, чтобы там подтвердили его, Ивен, исключительные права на замок и землю.

Что он задумал? Он ведь знает, что если и со мною тоже что-нибудь случится, король не станет собирать доказательства — отчима просто казнят. Значит, моё наследство тут ни при чём.

Всё дело в этом человеке, Оро. Он не от короля. И он нашёл, что предложить отчиму — такое, что королевский гнев уже не имеет значения.

Из моего окна не убежать. Но есть комната мамы. То окно, наверно, тоже охраняют. А в маминой комнате за ковром есть дверка. Вряд ли мама сказала отчиму про эту дверь…

…— Мальчик наверняка попытается убежать, — сказал Оро. — Мы его напугали. Надо было всё рассказать.

— Он упрямый, как баран. Ему надо сказать, что вы — от короля, и дело с концом. Этот болван думает, будто я хочу присвоить его драгоценный замок, и ждёт письмо от канцлера.

— Солгать Сочинителю я, конечно, сумею. Но не хочу. В столице знают о его подозрениях?

— Нет, конечно. Его писульку я подменил нейтральной верноподданнической белибердой.

— Надо было мне раньше посмотреть на этого мальчика. Возможно, мы избежали бы интриг и жертв… А теперь он озлоблен. Но Ивен мне нравится. В нём особенная сила.

— Сила… Этот Ивен — просто баба. В свои двенадцать — всё нюхает цветочки и целуется с травкой. Даже верхом ездить толком не научился. О том, чтобы меч в руках держать, я и не говорю.

— А твоё раздражение происходит от страха перед ним, Сип.

— Ты…

— Сядь.

— Не знаю, чего вы там задумали… А только Ивен ваш… он даже не настоящий пацан, чтоб ты знал!

— Я-то знаю. — Оро странно и тяжело посмотрел на Сипа.

— Нечего дырявить меня глазами! Я ничего такого не делал…

— Очень на это надеюсь, Сип. Очень. Потому что мы умеем устраивать смерть человека такой страшной и долгой, какой даже ваши священники не в состоянии придумать.