Алексей Щербаков - Журналисты не отдыхают

• Название: Журналисты не отдыхают
• Автор: Алексей Щербаков
• Жанр: Альтернативная история

Циничный и беспринципный раздолбай-журналист оказывается в апреле 1917 года в Петрограде. Он не собирается спасать Россию. Но журналисты не отдыхают. Остается ввязаться в игру…

---

Вот я и собрался на Комендантских ипподром. Тоже было открытие. Я, разумеется, знал о знаменитом аэродроме, но вот об ипподроме не слыхал.[17]

А было интересно. Этот самый ипподром находился в районе, в котором я жил в своё время. До него пришлось долго ехать. Для начала — не трамвае за номером 23 до Приморского вокзала. Оказалось, что в эти времена в Сестрорецк ведет абсолютно своя частная линия, вообще не сообщающаяся с главной, которая Питер-Гельсинфорс. А другая ветка этой линии была на Озерки, где имелась и станция главной дороги. Нет, большевики правы! Такой бардак надо прекращать!

Но тем не менее, я поехал на поезде до станции «Скачки». Ипподром находился примерно посредине Коломяжского шоссе и улицы Матроса Железняка моего времени. Вход был там, где находится место последней дуэли Пушкина. Но там пока ещё не стояло памятника. Я-то эти места хорошо помню, мы школе тут бегали на занятиях по физкультуре.

Я обошел огромное задание ипподрома и уперся в конюшню, над которой висел плакат «Прокат лошадей». Возле неё находилось нечто вроде полосы для конкура.[18] А рядом стоял пожилой седой мужик с явно военной выправкой и усами, лишь чуть поменьше, чем у Буденного.

Я договорился о прокате на два часа — и мужик вывел мне гнедого коня. И тут снова пошла память моего тела. Я проверил подпругу, а потом взлетел в седло и поехал. Мой «реципиент» ездил классно. Кони вообще-то — сильно западлистские ребята. Они всадника пробуют на слабость. Хотят скинуть и так далее. С ними надо побороться. А вот этот подо мной шел ровно. А я разошелся, попробовал разные аллюры, а потом даже рискнул прыгнуть через один из барьеров.

Накатавшись, я сдал коня хозяину. Он спросил:

— Простите, господин, а где вы учились верховой езде? Я вижу, что вы не любитель. Но ваша посадка не похожа ни на кавалерийскую, ни на казацкую, ни на черкесскую. Уж я-то знаю, я вахмистр, я пятнадцать лет служил сверсхсрочником в драгунах.

А вот они, откуда эти усы. Буденный ведь тоже служил на сверхсрочной в драгунском полку. Мода, может, у них была такая?

— Так я в Америке, в Техасе был. Там и научился.

— То-то я вижу что-то знакомое… Буффало Билль. Видал я его в Питере…

— Давайте не будем говорить про эту мразь.[19]

— Ну не будем, так не будем. А ты мне, парень, нравишься. Из тебя выйдет хороший кавалерист.

В общем, я получил половинную скидку на использование коня вахмистра Щербины. Его мотивация понятна — когда ездит человек, который умеет нормально держаться в седле — это своего рода реклама.

А, что я ещё натворил? 20 апреля, строго по графику, разразился политический кризис. Кадет Милюков провякал, что Россия собирается продолжать войну. А оно было кому-то надо? Правильно — оно было никому ни на фиг не надо. Так что мы все вышли на улицу. Но у наших ребят, шедших под черным флагом, было моё ноу-хау. Дело в том, что анархисты, с которыми я связался, были, в общем, нормальными ребятами. Они не только говорили о политике. Кроме того, это была просто тусовка. Ребята сошлись вот на этом деле. А заодно они любили и попеть. Это в моё время поют только после очень большой выпивки. А в данное время хоровое пение было нормальным коллективным досугом. Кстати, я столкнулся тут с пластом культуры, о котором ранее совершенно не знал. С рабочими песнями. Почему-то даже при СССР их не исполняли. Возможно, потому что больно уж они были мрачные. Слушая эти песни, я окончательно расстался с иллюзиями про «Россию, которую мы потеряли». В людях накопилась такая ненависть… Я начал понимать, что стране ещё повезло, что победили большевики. Эти вот ребята готовы разнести всё до основанья.

А я тоже подсуетился — исполнил написанный через 10 лет «Гимн рабочего фронта».

И так, как ты рабочий,
Не верь, что поможет другой.
Свободу себе добудем в борьбе
Своею рабочей рукой.
Марш левой, два-три!
Марш левой два-три!
Встань в ряды, товарищ, к нам.
Ты войдешь в единый рабочий фронт,
Потому что рабочий ты сам.

Песня понравилась. Ещё бы она не понравилась, это одна из лучших в истории левых песен. И вот мы с этой песней вышли. А произведение-то немецкое. А у немцев, все общественно-политические песни маршевые. Ну, вот такая у них народная традиция, любят ребята помаршировать. Даже в моё время — группа «Рамштайн» — это маршевая музыка. Так что мы как-то начали идти в ногу. А потом эту песню подхватили в других колоннах. Мы исполняли её уж я не помню сколько раз. Нашелся и какой-то оркестр, который подключился. Так что громыхающие сапогами демонстранты выглядели серьезно. Я что-то такое читал, что Корнилов во время апрельского кризиса хотел стрелять в колонну рабочих. Но вот в ЭТУ он бы точно не посмел. И не стреляли.

Но ничего особенного не произошло. Прошли себе и прошли. Мало ли я и в своем времени бывал на демонстрациях.

После демонстрации ко мне подбежали какие-то с духовыми музыкальными инструментами.

— А вы не можете отдать нам ноты этой песни?

Нот я не знал. В школе учительница музыки пыталась нас им научить — но без особого успеха. Так что для меня эти значки являлись китайской грамотой.

Но они как-то разобрались без нот — и удались, играя великую песню рабочего движения.

Вообще-то эта жизнь мне очень нравилась. В своё время я ездил автостопом — и проехал весь СССР, от Львова до Владивостока. Так что я вроде как вернулся в свою юность. Ведь в чем главный принцип автостопа? Всегда иди вперед. А там что выйдет, то выйдет. Это и есть свобода. Вот и я снова ощущал себя как на трассе. Кого мне бояться, кого мне жалеть? Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там…

Придя на анархистскую тусовку, я обнаружил там очень мрачные настроения. Причина была вечной — финансы поют романс «а нас больше нет ни хрена». А при этом создавался какой-то проект по созданию общей анархисткой газеты. В общем, ребята были в мрачном настроении.

— Может, экс сделать? — подал кто-то голос.

— Петросовет против эксов, а против него не попрешь.

Тут я просто не мог молчать.

— Ребята, среди вас есть тот, кто может на своем предприятии поднять рабочих на забастовку?

— Я могу. — Отозвался белокурый крепыш Андрей.

— А что там у вас за дела?

— Так вроде выгодный заказ получили.

— Начинай мутить забастовку.

* * *

Управляющий заводом Николай Антонович Волобуев находился в очень раздраженном состоянии. Нет, ну вот что в самом деле происходит? Получен хороший заказ, за который уже взятку заплатили сто тысяч. А тут намечается забастовка. Если завод встанет, убытки будут просто чудовищными. И тут в дверь вошел странный, очень загорелый человек в черном костюме.

— Добрый день. Я представитель профсоюза «Индустриальные рабочие мира».[20] Мне ваши рабочие доверили представлять их интересы.

— Мы выставляем вот такие требования. Гость протянул бумагу.

Волобуев прочитал и схватился за голову. Рабочие требовали всего и сразу.

— Но вы ведь понимаете, что это невозможно.

— А вы вот это им объясните. Рискните. — усмехнулся гость.

Что-то в повадке визитера было не то. Он явно чего-то ждал.

Волобуев вздохнул и спросил:

— Сколько вы хотите?

— Пятьдесят тысяч. Наличными. И прямо сейчас.

* * *

Деньги я получил. Даже на пять тысяч больше. Лишнюю пятерку я без комплексов распихал себе по карманам. В конце концов, я не нанимался бороться за рабочее дело за бесплатно. Пятьдесят штук мы располовинили между местным профсоюзом и анархистами. Более всего я боялся, что у ребят сорвет крышу от таких денег. Но ничего, всё было нормально.

Тут различные встречи случаются

Скучно, господа. Ну, вот, вроде деньги есть. И работа имеется. По протекции Михаила я стал писать в «Петербургский листок», там мои статейки регулярно выходили. Но… Анархисты — это как-то не очень интересно. А дела-то раскручиваются веселые. Надо внедряться в большевики. Но вот просто так идти не очень хотелось. Набегаешься, пока считаешься салагой. А значит — надо как-то себя зарекомендовать… Есть одна мысль. Только надо с Михаилом поговорить.

Я притащился в особняк Кшесинской. Охрана тут была вообще никакая — я вот так просто проперся и никто меня не остановил. На втором этаже я встретил знакомого, Андрей его звали. Это был большевик, с которым мы встречались на заводах.

— Здорово! Что ты у нас тут делаешь?

— Есть дело. Против вашей партии задумана провокация. А мы ведь, в конце концов, одно дело делаем. С кем тут у вас можно по этому поводу поговорить?

Антон повел меня по дебрям особняка. Перед одной дверью он остановился.

— Погоди, я зайду и о тебе расскажу.

Он зашел к комнату и вскоре вышел.