Николай Губернаторов - Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

• Название: Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники
• Автор: Николай Губернаторов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-203-01934-7

В сборник вошли документы, воспоминания, дневники, которые ранее не публиковались по идеологическим, этическим и иным соображениям. Ветеран войны генерал КГБ Н. В. Губернаторов знакомит с архивными документами о борьбе военной контрразведки с германским абвером, об особой команде «Гемфурт», состоявшей из мальчишек, подготовленных для диверсий в тылу советских войск. Ни один из них не оказался предателем. О своей фронтовой юности вспоминает дочь полка Любовь Аветисян, в 14 лет ставшая связисткой; офицер В. Г. Пугаев рассказывает, как и за что его лишили звания и наград. Завершается сборник «Солдатским дневником» разведчика Г. Т. Лобаса. Книга проникнута пафосом патриотизма и верности Родине.

---

Сменная езда — езда нескольких десятков всадников, отличающаяся полной синхронностью, согласованностью при перемене аллюра, при перестроениях и изменении направлений езды.

Вольтижировка — выполнение комплекса гимнастических упражнений в строевом седле: стойка в седле, ножницы, соскок с коня и посадка, подхват предметов с земли, рубка лозы — все на полном скаку.

Конно-батарейная игра — вихревой выезд артиллерийской батареи или нескольких батарей, перестроение из походного порядка в боевой, не снижая скорости движения, занятие огневых позиций, готовность к открытию огня, беглый огонь. В батарее четыре расчета с орудиями. Каждый расчет — орудие, зарядный ящик, три пары коней, ездовой и шесть человек на конях.

Художественная езда — исполнение танцев на конях: вальс, падекатр, падеспань — одной-двумя парами. О конкур-иппике я уже упоминал.

Зрелище красивое, захватывающее.

Случались и накладки в этом зрелище: падение всадника во время джигитовки или вольтижировки, падение всадника и коня при выполнении конкура, попадание под колеса зарядного ящика или орудия во время конно-батарейного выезда. Бывало это крайне редко. Так нас насобачивали.

Впоследствии эта выучка многих из нас и подчиненных нам спасала от гибели.

* * *

Сдали государственные экзамены. Получили офицерское обмундирование, снаряжение. Ждем судьбы — приказа.

Подъем по тревоге. Торжественное построение в конференц-зале. Зачитывается приказ главкома артиллерии Красной Армии о присвоении каждому из нас звания лейтенанта или младшего лейтенанта в зависимости от того, по какому разряду окончил курс обучения. Зачитывается и приказ о назначении каждого в распоряжение командующего артиллерией такого-то фронта.

Каждый из названных шагает строевым шагом через всю длину конференц-зала по ковровой дорожке — от ковра, на котором построены выпускники, до ковра в противоположном конце зала. Там за столом — госкомиссия. Маршал Воронов вручает погоны и удостоверение, поздравляет. Поздравляет и начальник училища. Возвращение в строй тем же путем — маленькая фигурка новорожденного вышагивает свою офицерскую судьбу, начиная с ковровой дорожки этого огромного зала.

Скромный банкет в том же зале. Столы поставлены буквой «Т». За главным столом — начальник училища, его заместители: Шрейбер (барон), Волынский (князь), начальники циклов, кафедр, командиры обоих дивизионов. Ближе к головному столу — наши курсовые командиры батарей, взводов. Далее — мы, новоиспеченные, чистенькие, аккуратненькие, как из инкубатора. Надолго ли такие?.. И вообще — надолго ли?..

Сидим сплоченно, а расселись… по интересам — видно, кто с кем сдружился.

Подходит ко мне — статный, подтянутый — бывший командир бывшего нашего учебного взвода старший лейтенант Кремнев.

— Лейтенант Пугаев, — таким игривым баритончиком говорит, — вас просит к себе полковник Мартынов. — Двигай, Виля, — это уже театральным шепотком.

С сожалением покидаю свою компашку. Подхожу к головному столу, представляюсь.

— Садитесь, лейтенант, — приглашает Мартынов, — ну-с, поздравляю лейтенантом! Молодцом! Так к кому назначен? Так-с. Прекрасно. Генерал Казаков — славный начальник… О-о, и в казачью часть… Прекрасно. Ну-с… давайте выпьем, лейтенант, за солдатскую находчивость. И за вашу счастливую боевую судьбу.

Посмотрел так знакомо, пристально. Все-то он, старик, помнит, ничего не забыл — никаких наших «антраша», никаких сцен в конюшне.

На передовой

Август 1944 года

Значительная часть моих однокашников была направлена в конно-механизированную армейскую группу генерала И. А. Плиева.

Группа формировалась в районе города Фалешты в Молдавии в составе двух кавалерийских и одного механизированного корпусов и должна была действовать в полосе наступления 2-го Украинского фронта.

Миша Абаев попал в 6-й кавалерийский корпус. Вася Дорошенко и я — в 4-й гвардейский кубаноказачий корпус, только что переброшенный из Польши. Остальные растворились в этой группе, кто куда — не помню.

Незадолго до завершения Ясско-Кишиневской наступательной операции принял я командование противотанковой батареей 36-го полка 10-й гвардейской Кубанской казачьей дивизии. Само это назначение меня изрядно ошеломило. Готовился принимать взвод управления батареи или огневой взвод, а тут выяснилось, что в батарее не оказалось ни одного офицера. В только что минувших боях на 2-м Белорусском в Польше дивизия, полк, батарея понесли большие потери.

* * *

Представившись командиру полка, приняв батарею, так сказать, «по наличию», тут же в штабе полка получил приказ поддерживать 2-й эскадрон, которым командовал старший лейтенант Карданов.

Нашел эскадрон, занимавший исходные позиции в первом эшелоне полка. КПП Карданов выбрал на верхнем этаже двухэтажного домика с разрушенной крышей, бывшей конторе бывшего совхоза (судя по карте).

Под остатком ската крыши расположился со стереотрубой наблюдатель. Сам командир эскадрона в кубанке, черкеске, сапогах, при маузере и сабле возлежал на никелированной кровати, покрытой двумя-тремя перинами. Над головой его к стене был подвешен… клистирный сосуд со шлангом. Щелкнув каблуками, вытянувшись «смирно», как учили в ЛАУ, я доложил ему, что прибыл для поддержки.

— А… новай антыллирист к нам прибыл… савсем новай! — чуть приподнявшись, сменив позу на «полулежа», зычно отреагировал Карданов. — Ахмэд! Карту мнэ! Иди ка мнэ, дарагой, смотри: ют так — он, а вот так — мы распалагаемся. Паласа наступления эскадрона — вот и вот, — указал спичкой разграничительные линии полосы, огневые средства немцев, танкоопасное направление. — Атака — четыре-нол-нол. Вапросы? Нэт? Добрэ. Будэм ваэват вмэстэ.

Вскочил с кровати, пружинисто прошелся. Сдвинул кубанку на затылок.

— Нэ ваивал эсчо?..

— Воевал. В воздухе, товарищ старший лейтенант.

— Вай! Лотшик бил?! Харашо. Тэпер литай — паспивай за эскадроном. Паспеишь, вавремя из пушек врэжышь — джыгыт будэш!.. Ахмэд, давай крэстыт будэм антыллириста. Парадык такой, — пояснил мне серьезно.

Ахмед — коновод, как я понял, — нацедил из краника клистирного прибора в три кружки.

— Миня звать Айзик. А тэбя?.. Ага… красивый имя. Будь здоров, Вы… Выля! Так? Будь здоров!

Чтоб показать, что я — бывалый, хлопнул всю кружку… этой гадости. Впервые в жизни. И… «аверкиль», как говорят флотские. Очень скоро меня сморило, развезло. Карданов дал мне поспать пару часов.

В полночь, сопровождаемый Ахмедом, я был на КПП батареи.

* * *

В первом бою батареи под моим командованием я изрядно оконфузился. Стыдно вспоминать.

Первая в моей жизни танковая атака…

Группа тяжелых «тигров», 8–9 машин, фронтально атаковала боевые порядки полка. Начало атаки воспринял я совершенно спокойно: ничего особенного — идут, грохочут, открыв огонь с ходу с большой дистанции. А пушки мои — в земле до стволов и замаскированы. Как на полигоне. А меня учили: подпускай на 500–600 м и открывай огонь. Хорошо учили: на полигоне я их щелкал как орехи, на «отлично». Правда, то были макеты из досок. И они, макеты, не стреляли.

Все в порядке. Подпустил, подал команду отработанным голосом, мужественно. Трассирующий след первого снаряда прочертился прямо к ведущему «тигру». Взрыв почти закрыл лобовую часть танка.

А он… продолжает идти. Второй снаряд — прямо в лобовую броню! Тут же третий и четвертый с интервалами в секунды — прямые попадания еще в две машины. И донеслись какие-то завывающие звуки… трассы показали рикошетирование вверх вбок.

А танки, набирая скорость, с грохотом приближались. Срывая голос, в отчаянии подаю очередную команду… Когда вижу очередные рикошеты, отчаяние, животный ужас охватывает меня! Я же бессилен против этих чудовищ!!! Приткнулся головой к брустверу, обхватил каску руками… Что-то вопил… Кажется: «Мама!.. Мама!» и «Боже ж ты мой!», наверное.

Атака была отбита. И батарейцы мои вели себя молодцом, и, главное, сосед слева (такая же батарея иптаб) сумел поджечь два или три танка, прошив им бортовую броню, перебив ходовую часть. Остальные развернулись вспять.

Эта атака снилась мне потом долгие годы.

* * *

Батарея, на мое счастье, понесла минимальные потери: четверо получили легкие ранения, у одного орудия было повреждено колесо. Сержанту и троим солдатам оказали помощь в санэскадроне.

Командиры взводов и орудийных расчетов, пушкари вели себя достойно. И здесь я впервые познал, насколько добра, широка душа русского солдата. Сколько природного такта в характере простого человека от сохи, от станка. Никто никогда впоследствии не упрекнул меня, даже намеком, моим позорищем! Даже зэки из 2-го огневого взвода.