(Алексрома) Ромаданов - маргаритА и мастеР

• Название: маргаритА и мастеР
• Автор: (Алексрома) Ромаданов
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Что вы, Мишечка! Я педиатр, детишек врачую, Айболит недорезаный. А вообще в детстве мечтал быть гинекологом. Но потом подумал, видеть все ваши женские прелести каждый день, сказал дедок и кивнул на Анну-Маргариту-Зиночку, - так ведь и в импотенты не долго попасть, а вот прожив жизнь, я так и не нашел той одной единственной, так что иной раз жалею, хоть бы насмотрелся, - мечтательно произнес старик.

- А как вы мою грудь оцениваете? - странным образом заинтересовалась Анна.

Я поневоле задумался над природой женского организма: почему я уже едва сижу, а эта свеженькая, как после курорта, еще и щебечет со старичком, будто ей он интересен безумно.

- Эх, без детального, кропотливого анализа, да еще при вашем кавалере, простите покорнейше, не могу!

- А давайте выйдем, у вас же тут хоромы, как бы не заблудиться, - предложила Анна.

- Отчего же, давайте, - резво согласился Айболит, - ваш муж не против будет?

- Не против, не против, - засобиралась Анна.

Я к тому моменту настолько осовел, что был не против всего, против чего можно было бы быть против.

Старик и Анна вышли, шушукаясь, плотно притворив за собой дверь. Я посидел минут десять в тягучем раздумьи о корреляции женских грудей с международной напряженностью, меланхолично похлебывая водку и запивая ее чаем. Потом мне все враз осточертело, я рывком встал и открыл настежь дверь. Прошел из одной комнаты в другую, затем в третью (удивительно, сколько комнат у этого "недорезаного Айболита", не иначе, Бармалея из коммунальной квартиры выселил на 101-й километр), заглянул в ванную, туалет, кухню, кладовку... Везде стояла звенящая тишина.

"Странно, - подумал я, - Ох, как странно..." Внезапно на меня навалился страх. Я почувствовал себя жутко одиноким и незащищенным. Один, в пустой квартире... Это было глупо, но мне было страшно, как в детстве, когда кажется, что в темном углу таится серый волк. Звать на помощь... Я попытался закричать, но голосовые связки в последний момент тоже струсили, и из горла вырвался лишь слабый звук, будто ягненок жалобно проблеял: "ме-е-е..."

Неожиданно прямо передо мной в стене открылась потайная дверь и из нее вышел в коридор профессор в зеленом хирургическом халате и в резиновых перчатках. Вид у него теперь был очень деловой и важный. Глаза его играли тусклым оловянным блеском. При виде его я обрадовался, что не одинок в этом кошмарном месте.

- Ну что, готовы? - энергично спросил он меня. Заходите, будете мне ассистировать.

Я послушно зашел в его лабораторию и увидел при ярком свете огромной лампы под потолком металлический стол посреди комнаты. На столе лежала, привязанная ремнями, обнаженная Анна. Рот ее был заклеен широким пластырем. Кажется, она плакала: ее глаза были красными и влажными, - но я не почувствовал к ней жалости, скорее, пренебрежительное отвращение, впрочем, не очень сильное.

- Обожаю послушных людей, - потрепал меня по щеке профессор. - Как вы себя чувствуете?

- Уже хорошо, - приободрился я.

- Блаженны нищие духом! - возгласил профессор. - Все наши болезни, физические и душевные - от стрессов, а стрессы, как известно... от чего?

- От переживаний, - с готовностью подсказал я.

- Молодчинка! - потрепал профессор мои вихры. Американцы это давно уже поняли, поэтому они и не болеют. У меня вот двоюродная сестра в Балтиморе: у нее муж совсем состарился, дряхлый такой старикашка стал (он ее на тринадцать лет старше), ворчал целый день, все жаловался не по делу. Так она его в дом престарелых сдала, и ей спокойней, и ему там среди подобных веселее. А сама попугайчика завела, назвала Джорджем, как мужа. И очень прекрасно себя чувствует. Приходит домой: "Honey, I'm home!" - а Жоржик ей в ответ: "Hello, sweet-heart!" Главное не горевать, не переживать и не убиваться, тогда жить будете долго и припеваюче, верьте мне, я старше, а значит мудрей.

- Чем я могу помочь вам? - с готовностью спросил я, проникаясь все большей любовью к этому доброму и мудрому человеку.

- Видите ли, - доверительно сказал он, - я всегда был гуманистом, но в наш жестокий демократический век невозможно оставаться простофилей, как при коммунизме. Как это ни прескорбно, человеческая жизнь потеряла свою абсолютную ценность, а взамен приобрела цену, сопоставимую с ценой продуктов питания или средств передвижения. Поэтому и убийств сейчас так много. Людей, знаете ли, стали убивать из-за квартир, из-за машин, из-за турпутевки... А что делать? Сопротивляться нашему жестокому времени? И бесполезно, и вредно для организма. Но я открыл способ, как сохранить человеку жизнь, утилизировав его тело. Хотите знать?

- Конечно, мне ли не хотеть, - робко ответил я.

- Вы знаете, почему обесценилась человеческая жизнь? Потому что человека нельзя продать! Те народы, у которых есть рабство, очень даже ценят людей. Они знают людям цену. А у нас, у русских? "Грош тебе цена!" - вот наше с вами расхожее выражение. А тем временем, собак на рынке покупают по безумно дорогим ценам. Улавливаете?

- Готов признаться, что не улавливаю, - сознался я.

- Ну вот посмотрите на эту женщину, - кивнул он на Анну. - Какой с нее прок, кроме удовлетворения низменных потребностей? Работать она вряд ли умеет, домашним хозяйством наверняка заниматься не хочет, а внимания к себе требует как царствующая особа, не иначе. А вот представьте, не лучше ли было ей самой и окружающим, если бы она была, скажем, гончей борзой? Да и ей самой это бы наверняка больше нравилось: погоня, азарт, ощущение скорой добычи... Что может сравниться с этим в ее настоящей жизни? Серые семейные будни? Пьяные дискотеки? Охота за обновками по магазинам? Теперь понимаете?

- Не до конца, - вздохнул я.

- Ладно, не буду вас мучить философией, - пожалел меня профессор. - Я изобрел способ, как превращать людей в собак. С последующей продажей в надежные руки: мне все же не безразлична судьба моих пациентов. Технические детали вам знать не обязательно, но суть заключается в воздействии на подгрудную железу. Вы готовы мне помогать?

- Конечно, док, - с радостью ответил я.

- Тогда подайте мне шприц - он как раз прокипятился и остыл, пока я развлекал вас разговорами.

Я подал профессору шприц из железного корытца, и он втянул в него жидкость из небольшой баночки.

- Маленький обезболивающий укольчик, - он вонзил шприц в левую грудь Анны - она только слабо дернулась. - Теперь возьмите со столика скальпель и подайте мне, - сказал профессор. - Нет, не этот, тот, что побольше.

Я взял со стола скальпель: отблеск его зеркального лезвия резанул мне по глазам, и тут вдруг произошло неожиданное... Я остро почувствовал, как кровь ударила мне в голову, и у меня зачесались руки. И вновь, как в коридоре, я ощутил безысходность, но теперь это чувство толкало меня на действия, заставляя искать выход из тупика.

- Давайте, давайте, - поторопил меня профессор.

- На! - резко обернувшись, я отрывистым движением руки воткнул скальпель в печень профессора. (Где у человека подгрудная железа, я не знаю, но где почки и печень я знал еще с детского сада - там такая шутка была: "Удар по почкам заменяет кружку морса!").

- Маму зачем? - удивился профессор бессмысленной фразой, недоуменно разглядывая торчащую из халата ручку скальпеля.

Он сразу и теперь уже бесповоротно стал жалким скорбным стариком, каким и был, когда открыл нам дверь. Из-под его штанины закапали на ботинки крупные капли крови. Мне стало его даже немного жаль, и я сказал:

- Козлина ты профессорская, дозу надо было правильно рассчитывать!

Он упал. Похоже, он был теперь совсем не жилец, и я потерял к нему всякий интерес. Взяв другой скальпель, я перерезал ремни и освободил Анну.

- Какой же ты гад! - закричала она, разлепив себе рот.

- Конечно, гад, - согласился я, - он же мне в чай какой-то гадости подсыпал. Хорошо, водка частично нейтрализовала... Я из-за тебя сегодня знаешь, сколько трупов наделал? По всем законам за такие подвиги "вышак" полагается! У тебя дружки - один другого краше. Этот, похоже, жену свою уже в виде Шарика загнал.

- Нет, что ты! Он мне ее фото показал, перед тем как. Она метанием молота занималась, из нее такой волкодав вышел бы, что остались бы от профессора рожки да ножки.

- Рожки, это ты славно подметила, а зачем ты ему сиськи свои подсовывала, ведь не он же тебя сюда тащил, а ты его?

- А веришь ли, у меня как начали чай пить, всплыла из памяти картинка, что меня здесь кто-то хватал за грудь.

- Ну, этот кто-то наверно сейчас хвостиком виляет, попытался пошутить я.

- Возможно, - с хрипотцой в голосе произнесла Анна К. и, закрыв глаза, затихла.

11. Бонни и Клайд

Я сидел и глядел в одну точку уже с пол-часа, не меньше. Точка была достойная - пупок обнаженной молодой почти незнакомой мне женщины. Я детально, насколько это было возможно, восстановил все события прошедшего дня и ночи. От этого они не стали реальней. Все выглядело сплошным абсурдом, чертовщиной и безумством. Ничто не поддавалось осмыслению. Складывалось ощущение, что нормальные люди уже давно исчезли с Земли, и меня окружают беглецы из чудом уцелевших дурдомов.