Любовь Романчук - Безмерно счастье, или Беспорядочное блуждание одной отдаленной души в поле действия мирового вектора зла

• Название: Безмерно счастье, или Беспорядочное блуждание одной отдаленной души в поле действия мирового вектора зла
• Автор: Любовь Романчук
• Жанр: Научная Фантастика

---

В небе, натянутом за окном, исчезает бесследно дым, вызревающий в комнате, в морозном воздухе он держится дольше, клубами перекатываясь по замерзшей отвердевшей лазури; привнесенные им с собой частицы влаги тут же замерзают, постепенно превращаются в иней, белой кисеей медленно опадающий на землю. И низкие длинные лучи солнца, отражаясь от него, распадаются кратковременно маленькой цветистой радугой, сопровождающей каждое дымное облачно. Некоторые из сполохов достигают чердачного окна, за которым живет сбежавшая от родителей девочка по имени Лера (кажется, из-за того, что ей запрещали ходить в штанах). Она живет там уже несколько месяцев с одним странного вида мужиком, в то время как ее совершенно напрасно разыскивает по всему городу милиция. Андрей никому не сообщает об этом, зачем вмешиваться в чужую жизнь? Иногда он видит, как Лера вылезает через узкое окошко на крышу и садится на скат, поджав под себя худые длинные ноги. Она сидит долго, очень одинокая и печальная в своем детском одиночестве. Каждый месяц на глазах меняя свой облик. И именно здесь совершая стадию полового созревания, превращаясь из подростка в женщину, которую, возможно, не признают уже и родители. Зимой они согреваются теплом дымоходов, проходящих через чердак. Невидимые потоки теплого воздуха, окутывающие их выходы, постоянно колеблясь и дрожа, искажают, преломляют дальнюю панораму.

Помечтав на крыше, Лера осторожно заползает внутрь, штаны уже едва достают ей до щиколоток, и Андрей напоминает себе, что обещал подобрать ей какую-нибудь одежду. Платья Лера не признает, никакие. Находясь как бы в промежуточной стадии. Когда особенно усиливается протест. Иногда, увидев, что свет в его окошке зажегся не поздно, она приходит к нему послушать музыку, и они долго болтают о разных пустяках. Лера показывает новые синяки и никогда не поясняет, откуда они. Молча покажет и так же молча затянется сигаретой. Андрей догадывается, что таким способом, возможно, ее жилец пытается ускорить ее затянувшееся половое созревание, чтобы вступить наконец в свои мужские права. Но природа оберегает Леру, и созревание длится неимоверно долго, бесконечно. Спустившись с лестницы с оттягивающей плечо сумкой, Андрей заметил в окошке с любопытством глядящее в мир Лерино полудетское лицо. Приветливо махнул ей рукой, и лицо испуганно исчезло. Что поделаешь, днем ей нужно хорониться. Переполненный превратностями чужих жизней, Андрей вступил в нетронутый еще никем снег и почувствовал, как в узком горлышке холодящего грудь сосуда зашевелились, поползли вверх, щекоча его, чьи-то образы, мысли, желания. "Я пытаюсь выплыть против течения", - догадался Андрей причине их смятения. Он шмякнул рукой по щекочущему кожу крохотному сосуду и, засунув руки в карманы, передвинув тяжелую сумку себе на спину, быстро дошел до нужного места.

До того места, где, стоя в продуваемой ветрами подворотне, он ощутил на плече чье-то тяжелое ледяное прикосновение. И, словно примороженный им к земле, не шелохнулся, когда открылась входная дверь дома и, запахивая на ходу пушистый белый полушубок, из него вышла женщина и, нервно взметывая фирменными сапожками снежную невесомую пыль, быстро пошла вдоль линии фасадов. Одна! В темноту! Из своего дома! Стряхивая с себя оцепенение, подхватив сумку, Андрей запоздало подхватился за ней, пересек освещенное фонарями пространство и, с трудом волоча свою ношу, напряженно высматривая белый силуэт сквозь едкую темень, поплелся следом. С сумкой женщины было ему уже не догнать, он только видел, как периодически в желтых кругах оброненного с фонарей света возникает ее одинокая фигура, он жадно глотает, всасывает ее глазами, стремясь в эти краткие мгновения ухватить, облечь в понятные формы какое-то неясное ему томление, вызванное то ли обидой, усталостью, раздражением, то ли чем-то еще, но не успевает, женщина вновь ныряет в темноту, и он плетется следом бездумно и потеряно до следующего светового всплеска. Потом, в одном из промежутков слышит гул заводимого мотора, печальными, потухающими в бесконечности глазами мелькают перед ним две красные фары, и он обессилено опускает аппаратуру в снег, отдаваясь во власть усталости и сомнению. Машина так далеко от дома? Зачем? Кто она, мнимая женоненавистница, сделавшая его вором против желания? Отказавшая показать себя и увидеть его? Канувшая в темноту легким призраком. Из боязни быть узнанной им? Из страха оказаться в его власти?

Зачерпнув пригоршней снег, Андрей отправил в рот несколько порций. Снег был безвкусным и пресным. Лишенным во рту скрипучести и рассыпчатости. "К черту!", - подумал Андрей, еще ощущая на себе неизвестное ледяное прикосновение, причину которого не решился определить. К черту!

* * * "В подъезде пахло мышами. Лестница была свежевымыта, и по ней, в высыхающих местах, тянулись разводы стирального порошка. Клеенчатая, намеренно скрывающая богатство дверь. Белая кнопка звонка как горловина пупа, связующего утробу квартиры с наружным несовершенным и жестким миром. И в этот пуп Андрей засовывает палец и нажимает, слыша в ответ мягкую и мелодичную музыку. Какой-то тип, с полотенцем через шею, пуча на него глаза, удивленно спрашивает: - Вам кого? - Мне женщину, - поясняет Андрей. - Какую женщину? - Которая тут живет. Мы с ней позавчера имели некоторую беседу. Случайно. Надо бы договорить. - Не наговорились, значит, - улыбнулся мужчина, пропуская Андрея внутрь. Ты заходи, я сейчас позову ее, она у соседки. А о чем, собственно, вы беседовали тут? - Я тогда пошутил, я все принес, - сказал Андрей. - Это хорошо, - ответил мужчина очень спокойно. - Лена так и думала. Ну, я мигом. Он шмыгнул за дверь, а Андрей погрузился в ароматы домашнего тепла, кухни, дезодорантов, занимающих в ванной целую полку. Уют окутал, втянул его в себя, и, рухнув в кресло, не думая совершенно ни о чем, Андрей обмяк. И резким окриком был поднят на ноги. - Вот этот? Сам, говоришь, пришел? Тянет, значит, на место преступления? Это нам знакомо. Особенно, между прочим, развито у дилетантов, - рослый лейтенант, стоя над ним, с удивлением глядел на него, как на редкого ископаемого. На нем был милицейский полушубок, кирзовые сапоги и огромные кожаные рукавицы. Рукавицы он вскоре снял и, обнажив голову, слегка подмигнул Андрею. - Ну что, попишем маленько? - Где Лена? - сипло пробормотал Андрей. - Лена? - удивился милиционер. - Тут еще и Лена была? Целая шайка, значит? Запишем и про Лену, не переживай. Андрей еще ничего не понимал. Мысли никак не созревали в его голове, он тронул ногой сумку, пытаясь отодвинуть ее подальше от себя, куда-нибудь под кресло, но лейтенант насмешливо погрозил ему пальцем. - Сиди, где сидишь, - предупредил он его. - Не обременяй дополнительной работой. И так целый день из-за вас набегаешься, ноги отваливаются. - О, да это старый знакомый, - обрадовался Андрею входящий в комнату участковый с сержантом. - Год назад, прикинь, на него сам тесть подал за тунеядство и спекуляцию, а также за растление своей дочери. Так он с женой развелся, а работать - не стал. Во характер! Так где жена твоя сейчас, тунеядец? Андрей сидел, вжавшись в кресло, как в пульт космического корабля. "Сейчас нажму кнопку, - думал отрешенно, - и меня выплюнет в пространство. Воздух будет плотным, почти твердым, и если я не расшибусь об него, если смогу протолкнуть сквозь себя, высажусь на своей планете, где разум вытеснил инстинкты, и начну все сначала". Участковый, нагнувшись, открывал его сумку. - Ничего не понимаю, - удивился он. - Тут все на месте. Акт добровольной сдачи будем оформлять? - Зачем? - прогудел лейтенант. - Он же не добровольно, он к сообщнице своей вострил лыжи. Да с перепою, видать, не туда забрел, ноги занесли. - А мы организовали поимку, - сообразил участковый, - с засадой. - Конечно, - подтвердил лейтенант, поддувая себе в усы, - ты его на лестнице валил, а он тебе под дых заехал. Ведь болит? - Еще как, - скорчился участковый. - Ну, гад! Он замахнулся на Андрея, но лейтенант остановил его. - А тогда уж и я подоспел, к стенке его прижал, сумку из рук вышиб. И вот гляди, что из кармана извлек, - лейтенант порылся за пазухой и вынул блестящий пятипалый кастет, - помнишь? - Конечно. Там что-то еще, кажется, было. - Хватит и этого, - остановил его лейтенант, - и так прилично накрутит. Одна кража тысяч на сто чего стоит! Тертый жучок, словом. - А с месяц назад, - вспомнил участковый, - ювелирный грабанули, так, может... Лейтенант, подняв глаза от бумаги, долгим взглядом смерил Андрееву застывшую в кресле фигуру. - С этим подождем, - сделал вывод из своего осмотра. - Пускай за это отпашет. Иди сюда, - позвал он Андрея, - подмахни вот тут. - Не буду, - отказался Андрей от подписи. - Как хотите. - А мы хотим, - уверил его лейтенант, скрипнув стулом, - как тогда? - А никак. - А никак - так дурак, - рассмеялся лейтенант. - Давай подмахивай, пока я добрый. А то ведь и поболе можно накрутить. - А откуда столько тысяч-то? - спохватился вдруг Андрей. - Даже по самой базарной цене не натянет столько. - Натянет, - усмехнулся лейтенант, следя, как Андрей медленно выводит подпись. - Еще и как. Стереосистема, считай, тысяч двадцать сразу возьмет, пятачок на магнитофон и кассеты накинем, да бриллианты все восемьдесят потянут, как бы еще и не больше. И догадаться же еще надо было, что они в клозете среди туалетной бумаги хранятся, в рулоне. Наверняка кто-то из своих навел. - Бриллианты я не брал, - наивно возразил Андрей. Лейтенант вздохнул. - Ох, и тяжело с вашей публикой работать. Ну с поличным взяли - чего тебе еще надо? Или уже пропить успел? "Молодец, девчонка, - подумал Андрей, - не что-нибудь - бриллианты сперла. И ведь задумано было, что я сюда вернусь, потому и не включала свет, чтобы избежать опознания. А все на меня и свалить. Умница". Ему показалось, что он узнал женщину, что знает ее давно и, может быть, даже любит, но все его томление оказалось всего лишь предугадыванием плутовства, и это было скучно. - Ну так что? - потирая руки, зашел в комнату хозяин, изнеженным розоватым лицом напоминая ласку. - Вещи, надеюсь, в порядке, ублюдок? Он нагнулся, рассчитывая извлечь из сумки дорогую его сердцу систему, но лейтенант мягко отстранил его. - Это мы пока заберем с собой. Надо составить опись и, потом, еще доказать, что они действительно ваши. - Что за чушь? - возмутился пухлым ртом хозяин. - А кого же вы тогда поймали? Ведь если это не мое, то тогда, выходит, товарища надо отпускать. - Возврат краденых вещей в наши прямые обязанности не входит, - ушел от ответа лейтенант. - Наше дело - ловить преступника, а вещи будете через суд возвращать. Хозяин с досадой глянул на Андрея, сожалея, что не договорился в самом начале с ним сам, без вмешательства доблестных органов. Но мысли Андрея проскользнули мимо него и мимо выведенной им подписи в конце листа в виде поломанного гитарного грифа, достигли окна и, подчиняясь им, Андрей встал и выглянул на улицу. Шел снег, и не было видно, куда он падал, так густо заполнил он пространство. Медленно Андрей приоткрыл окно, так медленно, что все, подняв головы, не шевелясь, смотрели на него, будто вирус медлительности проник и в них. Они смотрели, а он открывал. Морозный воздух ворвался в помещение, зовя с собой и маня недостижимостью, свежий, как дыхание ребенка и, может быть, как последний вздох умирающего, вобравший в себя лучшее, что было у человека. Снежинки посыпались на пол, подоконник, голову. От холода мысли потекли ровнее, и Андрей подумал отвлеченно, что свобода - это выбор и она вовсе не желанна, но она есть способ самоутверждения человеческой гордыни; человек никогда от свободы не бывал счастлив, но он к ней всегда стремился. Прыжком Андрей впрыгнул на окно и шагнул в сотканный из снега воздух. Высота была небольшой, но ему казалось, что падал он неимоверно долго. Снег роился вокруг него, почему-то падая вверх, с земли на небо. Краешком сознания он понял, что мир вокруг действительно красив, но он красив только для двух категорий людей: для влюбленных и для умирающих. Но ни первым, ни вторым в нем нет места. Ему было немного жаль недорисованных комиксов и невыкуренных сигарет, но дожалеть он не успел, потому что нечто огромное и необыкновенно плотное вонзилось в него снизу, переламывая кости, затем расступилось, и он стал погружаться в неведомую черную пучину колоссальной глубины, и имя ее было - небытие".