Ширли Лорд - Сторож сестре моей. Книга 1

• Название: Сторож сестре моей. Книга 1
• Автор: Ширли Лорд
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0265-4

«Людмила не могла говорить, ей все еще было больно, но она заставила себя улыбнуться, зная по опыту, что это один из способов притвориться счастливой. Он подошел к ней и обнял, грубо распустил ее волосы, каскадом заструившиеся по плечам и обнаженной груди. Когда он склонился к ней и принялся ласкать ее, она закрыла глаза, стараясь унять дрожь, дрожь гнева и возбуждения… Он ничего не мог поделать с собой и яростно поцеловал ее. И чем больше она теряла контроль над собой, тем больше его желание превращалось в смесь вожделения и гнева. Он желал ее, но в то же время хотел наказать за каждый миг страстного томления, которое возбуждало в нем ее тело. Внезапно она предстала перед ним тем, кем всегда была — всего лишь шлюхой, ведьмой, порочной соблазнительницей, которая завлекла отца в свои сети так же легко, как сейчас пыталась завладеть им».

---

Узнав этого человека, Милош помертвел. Он вцепился в рулевое колесо, чувствуя, что умирает.

Его чуть не стошнило, когда он, не веря своим глазам, увидел, что полковник Бенедикт Тауэрс, его хозяин, который, как полагали, до сих пор находится в Женеве, обнимает его, Милоша, жену и крепко прижимает к груди, покрывая поцелуями ее убитое горем лицо, — так целуют только самую обожаемую в мире женщину. Милош был парализован. Мозг его кричал, приказывал ему броситься к ним, оторвать друг от друга, разбить огромным кулаком мерзкий, лживый рот Тауэрса, а сам Милош не мог пошевелиться и сидел бледный и оцепеневший. Тем временем его жена поднялась по ступеням и вошла в дверь неприметного дома под номером 2792, а «кадиллак» тронулся с места и уехал.

Милош потерял счет времени; закрыв лицо руками, он плакал навзрыд, как не плакал с того дня в 1943-м, когда нацисты забрали его отца. Неужели такое возможно? Что это значит? Куда делся Тауэрс? Зачем он привез ее сюда, если не собирался оставаться?

Все его планы рухнули. И снова он заподозрил, что болен, что ему просто почудилась сцена, свидетелем которой он только что стал. Милош взглянул на часы. Прошло уже почти тридцать пять минут. Он вышел из машины, сомневаясь, что сможет держаться на ногах. У Милоша не было определенного плана, но он должен выяснить, что происходит, даже если он рухнет замертво к ногам Людмилы.

Передвигаясь, словно лунатик, он взобрался вверх по ступеням и вошел в маленький вестибюль, где стоял сильный запах свежей краски. На медной дощечке значилось четыре фамилии, все четверо были врачами; доктор Мазнер занимал третий этаж. Милош вдруг понял, что размышляет о размерах лифта: в кабине места хватило бы для двоих, самое большее троих человек — или только на одного, если бы пассажиром оказалась женщина на последних месяцах беременности.

Из-под ногтя большого пальца сочилась кровь. Должно быть, он ссадил кожу, и кровь капала на брачное свидетельство, однако Милош по-прежнему крепко держал документ в руке. Он нажал кнопку звонка у двери кабинета Мазнера, и пронзительное жужжание возвестило, что он может войти. В приемной не было ни души, но Милош узнал висевшие на вешалке плащ Людмилы и ее зонтик. Медсестра в белом халате сидела за столом у окошечка за стеклянной перегородкой. Улыбаясь, она разговаривала по телефону:

— Да, все идет хорошо. Думаю, еще полчаса, мистер Гейтс.

Гейтс? Вернее, Тауэрс, мрачно подумал Милош. Так вот оно что. Тауэрс позвонил узнать, когда можно будет забрать Людмилу, чтобы первым услышать о результатах анализов. Что ж, «мистера Гейтса» ждет сюрприз, который он запомнит на всю жизнь.

— Да? Чем могу помочь? — Медсестра перестала улыбаться и нахмурилась.

— Моя жена… Она в кабинете у доктора… доктора Мазнера. Я тоже хочу поговорить с доктором. Я хочу быть с ней сейчас. — Он сообразил, что говорит бессвязно; он откинул назад падавшие на глаза мокрые волосы и крепко ухватился за подоконник, не позволяя сестре захлопнуть окошечко перегородки, что она и попыталась сделать.

— Ваша жена? — Ее тон был ледяным. Она не поверила.

— Да, Людмила Сукова. — Он бросил в окошко, прямо ей на стол свидетельство о браке. — Я немедленно хочу видеть доктора. Она беременна или нет? — повысил он голос.

На лице медсестры появился страх.

— Одну минуту. — Она встала, повернулась и вышла через дверь, находившуюся у нее за спиной.

Когда дверь за сестрой захлопнулась, он не стал колебаться ни секунды. Открыл дверь в ее крошечную регистратуру и последовал за ней, как он предполагал, в кабинет врача. Вместо этого он очутился в узком коридорчике. До его ушей донеслись приглушенные стоны из комнаты в конце прохода. Из другой двери выскочила та самая медсестра с криком:

— Вы не имеете права, стойте…

Он яростно отшвырнул ее с дороги. Дверь в конце коридора открылась. Он понял, что это операционная. Мужчина в зеленом халате хирурга стягивал с лица маску, а за ним стояла вторая медсестра, в маске. Он устремился туда, пригнув свою круглую голову, словно собирался забить гол в футбольном матче.

— Людмила! — закричал он.

Всего на один миг — и его оказалось достаточно, чтобы эта сцена навеки запечатлелась в его памяти — доктор согнулся от боли, и Милош увидел Людмилу. Она лежала на спине, узкие бедра покоились на краю операционного стола, колени были высоко подняты и широко расставлены, подошвы опирались на стальные хирургические скобы. Из нее текла кровь. Она стонала, но не шевелилась, глаза ее были закрыты.

— Убийство, уб… — Едва Милош ринулся к ней, как чья-то рука зажала ему рот куском марли. Он ощутил запах эфира. Когда врач и медсестра поволокли его прочь из операционной, свирепо выкручивая руки за спиной, он потерял сознание.

Милош пришел в себя в затемненной комнате, голова трещала от сильнейшей боли, какой он не испытывал ни разу в жизни. Он открыл глаза и тотчас поспешно закрыл их снова. Милош не мог в это поверить, но, похоже, он находился в своей собственной спальне. Да, именно так. На двери висела униформа, которую он надевал в особо торжественных случаях, — утром он отнес ее в сухую чистку, и ее только что принесли обратно.

Стоило ему сесть на край кровати, как в голове у него помутилось, и Милош бросился в ванную комнату, где его безудержно стошнило. Немного позже он обнаружил, что часы на каминной полке на кухне показывают восемь пятьдесят. Какое сегодня число? Неужели все еще двадцать второе апреля? Где Людмила? А машина компании по-прежнему припаркована на Парк-авеню в Хобокене? Кто привез его домой? Сам Тауэрс? Или подпольный акушер, только что убивший нерожденного ребенка Людмилы и Тауэрса? Он принялся шарить в кармане пиджака, куда положил ключи от машины Тауэрса, которой ему разрешали пользоваться, когда ему было нужно, от машины, на которой он дважды ездил в Хобокен. Ключей в кармане не было. Кто-то, должно быть, воспользовался ими, чтобы привезти его обратно в Нью-Йорк.

Глаза Милоша наполнились слезами. Как он сможет снова хотя бы раз посмотреть в подлое, лживое лицо Людмилы? Как он сможет продолжать работать на монстра, укравшего у него жену, пользуясь своей властью и своим богатством? Теперь он понимал, что Тауэрс всегда был чудовищем. Удовлетворив свою безудержную похоть и сделав его жене ребенка, он послал ее на аборт, чтобы избавиться от ответственности с тою же легкостью, с какой он мог, как хорошо знал Милош, избавиться от всех и вся, что ему надоело или вызвало его неудовольствие.

«Покончили со всем разом». Милошу довольно часто приходилось слышать, как Тауэрс говорил это мистеру Норрису или другим служащим фирмы, когда они возвращались вместе в машине, со злорадством поздравляя друг друга с успешным завершением какого-нибудь грязного дельца.

Однако на этот раз Его Всесильное Высочество полковник Тауэрс не сможет так легко отделаться после всего, что натворил. Он должен заплатить. Аборт — это убийство, преступление. Если Тауэрс не возместит ущерба, Милош обратится в полицию, а Людмила отправится в тюрьму, где ей и место. Однажды он все объяснит ее родителям и маленькой сестренке Наташе. Он также позаботится, чтобы газеты узнали настоящее имя человека, погубившего ее.

На следующее утро, к семи часам, Людмила еще не вернулась; к тому времени Милош обнаружил, что от его мужества не осталось и следа, он весь дрожал как в лихорадке. Попытавшись побриться, он сильно порезал подбородок.

И, шагая по двум небольшим комнатам, он понял, что существует только один человек, к которому он может обратиться: миссис Тауэрс. Ее тоже предали. Уж она-то знает, что делать. Известно ли ей уже о случившемся? Неужели хозяин свалил его безжизненное тело, как кучу тряпья, в комнатах прислуги, а затем спустился на четырнадцатый этаж, чтобы объявить о своем возвращении из Швейцарии в тот день, когда его сначала и ждали? Признался ли он своей многострадальной жене в ужасной измене с ее личной горничной? Милош сомневался в этом. Он всегда знал, насколько умен его босс; теперь он осознавал, что именно его макиавеллиевский ум увлек и Людмилу на стезю обмана. Она предала женщину, которая была так добра к ней. Миссис Тауэрс никогда не простит ее.

Гнусность происшедшего в который раз потрясла Милоша, и он, едва передвигая ноги, словно старик, направился к аптечке, где хранил бутылку бренди для экстренных случаев. Прикончив второй бокал, он немного собрался с духом и вновь обрел способность рассуждать логически. Очевидно, что полковник Тауэрс никоим образом не желает расторжения своего брака, вряд ли он даже задумывался о возможности совместной жизни, не говоря уж о браке, с прислугой; поэтому, невзирая на страсть, которую, как заметил Милош, он проявлял посреди унылой улочки в Хобокене, весьма похоже, что сейчас он понял, что хотел бы покончить с любовной интрижкой так быстро и тихо, насколько это возможно.