Владимир Файнберг - Кавказ без моря

• Название: Кавказ без моря
• Автор: Владимир Файнберг
• Жанр: Современная проза

---

Сейчас он вновь морочил мне голову, сетовал на то, что ради заработков приходится ездить по республикам, осуществлять художественное руководство при съёмках поганых местных телефильмов. Что сценарий, за который я получу четверть гонорара, был заказан заведующему идеологическим отделом горкома, наполовину оплачен заранее. А тот, занятый какими‑то крупными мафиозными делами, поручил эту работу своей секретарше.

— Таким манером он и другие нужные люди получают от нашего Шамиля Аслановича взятки в скрытой форме, — констатирует Вадим. — А расхлёбывать приходится таким, как ты. На оставшиеся деньги!

Ох, до чего же он все‑таки надоел, этот сострадатель, который сразу поставил меня в известность, что половина гонорара отойдёт к нему. В конце концов, он, в самом деле, приходит ко мне в номер каждое утро, участвует в переделке сценария тем, что подаёт порой здравые профессиональные советы. Все‑таки поставил восемь или десять картин, получивших всесоюзную известность.

С ним до скуки все ясно. Попивает после водочки чаек с лимоном, вполне справедливо возмущается по поводу оформления столовой, где со всех стен тебе навстречу, как клопы, вылезают космонавты в скафандрах. И при этом не могу отделаться от мысли, что уж как‑то странно выглядит история нашего знакомства, все это моё суетное пребывание здесь.

Да и письмо жжёт сердце.

ПИСЬМО

«Здравствуй, Ёжик!

Мы были очень рады получить твою весточку. Надеемся, что ты заработаешь денег, что кино получится замечательное. Тем более — об археологии. Завидую: дышишь воздухом Кавказа! Там у вас, наверное, ещё осень, а здесь выпал снег. Всё стало грязным, все хлюпают носами.

Я пока что держусь. Держись и ты, мой мальчик. Старайся не омрачать свою жизнь.

Кстати, помнишь, ты сказал перед отъездом о моём пропавшем золотом колечке — «Нужно попробовать посмотреть колено трубы умывальника».

Только в эту пятницу Марку удалось вызвать сантехника. Оно оказалось там!

Все‑таки жаль, что ты так внезапно уехал. Как с неба свалилась большая посылка. Там, среди прочего, рубашка на кнопках и джинсы. Как раз на тебя.

Марк недавно гулял с друзьями по Красной площади. Загрипповал. Пока что без осложнений.

Ты обещал молиться за меня.

Мы по тебе очень скучаем. Целую.

Жанна».

ГЛАВА ВТОРАЯ

Впечатление, что здесь в ноябре день ещё короче, чем у нас, на гораздо более высокой широте Москвы.

Хотя катим не в горы, а от них, по насыщенной влагой холмистой равнине, несмотря на всего лишь четвёртый час пополудни, уже не то чтобы сумрачно, а гнилосто–увядливо все окрест. Немощно освещение земли и небес. Кажется, увяло, обессиленное от древности, само время.

Хасан, похожий на Санчо Панса, одетый в ватную телогрейку, словно прилип к рулю. Двигатель газика ровно рокочет, нагоняя сон. Хорошо Вадиму. Он ухитрился улечься на заднем сиденье, да ещё накрылся буркой.

Я совсем не выспался прошедшей ночью. Из‑за треволнений с маленьким народцем. И, конечно же, из‑за письма.

Ничего не разрешилось. Ни на один незаданный и даже заданный вопрос ответа опять не получил. Будто общаюсь с безнадёжно глухим человеком. А ведь она чуткая, как лань. Даже не пишет, выполнила ли просьбу: дозвониться в Дом Ветеранов партии, чтобы узнать о здоровье моего отца. С одной стороны, крайне эгоистична: все направлено только на себя. Это письмо опять о себе и Марке, с другой — каждый день, в сущности, рискуют жизнью. А тут ещё я путаюсь под ногами… Все‑таки здорово, что уехал! Решился на хирургическую операцию. Мне больно. Ей, видимо, нет. И, слава Богу!

— Хасан, долго ещё ехать?

— Сегодня уже не половите. Темно будет. Ничего, через час на месте. Коньячок–балычок, выспитесь, а завтра весь день ваш. К вечеру приеду, заберу к себе. Моя с утра готовить будет. Может быть, даже Шамиль приедет!

— Слушай, Хасан, — я понижаю голос. — Ты не знаешь, зачем я им всем понадобился? Что происходит?

— Хорошее, одно только хорошее. Мы, кавказские люди — гостеприимный народ, а сегодня–завтра суббота–воскресенье, вот Шамиль и придумал рыбалку, чтоб вам не скучать в гостинице! Это Вадим Юрьевич ему сказал, что вы любите рыбу ловить.

Ещё раз, уже не в первый, быстро перебираю в уме подробности нашего с Вадимом недавнего знакомства.

Жизнь, даже самая обыкновенная, если вдуматься, чрезмерно странная штука.

Точно помню тот вечер в Москве, когда какой‑то незнакомец позвонил, спросил, не терял ли я телефонную записную книжку?

Обрадовался, сразу понял — книжка нашлась в будке телефона–автомата, у метро «Сокол», где я её наверняка забыл на железной подставке. Смешно! Уже два года знаю этот номер наизусть, и все‑таки каждый раз, звоня Жанне, чтобы не дай Бог не ошибиться, гляжу в записную книжку.

Все знают, насколько противно становится на душе, когда вдруг обнаруживаешь: твоей записной книжки нет, и после долгих, заведомо обречённых на неудачу поисков, убеждаешься — она пропала безвозвратно.

Ещё противнее заставить себя восстанавливать номера телефонов и адреса. Обязательно выясняется: большинство этих телефонов и адресов больше не нужны. Часть адресатов умерла, другие давно оставили тебя, забыли или предали, и, в сущности, восстанавливать нечего, кроме полутора десятков номеров учреждений, вроде домоуправления или аптеки. А считанное количество телефонных номеров ещё оставшихся в твоей жизни дорогих для тебя людей ты и так наизусть помнишь. Происходит как бы внезапная ревизия твоей жизни, и каждый раз нависает угроза банкротства…

И вот этот человек, который сейчас спал под старой хасановой буркой на заднем сиденье «газика», через час после звонка возникает из небытия, как черт какой‑нибудь, с твоей записной книжкой в руке, сидит у тебя в комнате, как у себя дома, пьёт чай и рассказывает про то, как листая найденную записную книжку и увидев в ней фамилии Окуджавы, Тарковского, некоторых других известных людей, довольно легко вычислил с их помощью, кому она могла бы принадлежать…

Звонил, между прочим, и Жанне с Марком. Их фамилия известна, особенно тем, кто слушает «Голос Америки» или «Свободу»…

В общем, влез в моё самое сокровенное. Странно! Зачем ему, именитому кинорежиссёру, занятому человеку все это нужно? Зачем ему было нужно всего через какой‑нибудь месяц с лишним заманить меня сюда в качестве переписчика чужого сценария о петеушниках, помогающих археологам раскапывать могилы в каком‑то древнем городище?

Бред!

Впервые еду на рыбалку без удочек, без наживки, неведомо куда. Вадим, оказывается, вообще ни разу в жизни не ловил рыбу. Увязался. Хотя Шамиль, когда звонил вчера вечером, приглашал именно меня.

Хасан сворачивает с шоссе налево, мчим по грязному от вчерашнего дождя просёлку мимо бесконечного бетонного забора, пока не останавливаемся перед выкрашенными в зелёный цвет воротами. Хасан почему- то подмигивает мне, сигналит. Обе половинки ворот раздвигаются. Видимо, нас ждали. Седой толстяк в солдатском бушлате выходит из сторожки, здоровается с Хасаном, мельком, но цепко оглядывает меня и поднявшегося с заднего сиденья заспанного, измятого Вадима.

— Пешком дойдёте, или подъедете? — спрашивает он, представляясь. — Меня зовут Павел Захарыч. Тут недалеко, метров двести.

Выходим из «газика». Хасан ещё раз предупреждает, что приедет за нами завтра ровно в пять часов вечера, разворачивает машину, исчезает за медленно закрывающимися воротами.

Замечаю за рядами деревьев по–осеннему тусклую гладь воды, чувствую, как охватывает предвкушение рыбной ловли, говорю, хотя заранее уверен, что снасти здесь дадут:

— У нас удочек нет.

Павел Захарович, бренча связкой ключей, ведёт по лоснящейся асфальтовой тропинке мимо клумб с увядшими георгинами и хризантемами, молча взбирается на резное крыльцо деревянного домика, отпирает замки.

— Входите. Все здесь есть.

Действительно, в передней у стены стоят роскошные стеклопластиковые удилища с катушками, оснащённые лесками и яркими поплавками. На вешалках висят тёплые куртки, брезентовые робы с капюшонами и почему‑то даже жёлтая пижама в полоску, внизу несколько пар резиновых сапог. С их голенищ свисают шерстяные носки.

— Раздевайтесь, располагайтесь. Натоплено. Всё, что в холодильнике, в буфете — ваше. Сейчас ловить форель уже поздно, а завтра разбужу в шесть часов.

— Почему так рано?! — вскидывается Вадим, снимая дублёнку. — Давайте хотя бы в девять. Все‑таки воскресенье.

— Хорошо. В семь, — примирительно заявляю я.

— Счастливо отдохнуть. Спокойной ночи! — Павел Захарович выходит. Слышно, как скрипят под его ногами ступени крыльца.