Виктор Устьянцев - По ту сторону

• Название: По ту сторону
• Автор: Виктор Устьянцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

---

Когда наши пришли в деревню, вернее — в то, что от нее осталось, разведчики сдали пленного и пошли искать «соседа». Искали долго, пока не обнаружили его на той самой северной опушке соснового бора, от которой они находились не то в трехстах, не то в четырехстах метрах. Это был майор, командир дивизиона «катюш», он осмотрел принесенные разведчиками подарки, взял из них только бутылку трофейного коньяка и разлил по кружкам:

— За победу!

Когда выпили, спросил:

— Значит, дали фрицу прикурить?

— Какое там прикурить — дотла вымели! Признаться, у нас у самих душа из пяток чуть не выскочила, только сапоги и помешали…

С тех пор разведчики старались ночевать только в расположении своих войск.

Старые знакомые

В ноябре 1944 года Володю снова ранило. После госпиталя опять предложили поехать домой, но ему хотелось закончить войну в Берлине, своими глазами увидеть победу.

Впервые за время войны ему повезло на встречи со старыми знакомыми. Сначала он встретил 226-ю дивизию, в которой уже воевал. Правда, из старых разведчиков в ней остались только Картошкин и Возник, остальных разбросало кого куда: одних на повышение, других в госпиталь, а многие лежат в земле Украины и Польши, Венгрии и Чехословакии — где только не побывала за это время дивизия!

Вскоре пришлось расстаться и с Картошкиным, его ранили. Это было в горах, где-то на подступах к Моравской Остраве, у Карпатского перевала. Наступление наших войск, до этого развивавшееся довольно успешно, вдруг приостановилось. На пути лежало ущелье, подступы к нему немцы прикрывали несколькими сильно укрепленными огневыми точками. Артиллерия их не могла уничтожить, самолеты не летали — была низкая облачность, набухшие тучи цеплялись за вершины гор.

Пробраться к огневым точкам пытались и группами и в одиночку, но все попытки не увенчались успехом: сами точки прикрывались немецкими снайперами, и они безнаказанно щелкали наших бойцов одного за другим. И снять снайперов можно было только зайдя к ним в тыл. На эту рискованную операцию и вызвались Картошкин и Бажанов.

Казалось бы, в горах разведчику куда вольготнее, чем на ровной местности — можно укрыться и в щели между скал, и спрятаться за валуном, и пройти «мертвым» пространством. Но и противник не дурак. Вражеский снайпер тоже знает, где можно пройти, он тоже использует и эти валуны и щели. Попробуй выковырни его оттуда! Он выбирает место, чтобы видеть тебя, когда сам ты его не видишь.

Им с Картошкиным долго пришлось пробираться: ужом ползти между колючим кустарником, карабкаться по отвесной скале, короткими перебежками продвигаться от валуна к валуну. Четыре раза они попадали под огонь, но все обошлось благополучно: им удалось зайти в тыл вражеским снайперам.

Потом разведчики долго засекали снайперов. Насчитали их двенадцать, обмозговали, как лучше подойти к тому или другому. Здесь лучше разделиться, каждый должен был действовать самостоятельно.

После каждого выстрела приходилось менять позицию. Поэтому, прежде чем выстрелить, заранее прикидываешь, куда отползти или перебежать. А по тому месту, где ты был только что, начинают щелкать пули. Вот тут, пока внимание противника отвлечено, и подкрадывайся.

Так Володе удалось снять троих. Но после третьего выстрела его прижал огнем вражеский пулеметчик; не дает поднять головы. Признаться честно, Володя подумал уж, что тут ему и каюк. Но пулемет неожиданно смолк, и в наступившей тишине Володя услышал голос Картошкина:

— Смотри-ка, смертник. Цепью…

Щелкнул одиночный выстрел, и голос Картошкина оборвался. Володя пополз к тому месту, догадываясь, что с Картошкиным произошла беда.

Пулеметчик действительно прикован к скале толстой цепью. Он был уже мертв. А рядом, истекая кровью, лежал Картошкин. Пуля попала в голову, кровь хлестала ручьем. Володя использовал оба индивидуальных пакета — свой и Картошкина, а кровь все шла. Пришлось располосовать ножом нательную рубаху.

Потом он долго тащил Картошкина, где на руках, где на спине, а где и волоком. К счастью, наши начали наступление, и немецким снайперам было, видимо, не до разведчиков.

Когда Картошкина отправили в госпиталь, майор Иванов, принявший командование вместо Улитовского, пообещал:

— Буду тебя, Бажанов, представлять к званию Героя…

Володя так и не узнал, представил его к этому званию Иванов или нет: дивизию бросали с одного участка на другой, и где-то ее путь неожиданно пересекся с маршрутом 340-й дивизии. Встретил опять дядьку Чернобая и не захотелось больше расставаться с этим добрым человеком. Думали переманить в 340-ю и Вознюка, но того не пустили.

Весть об окончательном разгроме гитлеровской Германии застала их в Праге. Штаб дивизии еще находился в городе Пардубице, а разведчики уже добрались в столицу Чехословакии, вошли туда вместе с танкистами.

Какой это был удивительный день!

Ликовало все: и люди, и дома, увешанные флагами, и улицы, усыпанные цветами, и даже небо — удивительно голубое и глубокое, бездонное…

На это небо он по привычке все еще поглядывал с опаской: погода-то летная, не выплывет ли из-за горизонта вражеский бомбардировщик? Почему-то все еще не верилось, что не будет ни бомбежек, ни артобстрелов, ни пулеметной стрекотни…

А люди жали ему руки, обнимали, целовали, совали цветы…

Непонятно, откуда вдруг столько появилось цветов. И вообще все выглядит так, как будто не было еще вчера ни войны, ни смерти. Только исклеванные осколками стены домов да битое стекло под ногами напоминают о ней.

На Староместской площади чешская девушка долго рассказывала ему, как появляются фигуры в окнах больших часов на башне. Тогда фронтовой фотограф снял их вместе с этой девушкой…

Рабочая гордость

Потом, глядя на эту фотографию, мать вздохнет:

— Совсем вырос ты, Володя. Вот уже и девушки…

И, погладив по голове, заплачет:

— Жалко, отец не увидит, какой ты стал.

Об отце сообщили на фабрику, что он погиб где-то в Маньчжурии, в боях с японцами. Об этом написал его товарищ, который вместе с ним был в бою. Правда, «похоронную» не приносили, но война с Японией только закончилась, еще пришлют, наверное…

Весть о гибели отца была для Володи неожиданной, она омрачила радость возвращения. И «встретины» получились печальными, родственники переговаривались тихо, украдкой бросали на Анастасию Тимофеевну жалостливые взгляды и больше нажимали на щедрый солдатский паек, разложенный по тарелкам.

Мать сильно постарела. Под глазами и в уголках губ отчетливо обозначились кустики морщин, в гладко зачесанных волосах проглядывают седые нитки, ростом и так была невысокой, а тут совсем махонькой стала — видно, пригнула к земле навалившаяся вдруг в самом конце войны беда…

У него опять проснулись к матери те самые нежные чувства, которые он впервые испытал тогда, на побывке. К ним еще примешалась жалость, и теперь невыносимо больно было смотреть на мать.

А она крепилась, старалась не угнетать своим видом праздничное застолье. И только когда за столом в который раз принимались говорить о том, кто из соседей и знакомых вернулся домой, а кто сложил голову, судорожно глотала подступающий к горлу комок…

Родственники разошлись рано, так и не напевшись досыта, не выплясавшись, как это полагается на всякой гулянке. Но на другой день собрались снова, уже в другом настроении: утром пришел отец!

Оказывается, в том бою, о котором его товарищ написал на фабрику, Алексей Николаевич Бажанов был только ранен и вот теперь вернулся домой.

Пока мать с Николаем собирали родню, отец с сыном успели перемолвиться.

— У меня война короткая получилась, в первом же бою и ранило, — говорит отец. — А ты, видать, навоевался. Вот эта медаль за что?

— За освобождение Праги.

— Значит, до самого последнего часа войны дошел.

— Да, до девятого мая сорок пятого…

Отец еще раз покосился на грудь сына, смущенно одернул свою гимнастерку. На его гимнастерке лишь две медали и нашивка за ранение, а у сына и самый высший солдатский орден, который зазря не давали, и четыре медали, и нашивок за три ранения. А парнишке всего шестнадцать минуло. Вот как война всю жизнь повернула!

— Ты не писал, в каких войсках служил. По погонам-то будто в пехоте? — спросил отец.

— Нельзя было писать. А служил я в разведке.

— В разведке? — изумился отец. — Да ведь это же…

Он знал, что такое служить в разведке. Туда берут не всякого, там нужны люди крепкого корня и большой отваги. Неужели это его Володька ходил в тыл врага, брал «языков», прошел такую для разведчика втройне опасную войну? Алексей Николаевич вдруг подумал, что сына вполне могли убить, и ему стало страшно.