Ф. Самойлов - Вася Алексеев

• Название: Вася Алексеев
• Автор: Ф. Самойлов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1964

Имя Васи Алексеева знакомо миллионам людей. Васю вспоминают на пионерских сборах, на комсомольских собраниях и на школьных уроках. И все-таки знают о нем мало, лишь самое общее — путиловский рабочий, революционер, один из основателей комсомола… Но какой это был человек, как работал и боролся, как прожил свою короткую жизнь? Нет многие воспоминания о Васе Алексееве были изданы преимущественно лет тридцать-сорок назад, они давно стали библиографической редкостью, доступной лишь исследователю. Да и они не полны. А надо, чтоб Васю знали! Он заслужил наше уважение и любовь. И сегодня он — герой, чей пример должен стоять перед глазами поколений.

---

Придя на собрание, он сразу оказывался в самой гуще, выступал, спорил, что-то объяснял — сидеть безучастно он не умел. Девушка держалась незаметно, молчала и слушала Васю. Она всё время смотрела на него, точно больше ничего и не видела. Но девушка была хороша собой, а сердца парней чувствительны к девичьей красоте во все эпохи. Ребята стали подсаживаться к ней, пробовали шутить или тяжело, многозначительно вздыхали. Она не замечала. Ей писали записки, но не получали ответа. Зато лицо ее вспыхивало и глаза теплели, едва к ней поворачивался Вася.

— Твоя? — спросил его, глядя на Марусю, кто-то из ребят.

— Моя, — просто сказал Вася. И добавил, немного подумав: — Моя жена.

Но она еще не была тогда его женой. Она стала его женой не сразу даже после того, как они поселились вместе. Она была совсем еще девочкой, Мария Курочко.

Вначале они жили в доме № 27 по Старо-Петергофскому проспекту. Там, в квартире бывшего лесоторговца Захарова, в конце 1918 года поселилось несколько друзей, работников Нарвско-Петергофского района. Все были заняты по горло, с утра до ночи, а часто работали и по ночам. Бытовые дела никого, в сущности, не занимали, но, казалось, их можно быстрее и легче устроить сообща.

Взяли ордер в Совете. Надо было посмотреть помещение. У Васи тот день был посвободнее. И он отправился вместе с Надеждой Смолиной, женой Ивана Смолина, путиловца, того самого, что был начальником красногвардейской охраны Шестого партийного съезда. Теперь он управлял продовольственными делами в районе.

Дверь открыла молодая женщина в халате из тяжелого шелка.

— Здравствуйте, гражданка. Познакомимся, — сказал ей Вася, протягивая ордер. — Мы тут жить будем, квартира ведь у вас большая, а народа, кажется, нет.

Женщина повертела ордер в руках. Кожа на ее лице как-то натянулась, черты словно окаменели. Она молчала, враждебно разглядывая пришельцев.

Вася достал из кармана плитку шоколада — свой сахарный паек, разломил и протянул женщине половину:

— Пожалуйста. Для доброго знакомства.

— Мерси. Я сладкого не люблю.

Они пошли по комнатам. Комнат было много. Как тут жила эта женщина одна? Муж ее, наверно, сбежал к белым, а может быть, за границу? Мебели почти не было. Должно быть, хозяйка ликвидировала ее, понимая, что скоро появятся новые жильцы. Лишь в одной комнате стояло вместительное сооружение, очевидно, для одежды.

— Удобный комод, — заметила Надя.

— Это, к вашему сведению, называется не комодом, а ши-фонь-е-ром, — насмешливо разделяя слоги, процедила женщина.

И Надя, большая, сильная, русоволосая красавица, чей бойкий нрав хорошо знали на заводе Сименса-Шуккерта, вдруг залилась краской. Было обидно, что она в чем-то сплоховала перед этой буржуйкой.

— Ничего, Надя, — спокойно сказала Вася. — Правильно называть всякие вещи мы научимся. Потруднее дела есть, и то не робеем.

Он снова достал из кармана шоколад, протянул его Смолиной:

— Ешь. Может, что и не какой-нибудь там особенный Бликен-Робинсон, да ты ведь не бывшая барыня, не побрезгуешь.

Даме в халате он больше шоколада не предлагал. Отношения определились.

Через несколько дней Вася и Маруся переехали на новую квартиру. Вернее сказать, перешли. Пожитков у них было немного, брать подводу не пришлось.

В квартире были все друзья, дама куда-то исчезла, но Маруся трудно привыкала и к Васиным друзьям. Откуда она была? Надя Смолина быстро определила: не фабричная. Выросла она где-то в Литве и в Питер попала с потоком беженцев, которых гнала война.

В книге актов гражданского состояния о ней записано: «Курочко Мария Иосифовна, гр. Виленской губ., Свенцянского уезда, деревни Дуботравка. Служащая в Детском Селе. 19 лет».

Запись эта сделана 6 мая 1919 года, когда Вася и Мария зарегистрировали свой брак. Раньше Маруся работала в комендатуре возле Нарвских ворот машинисткой. Вася бывал в комендатуре часто. Может быть, они познакомились там?

Соседи знали, что мать у Маруси — простая женщина, но растила девочку, видно, «барышней»: многое из того, что Надя Смолина привыкла делать с детства, было Марусе совсем непривычным. Когда надо было поставить самовар, она надевала перчатки, боялась запачкать руки. Надя пошла с ней стирать, перестирала гору белья, смотрит, Мария еще не управилась со второй рубашкой… Конечно, эта неприспособленность особенно давала себя знать в то суровое и трудное время. Но с Васей Мария ничего не боялась. Он стал для нее всем — любимым и наставником, защитой и опорой.

Они были очень дружны. Товарищи называли их ласково и насмешливо голубками, но жить им вместе довелось совсем немного.

Шел грозный девятнадцатый год. Гражданская война звала бойцов.

* * *

29 октября 1918 года в Москве открылся Первый Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодежи. Собрались вместе ребята Питера и Москвы, Урала, Украины, Средней России, Севера, Юга, чтобы объединить свои организации в один Союз — Российский Коммунистический Союз Молодежи. В этот день родился комсомол. Сбылось то, о чем мечтали путиловские парни в подпольных кружках за Нарвской заставой, о чем говорил им когда-то Вася Алексеев на сходках в деревне Волынкиной за Красным Кабачком.

Тысячи юношей и девушек составили поначалу этот Союз. Их поколению было суждено увидеть, как руководимый партией коммунистов, верный ее идеям, он станет многомиллионным. Этот союз назван Ленинским, потому что Ленин стоял у его колыбели, Ленин был его отцом.

«Задача коммунистической молодежи — быть в первых рядах борцов за новую жизнь», — сказал Владимир Ильич делегатам съезда, и слова его стали заповедью комсомольцев.

Этой заповеди был верен до последнего своего часа и Вася Алексеев, один из тех, кто заложил первый камень великого здания Союза молодежи. Но теперь, когда осуществилось то, для чего он столько работал и боролся, коммунист Алексеев был уже на других участках, куда посылала его партия. Комиссар по судебным делам, народно-революционный судья, ответственный агитатор райкома…

Он служил партии, и это значило для него всегда быть там, где борьба острее всего. Звонили с завода: в мастерской заваривается волынка. Агитатор райкома натягивал кепку и спешил на завод. Он знал, как обстоят там дела. Тысячи рабочих ушли воевать, ушли лучшие, а среди немногих оставшихся, измученных голодом и лишениями, мог поднять голос и какой-нибудь Васька Лохматый, науськанный эсерами и меньшевиками. Был такой Васька на Путиловском в пушечной мастерской. Демагог и горлодер, он залезал на трибуну, потрясая ржавой селедкой, выданной по пайку, и злобно ругал рабочую власть. Вася приходил в мастерскую и схватывался с Лохматым. Он не улещивал, ничего не пытался замять. Говорил напрямик:

— Трудно нам? Да, трудно, враг наседает со всех сторон, хочет свалить Советскую власть. Можете вы отделить себя от этой власти? Мы сами ее установили, это наша власть, и никто не даст нам счастливой доли, кроме нее. Советская власть народная, и потому она должна победить, но для этого почва под нами должна быть крепкая. Значит, гнать надо тех, кто тянет в болото, всяких недоброжелателей, вроде Лохматого, гнать беспощадно!

Он говорил о светлом завтрашнем дне, навстречу которому идет народ через бури и муки борьбы, говорил горячо и страстно, словами, увлекавшими и зажигавшими людей.

Его долго не отпускали из Питера, но в грозном девятнадцатом наконец-то и он вырвался на фронт. Лето застало его в армейском запасном полку. Агитатор партии Вася Алексеев пришел туда рядовым бойцом. Полк стоял вдалеке от Петрограда, он пополнялся людьми, присланными из глубинных губерний. Васю там никто не знал. Под командой отделенного он ходил на стрельбище, маршировал по плацу, стоял на часах и чистил картошку на кухне.

Прошло немного времени, полк собрали в старой казарме, построенной еще в павловские времена. Из Гатчины на фронт отправляли маршевую роту. Маршевики, только что получившие рубахи и сапоги покрепче, то есть с новыми заплатами, сидели в первых рядах. За плечами у них были вещевые мешки, в руках винтовки. Эшелон на станции уже ждал их. Митинг был устроен перед самой отправкой. Речь говорил комиссар. То ли был он не оратором по натуре, то ли произносил эту речь уже в двадцатый раз и она ему самому надоела, но говорил он вяло и скучно. Люди курили, разговаривали между собой, кто-то громко зевал. Так нельзя было прощаться с теми, кто уходил на фронт.

Едва комиссар окончил и жидкие аплодисменты прозвучали в казарме, вперед вышел маленький красноармеец. Он заговорил слегка заикаясь, но что-то было в его голосе, что сразу привлекло внимание бойцов. Ряды сдвинулись, подались ближе к трибуне. Разговоры смолкли, люди бросили цигарки. А красноармеец говорил уже свободно, его голос уверенно и звонко разносился по казарме. Он говорил о питерских рабочих, их мужестве и вере в Советскую власть, он говорил о прекрасном солнечном завтра и о черных вражеских тучах, застилающих свет.