Тереза Ревэй - Дыхание судьбы

• Название: Дыхание судьбы
• Автор: Тереза Ревэй
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1356-7

Итальянка Ливия Гранди и немка Ханна Вольф — наследницы двух знаменитых династий стеклоделов, но это не принесло им счастья. Фамильный секрет, который должен был спасти фабрику Гранди, погубил любовь, лишь на миг вспыхнувшую в сердце Ливии. Ее ребенок зачат от первого встречного, дочь Ханны — от насильника…

Две сильные женщины — и такие похожие судьбы: материнство и одиночество, любовь и гнев… Эта сага соткана из страсти, желания и измены!

---

Андреас вспомнил украинские и русские деревни, от которых остались лишь дымящиеся руины, так как войска SS получили приказ расчистить путь вермахту. Он подумал о солдатах с огнеметами, изрыгавшими огонь с ужасающим выдохом, о невинных жертвах, рывших себе могилы перед расстрелом. Другие народы, другие несчастные люди, с глазами, полными страха и отчаяния.

Он снова услышал спокойный голос Венсана Нажеля. Они тогда лежали на сеновале какого-то колхоза. «Избиение младенцев, когда Ирод приказал убить всех новорожденных в родительских домах, все эти жертвы, от Тридцатилетней войны до кампаний Наполеона, от окопов Вердена[47] до шакалов Гитлера… Скажи, Андреас, это действительно неизбежно?» Ему не хотелось отвечать, он был слишком измучен для философского объяснения того, что представляло собой всего лишь непреодолимую жажду власти. «Кто посеет ненависть…» — добавил его друг, оставив фразу незаконченной.

Поезд замедлил ход. На насыпи стояли трое мальчишек и смотрели на них. Их криво застегнутые рубашки без воротника намокли под дождем, а короткие брюки, натянутые до подмышек, словно у стариков, открывали худые коленки. Ноги их были босыми, руки со сжатыми кулаками прижаты к телу. На гладко выбритых головах топорщились уши.

— Вольно! — шутливо крикнул Вилфред. — Такое ощущение, что из немцев никогда не удастся вышибить военный дух. Взгляните на них, мой лейтенант, они стоят по стойке «смирно», хотя команды не было.

Внезапно самый высокий из троих достал рогатку.

— Черт! Они целятся нам прямо в лицо! — возмущенно воскликнул Вилфред, поднося руку к щеке.

Между его пальцами сочилась струйка крови.

— Ну, я сейчас задам взбучку этим соплякам…

Андреас опустил голову, чтобы спрятать лицо от летящих камней. Он видел, как ребята бросились по полю врассыпную, словно стайка воробьев.

— Знаешь, как нас называют в Баварии? Судетские канальи. Тебе придется с этим смириться. А еще с тем, что нас здесь никто не ждет. У них и без нас полно проблем. Достаточно посмотреть вокруг. Придется работать вдвое больше и вдвое лучше других, чтобы чего-то добиться. Подарков здесь дарить не будут.

— Какое свинство… — проворчал Вилфред, вытирая щеку грязным носовым платком. — Это их не оправдывает. Меня учили быть вежливым со взрослыми.

Андреас подумал, что его отец подписался бы под каждым словом парня, но что теперь осталось от правил и обычаев исчезнувшего общества? Лишь воспоминания о том времени, когда соблюдались приличия и молодые уважали старших. Отныне в побежденной Германии не осталось ничего достойного, присущего поколению родителей, нужно было создавать все заново.

Он смотрел на развалины фермы, по всей видимости, когда-то процветавшей. Необъятность предстоящей работы его угнетала. Тем не менее ему придется строить новую жизнь, поскольку он каким-то чудом выжил. Он посмотрел на свои руки, лежавшие на коленях. Это было все, чем он владел, и еще одежда: военные брюки, белая разорванная рубаха, короткое пальто, на котором не хватало пуговиц, и рюкзак с котелком и сменной рубашкой.

«У меня ничего нет за душой, — подумал он и внезапно рассмеялся. — Теперь и про меня можно сказать эту банальность: у кого нет ничего, тому и терять нечего». В течение нескольких лет он жил в тревожном ожидании, постоянно опасаясь за свой дом, свое имущество, свою родину. За все, на чем основывалась его жизнь. Он давно понял, что эта война должна быть выиграна, или, по крайней мере, проиграна с честью, чтобы богемские немцы могли попасть под защиту международного соглашения и получить право остаться у себя дома. Но теперь, когда худшее произошло, он испытывал странное чувство облегчения. В течение пяти лет войны он постоянно страшился смерти. И вот теперь, под грозовым небом встревоженной Баварии, этот страх исчезал.

— Вы думаете, нам здесь будет хорошо? — неожиданно спросил Вилфред, в энный раз перечитывая бумагу, с которой не расставался.

Неоднократно сворачиваемый и разворачиваемый лист бумаги стал похож на тряпку. Его им вручили на одной из бесчисленных станций, обдуваемых всеми ветрами, множество которых они проехали за последние недели. Эта бумага призывала всех людей, владевших специальностью, востребованной на производстве Габлонца, прибыть в баварский район Аллгау, а именно в коммуны Кауфбойрен, Маркт-Обердорф и Фюссен. «Ваше производство, которое кормило вас до недавнего времени, возрождается в Баварии… Его структура будет похожа на ту, с которой вы были знакомы на бывшей родине и которая сохранялась из поколения в поколение… Тот, кто был независим, станет им снова. Объедините свои усилия для процветания региона, который станет вашей новой родиной…»

В Мюнхене, на Вагмюллерштрассе, 18, им подтвердили, что Габлонц возрождался из пепла в нескольких километрах от небольшого городка Кауфбойрена. Андреас не поверил своим ушам. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Он тут же потянул за собой Вилфреда, уверенный, что его мать, Ханна и Лили должны быть где-то недалеко от этого места.

— А вдруг меня не возьмут? — причитал Вилфред. — Ведь у меня нет квалификации, а нам сказали, что берут только специалистов.

— Я тебе уже говорил, ты будешь моим подмастерьем, — проворчал Андреас. — Ты останешься со мной. Это приказ.

Держась рукой за дверь вагона, он резко наклонился вперед, словно собираясь спрыгнуть на ходу, и поднял лицо к небу, подставляя его под струи дождя. Он ловил губами прохладные капли и вспоминал о времени, когда умирал от жажды в русской степи. Ему хотелось впитать саму суть этой чудотворной воды с ее многогранной надеждой на будущее, постичь ее неуловимость и прозрачность, чтобы воздать ей должное. В его голове начали вырисовываться контуры гравюры, и эта жажда творчества, возникшая так неожиданно, когда он опасался потерять ее навсегда, заставила его содрогнуться, наполнив почти детским восторгом.

Таким образом, робко и с благоговением, трясясь в грузовом поезде, Андреас Вольф, мастер-стеклодел из Богемии, прислушивался к тому, как внутри него зарождалась самая истинная и светлая молитва, чистый и древний перезвон хрусталя.

Ближе к вечеру тени начали удлиняться. Ханна возвращалась в лагерь, опустив взгляд на пыльную землю. Весь день она помогала расчищать развалины дома. Выстроившись в цепочку, повязав на голову косынки, женщины передавали друг другу кирпичи, обломки балок и куски застывшего раствора с размеренностью метронома, концентрируясь только на работе. Теперь ее ободранные ладони нещадно горели.

На обратном пути она прошла мимо маленького торговца с тщательно зачесанными назад волосами, выставившего свой товар под фронтоном здания, от которого остался только фасад. Он разложил несколько разрозненных товаров на деревянной доске: кастрюля, щетки для волос, котелки и подтяжки. Рядом стояли метлы. Левый рукав его куртки был подобран и пристегнут булавкой на уровне локтя. Ханна не знала, смеяться ей или плакать, когда услышала, как он по-старомодному учтиво здоровается с потенциальным клиентом. Когда они смогут разобрать все эти развалины? Сколько времени понадобится, чтобы построить все заново? Задача была неохватной. Немыслимой.

Ханна прошла вдоль окружавшей лагерь решетки с протянутой по верху колючей проволокой. На входе она усталым движением предъявила свой пропуск. С тяжелым сердцем она думала о том, что ее ждет. Обретет ли она когда-нибудь то ощущение легкости, с каким возвращалась раньше домой? Лишь теперь, лишившись этого навсегда, она понимала, какое чувство безмятежности и покоя испытывала, возвращаясь вечером в свой дом в Варштайне. Все, что она принимала как должное, исчезло без следа, и ей стало казаться, что ее обокрали дважды, потому что тогда у нее еще не было мудрости наслаждаться простым очевидным счастьем.

— Ханна! — раздался голос кузины.

Она испуганно подняла голову. К ней бежала Лили.

— Что случилось?

— Скорее, прошу тебя!

— Боже мой, мама…

Лили схватила ее за руку. У нее было странное выражение лица, рот искривился, глаза лихорадочно блестели. Ханна бросилась бежать. Кровь стучала у нее в висках. Лили что-то говорила, ее голос срывался, но она ее не слушала. Ей было необходимо увидеть мать, не теряя ни секунды.

Задыхаясь, она столкнулась с какой-то женщиной, выходившей из барака. На них опрокинулся таз с водой.

— Простите! — извинилась она, не останавливаясь.

Наконец она вбежала в их комнату. У кровати матери сидел какой-то мужчина. Как обычно, от вида незнакомца кровь застыла у нее в жилах.

— Кто вы такой? — воскликнула она. — Что вам здесь нужно? Оставьте мою мать в покое!

Мужчина медленно поднялся и повернулся к ней. Исхудавший, с иссеченным морщинами лицом, он пристально и жадно смотрел на нее.

Ханна нервным жестом вытерла об платье ладони. Она внимательно осмотрела его, словно хотела убедиться, что все это ей не снится.