Шарль Голль - Военные мемуары. Призыв, 1940–1942

• Название: Военные мемуары. Призыв, 1940–1942
• Автор: Шарль Голль
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016112-3

Мемуары де Голля дают возможность увидеть глазами героя Второй мировой войны, основателя движения «Свободная Франция» и главы французского Сопротивления самоотверженную борьбу Франции против фашистской оккупации. Живым, ярким языком, в неповторимой авторской манере с интереснейшими подробностями описаны драматические события Второй мировой войны. В середине XX века мир признал де Голля новым, персонифицированным символом Франции. На страницах книги де Голль предстает как уникальная личность, лидер нации, чей ясный ум, патриотизм, безупречные аналитические способности, ораторский талант и несгибаемая воля к достижению цели помогли Франции одержать самую трудную и самую важную в ее истории победу.

---

Что касается Лео Лагранжа, то он не мог отстаивать свои убеждения ввиду запрета со стороны партии, к которой он принадлежал. Вскоре такие видные деятели, как Поль-Бонкур в палате депутатов и бывший президент республики Мильеран[53] в сенате, дали мне понять, что они тоже являются сторонниками реформы.

Между тем официальные органы и пресса вместо того чтобы признать очевидную необходимость реформы и пойти на ее проведение (хотя бы ограничиваясь принятием ее только в принципе и только наметив пути ее проведения), продолжали цепляться за существующую систему. К несчастью, при этом они проявили столько упорства, что себе же самим закрыли пути к отступлению. Чтобы дискредитировать идею механизированной армии, они пытались представить ее в искаженном свете. Чтобы заставить усомниться в техническом прогрессе, они пошли по пути его отрицания. Чтобы противодействовать ходу событий, они старались его не замечать. На этом примере я убедился в том, что всякий раз, когда столкновение различных идей и мнений требует отказа от привычных заблуждений и чревато опасностями для высокопоставленных людей, оно неизбежно приобретает непримиримый характер теологических споров.

Генерал Дебеней[54], прославленный командующий армией в войне 1914–1918, разработавший в 1927, будучи начальником Генерального штаба, законы об организации вооруженных сил, решительно осуждал выдвинутый проект. На страницах «La Revue des Deux Mondes» он авторитетно утверждал, что любой вооруженный конфликт в Европе будет окончательно решен на нашей северо-восточной границе и что задача состоит в том, чтобы эту границу упорно оборонять. Ни в принципах нашей национальной обороны, ни в методах их осуществления он не видел ничего такого, что следовало бы изменить, и настаивал лишь на усилении системы, которая зиждилась на этих принципах. В том же журнале выступал и генерал Вейган[55]. Считая априори, что моя концепция ведет к разделению армии на две части, он категорически возражал: «Две армии? — Ни в коем случае!» Что касается задач механизированной армии, о которых я говорил, то Вейган не отрицал их целесообразности, но утверждал, что эти задачи могут быть выполнены уже имеющимися у нас средствами. «Мы имеем, — указывал он, — механизированный, моторизованный и кавалерийский резерв. Заново создавать нечего, ибо все уже имеется». Выступая 4 июля 1939 в Лилле, генерал Вейган еще раз заявил, что, с его точки зрения, наша армия ни в чем не нуждается.

Маршал Петен также счел нужным выступить. Он это сделал в предисловии к книге генерала Шовино «Возможно ли еще вторжение?» Маршал высказывал убеждение, что танки и авиация не меняют характера войны и что основным условием безопасности Франции является создание сплошного фронта, усиленного фортификационными сооружениями. За подписью Жана Ривьера «Фигаро» опубликовала целую серию успокаивающих статей «на заказ»: «Танки не являются непобедимыми», «Слабость танков», «Когда политики заблуждаются» и т. п. В газете «Mercure de France» некий генерал, писавший под псевдонимом «Три звезды», отвергал принцип моторизации армии: «Немцы с присущим им наступательным духом, естественно, должны иметь танковые дивизии. Но миролюбивая Франция, перед которой стоят оборонительные задачи, не может быть сторонницей моторизации».

Иные критики прибегали к насмешкам. Так, один из них писал в толстом литературном журнале: «Стремясь оставаться в рамках учтивости, весьма затруднительно оценить идеи, которые граничат с безумием. Скажем прямо, господин де Голль с его современными идеями имеет предшественника в лице короля Убю[56], который, также будучи великим стратегом, уже давным-давно предвосхитил его мысль. „Когда мы вернемся из Польши, — говорил он, — мы благодаря нашим познаниям в области физики изобретем ветряную машину, способную перевозить всю нашу армию“».

Если консерваторы с их рутиной были настроены крайне враждебно к моему проекту, то и доктринеры из числа сторонников прогресса были расположены к нему не лучше. В ноябре — декабре 1934 в газете «Le Populaire» Леон Блюм[57] открыто заявлял о неприязни и тревоге, которую внушает ему мой план. Во многих статьях, таких как «Профессиональные солдаты и профессиональная армия», «Нужна ли нам профессиональная армия?», «Долой профессиональную армию!», он также Выступал противником создания специализированной армии. При этом Блюм исходил вовсе не из интересов национальной обороны, а действовал во имя неких идеологических принципов, которые он именовал демократическими и республиканскими, и которые, по традиции, усматривали во всем, что исходило от военных, угрозу существующему режиму. Поэтому Леон Блюм предавал анафеме профессиональную армию, которая, как он утверждал, по своему составу, по своему духу и по своему вооружению автоматически будет представлять угрозу республике.

Так, получая поддержку справа и слева, официальные инстанции упорно отказывались что-либо изменить. Законопроект Поля Рейно был отвергнут комиссией палаты по вопросам вооруженных сил. В соответствующем докладе, который представил Сенак и который был составлен при непосредственном участии штаба сухопутных войск, говорилось, что предлагаемая реформа «бесполезна и нежелательна, поскольку противоречит логике и истории».

С парламентской трибуны военный министр генерал Морен возражал депутатам, выступавшим за маневренную армию: «Неужели Вы думаете, что, потратив огромные усилия на создание укрепленного барьера, мы будем настолько безумными, что выйдем за этот барьер и ввяжемся в какую-то авантюру?» И дальше он сказал: «Я здесь высказываю точку зрения правительства, которое, в моем лице во всяком случае, отлично знакомо с нашим планом действий на случай войны». Это заявление, решавшее судьбу механизированной армии, в то же время говорило всем в Европе, кто умел слушать, что Франция при любых обстоятельствах ограничится лишь выдвижением войск на линию Мажино.

Как это и следовало ожидать, министерский гнев обрушился на мою голову. Однако он не принял характера официального осуждения, а проявлялся в виде эпизодических выпадов. Однажды, например, в Елисейском дворце после одного из заседаний Высшего совета национальной обороны, секретарем которого я являлся, генерал Морен обратился ко мне со следующими словами: «Прощайте, де Голль! Там, где нахожусь я, Вам больше не место!» В своем кабинете, когда заходила речь обо мне, он говорил своим посетителям: «Пером ему служит Пиронно, а граммофоном — Рейно. Я отправляю его на Корсику!» И все же генерал Морен лишь пугал меня громом: у него хватило великодушия не поражать меня ударами молний.

Фабри, сменивший через некоторое время Морена на улице Сен-Доминик, и генерал Гамелен[58], занявший после генерала Вейгана пост начальника Генерального штаба, оставаясь в то же время во главе штаба сухопутных войск, унаследовали от своих предшественников отрицательное отношение к моему проекту, а ко мне лично испытывали чувство неловкости и раздражения.

Ответственные руководители, хотя и отстаивали статус-кво, в глубине души не могли не признать убедительности моих доводов. Они были слишком хорошо осведомлены об истинном положении вещей, чтобы полностью верить собственным возражениям. Утверждая, будто бы я преувеличиваю возможности бронетанковых войск, они в то же время были весьма обеспокоены тем, что Германия создает такие войска. Когда они утверждали, что семь ударных дивизий могут быть заменены таким же количеством обычных дивизий оборонительного типа, которые называли «моторизованными», поскольку их предполагалось перебрасывать на грузовиках, они лучше других знали, что это просто-напросто жонглирование словами. Когда они ссылались на то, что создание профессиональной армии якобы делит наши вооруженные силы на две части, они умышленно замалчивали тот факт, что закон о двухгодичном сроке военной службы, принятый после выхода моей книги в свет, обеспечивал в случае необходимости включение в состав отборной армии значительной части солдат, призванных на основе всеобщей воинской повинности. Они закрывали глаза на то, что у нас имеется военно-морской флот, авиация, колониальные войска, Африканская армия, полевая жандармерия и полиция, которые существуют самостоятельно в составе вооруженных сил, не нанося ни малейшего ущерба их единству. Они упускали из виду, наконец, и то обстоятельство, что единство национальных вооруженных сил определяется вовсе не тем, что все их элементы имеют одинаковое оружие и одинаковый личный состав, а тем, что все они защищают одну и ту же родину, подчиняются одним и тем же законам и служат под одним и тем же знаменем.

Обидно было наблюдать, как выдающиеся деятели Франции из-за своей ложно понимаемой приверженности принятым нормам выступают не в подобающей им роли требовательных руководителей, а в роли каких-то утешителей. И все-таки я чувствовал, что в глубине души, под внешним покровом их убежденности в своей правоте, они готовы были бы пойти навстречу новым возможностям. Уже первый эпизод в длинной цепи событий, во время которых часть лучших представителей нации, осуждая выдвигаемые мною цели, на самом деле была в отчаянии от сознания своего бессилия их осуществить, дал мне печальное удовлетворение убедиться в том, что их мучат угрызения совести.