Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

• Название: Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
• Автор: Г. Костырченко
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1071-Х

Первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного Сталинского режима. Базируется на документальной основе с привлечением ранее засекреченных материалов из архивов высших органов КПСС и советского государства. Прослеживаются два тесно связанных между собой процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшееся стремление списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Исследование содержит обоснованные выводы о необходимости преодоления антисемитизма как формы национальной нетерпимости с целью дальнейшей этнополитической интеграции народов России.

---

Печатью антисемитизма было отмечено и шестидневное партийное собрание на философском факультете МГУ, открывшееся 22 марта. После выступления основного докладчика слово взял Чесноков, читавший лекции в университете и, видимо, претендовавший на должность заведующего кафедрой диалектического и исторического материализма. Поэтому с места в карьер он выдвинул против занимавшего ее Белецкого серьезное обвинение в том, что на его кафедре создана антипартийная группа. В том же духе выступили потом другие ораторы (видимо, заранее подготовленные), подкрепившие инвективы Чеснокова конкретными «свидетельствами». Секретарь партийной организации факультета Никитин утверждал, например, что преподаватели еврейского происхождения на «особом секретном заседании» кафедры обсудили план выдвижения в состав ЦК ВКП(б) Белецкого вместо Александрова. Фантазируя дальше, Никитин дошел до того, что заявил: Белецкий «объективно», то есть уже фактом своего национального происхождения, содействовал сплочению и единению евреев на кафедре. В ответ некоторые сотрудники кафедры, в том числе Ш.М. Герман и В.Ж. Келле, попытались как-то защитить своего руководителя от абсурдных обвинений. Однако организаторы шовинистического действа быстро пресекли нежелательное для них развитие событий. Первый был согнан с трибуны и 21 апреля уволен из университета «в связи с организацией групповщины… и серьезными извращениями марксистско-ленинской теории». Второго же через сутки после выступления вывели из состава партийного бюро. В последний день собрания, 28 марта, было принято обращение в ректорат и «вышестоящие организации» с пожеланием немедленного снятия Белецкого с должности руководителя кафедры и его увольнения из университета[1282].

Однако вроде бы уже обреченный профессор отнюдь не думал сдаваться. 9 апреля он направил Сталину и Маленкову пространное письмо, в котором попытался обосновать марксистско-ленинскую правоверность своих философских взглядов, в том числе и собственной концепции о том, что идеология в социалистическом государстве строго детерминирована развитием экономического базиса[1283] и не обладает даже относительной самостоятельностью. Одновременно он настаивал на прекращении преследований и произвола, коим подвергся он и сотрудники его кафедры со стороны руководства философского факультета МГУ. С этой жалобой Маленков поручил разобраться Шепилову, обязав его через 10 дней доложить свои предложения секретариату ЦК. Однако дело было спущено на тормозах, и травля Белецкого продолжалась. Поэтому 12 июня тот вновь обратился к Сталину, сетуя на то, что его кафедра в течение двух с половиной месяцев «расчищается как гнездо космополитизма и антимарксизма». На сей раз реакция верхов была оперативной и действенной. Через два дня Белецкого вызвал в ЦК Шепилов и заверил, что вопрос о его снятии не стоит[1284].

С этого момента политический налет с интриги, предпринятой против Белецкого, постепенно стал сходить на нет, и она все больше приобретала характер затянувшейся склоки. В начале 1950-го беспокойный профессор вновь стал фрондировать против Александрова, который якобы сформировал на «философском фронте» «направление буржуазного объективизма, питаемого идеологией меньшевиствующего идеализма». Руководство факультета и Агитпроп ЦК тогда обратились к Суслову, жалуясь на «нездоровую обстановку» на факультете, который погрузился в пучину бесконечных выяснений отношений, причем не только между преподавателями, но и студентами, разделившимися на «белецкианцев» и «небелецкианцев». Но возмутителя конформистского спокойствия не тронули. И только в 1955 году Белецкого под благовидным предлогом выставили из университета, после чего он стал преподавать в Московском инженерно-экономическом институте[1285].

В общем, расправа над Белецким, Митиным и другими потенциальными «космополитами» в философии не состоялась и, очевидно, потому, что привела бы к усилению позиций Александрова. А это, надо полагать, не входило в планы Сталина, который не для того в 1947-м подверг его опале, чтобы спустя два года вновь сделать непререкаемым авторитетом в идеологической сфере. Для диктатора куда выгоднее было зыбкое равновесие и постоянное противоборство между несколькими группами ученых на «философском фронте». Поэтому Сталин, дистанцируясь от крайних позиций, решил опереться на некую «золотую середину» в советском философском истеблишменте. На роль такой межеумочной «третьей силы» вполне подходили Чесноков и «подстраховывающий» его из ЦК Ю. Жданов. Переметнувшись в начале антикосмополитической кампании на сторону Александрова, Чесноков, переборов вскоре провинциальную робость и обретя некоторую самостоятельность как главный редактор «Вопросов философии», решился на собственную игру. Все настойчивее и решительнее он стал подчеркивать свою особую роль Проводника официальной линии ЦК и лично Сталина в философской науке, стремясь убедить кремлевское руководство в том, что если Митин и Белецкий превратились в некий ходячий идейный антиквариат из 30-х годов, а время Александрова как пропагандиста-философа закончилось вскоре после войны, то его идеологическому потенциалу еще только предстоит раскрыться. Как и все маргиналы, получившие шанс сделать головокружительную карьеру, Чесноков не был особенно щепетилен в выборе средств борьбы. Он принялся исподтишка нападать то на «митинцев», критикуя их за ортодоксальный догматизм, то на «александровцев», инкриминируя им «академический объективизм». Причем и те и другие выставлялись им в глазах руководства как «зазнавшиеся вельможи», получившие в свое время «от партии высокие академические звания и не давшие ей и народу, начиная с середины 30-х годов, ни одной серьезной философской книги и не разработавшие ни одной важной проблемы марксистской теории»[1286].

Такая тактика закулисной борьбы на два фронта вскоре привела к тому, что на Чеснокова посыпались ответные удары с обеих сторон. Оказавшись между двух огней (поскольку нейтралов не любят все), 5 июля 1949 г. он обратился за поддержкой к покровительствовавшему ему Суслову.

«Приступая к работе в редакции журнала «Вопросы философии», — писал Чесноков в ЦК, — я в некоторой мере предвидел, что окажусь объектом групповых наскоков со стороны ряда товарищей, и прежде всего со стороны групп Александрова и Белецкого — Митина. Однако я не ожидал, что при этом будут применяться недобросовестные приемы, в частности, такие, как необъективная информация Центрального Комитета партии. Я прошу Центральный Комитет партии оградить меня от таких приемов»[1287].

Помощь сверху пришла не сразу. Александрову тем временем удалось сместить Чеснокова с поста своего заместителя в Институте философии, а потом избавиться от другого заместителя — Ф.Н. Константинова, выступившего на стороне Чеснокова. Однако 13 сентября в «Правде» появилась статья, поддерживавшая редактора «Вопросов философии». Теперь Чесноков, взятый под защиту Агитпропом, мог вроде бы торжествовать. Но его победа не была полной. Тогда же Сталин отверг предложение Ю. Жданова о смещении Александрова с поста директора Института философии. Правда, летом 1950 года другой противник Чеснокова, Митин, решением политбюро был отправлен в Бухарест исполнять обязанности шеф-редактора газеты «За прочный мир, за народную демократию!». Но произошло это, скорее, не вследствие интриг на «философском фронте» (хотя и этот момент не исключается[1288]), а потому, что необходимо было заменить кем-то прежнего руководителя газеты П.Ф. Юдина, который был отозван Сталиным в Москву и включен в комиссию по подготовке учебника по политэкономии[1289].

Между тем Чесноков бодро карабкался к вершине номенклатурной власти. В 1951 году за книгу «Мировоззрение А.И. Герцена» ему была присуждена Сталинская премия третьей степени. В июле следующего года его назначили заведующим вновь образованного в ЦК отдела по экономическим и историческим наукам. А спустя несколько месяцев, в октябре, он был избран даже членом президиума ЦК КПСС и стал главным редактором журнала «Большевик», переименованного в «Коммунист». Стремясь использовать себе во благо полученную власть, Чесноков еще раз попытался расквитаться с Александровым. Примерно тогда же он вместе с Ю. Ждановым уведомили Маленкова о том, что Александров продолжает поддерживать «космополитов» Кедрова, Крывелева, Селектора, Каменского и «травит» Максимова и других своих оппонентов. Поэтому предлагалось освободить Александрова от руководства философской кафедрой в АОН. Однако никаких негативных последствий для последнего, с которым Маленков отнюдь не горел желанием расправиться, это обращение не возымело. Александров продолжал возглавлять Институт философии и заниматься интригами, не упуская из виду, конечно, и обычные текущие дела. В конце того же 1952-го он обратился, например, к Суслову с просьбой разрешить члену ЦК Коммунистической партии Франции Р. Гароди защиту в Институте философии докторской диссертации на тему «Материалистическая теория познания»[1290]. Так пересеклись очень непохожие друг на друга судьбы двух амбициозных идеологов. Александрову вскоре был уготован, как увидим далее, позорный и жалкий конец. Что же касается Гароди, то противоречивый и извилистый жизненный путь этого поначалу сталиниста, потом (с конца 60-х) коммунистического диссидента, а ныне скандального разоблачителя «сионистского мифа» о холокосте до сих пор не окончен.