Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

• Название: Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
• Автор: Г. Костырченко
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1071-Х

Первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного Сталинского режима. Базируется на документальной основе с привлечением ранее засекреченных материалов из архивов высших органов КПСС и советского государства. Прослеживаются два тесно связанных между собой процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшееся стремление списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Исследование содержит обоснованные выводы о необходимости преодоления антисемитизма как формы национальной нетерпимости с целью дальнейшей этнополитической интеграции народов России.

---

В таком «дифференцированном» отношении сталинского режима к так называемым еврейским буржуазным националистам и безродным космополитам проявилось его изощренное лицемерие и коварство. Если одних он уничтожал за их приверженность национально-религиозной традиции, родной культуре и языку, то других — а это были в значительной мере ассимилированные евреи — преследовал как раз за обратное: за стремление отказаться от своего национального лица и раствориться «в мировом всечеловеческом единстве народов», квалифицируя это как практику космополитизма. Именно таким изощренным способом на деле и претворялась в жизнь политика государственного антисемитизма.

В ССП.

В начале 1949 года, когда Союз советских Писателей поразила лихорадка новой пропагандистской кампании, непростые времена настали для партийного секретаря правления этой творческой организации писателя Б.Л. Горбатова. В те дни он стал объектом нападок со стороны Софронова, который обвинил его в «непартийном поведении», выразившемся в том, что тот вел с ним ранее такого рода разговоры:

«Напрасно ты, Софронов, ориентируешься на Фадеева. Он здесь человек не вечный. Будущее не за ним, а за Симоновым. По-товарищески советую поддерживать Симонова и опираться только на него».

Сразу вспомнилось, что в 1937 году Горбатов исключался из партии «за принадлежность к троцкизму». Плюс ко всему МГБ арестовало его жену, популярную киноактрису и красавицу Т.К. Окуневскую, обвиненную в шпионаже и интимных отношениях с югославским дипломатом. Личная драма, переживания в связи с угаром антисемитизма в стране, а также нежелание участвовать в разборе персональных дел изгонявшихся из партии коллег-«антипатриотов» заставили этого литератора еврейского происхождения отказаться от переизбрания на партийный пост, который он занимал[812], и на время уйти в тень. Почти на полгода Горбатов уехал из Москвы, чем навлек на себя обвинения коллег в том, что «нигде, ни разу, ни единым словом не определил своего отношения к борьбе с критиками-космополитами, что позволяло последним считать его своим человеком»[813].

Однако были и примеры иного поведения. Обвиненный в космополитизме критик Варшавский, работавший в газете «Советское искусство», «страха иудейского ради» стал фактически подручным такого отъявленного шовиниста и лично нечистоплотного человека, как драматург Суров. Будучи членом редколлегии этого издания, последний с помощью шантажа и угроз превратил Варшавского в своего рода «литературного негра», заставив сочинять для себя все, начиная с пьес и кончая личными письмами. В начале февраля 1949 года Варшавский представил Сурову для доклада наверх записку-донос о, так сказать, истории возникновения антипатриотической группы критиков. Суть навета передают следующие строки:

«Группа как целое существовала при ВТО в форме объединения театральных критиков. ВТО финансировало Юзовского и Гурвича, которые годами бездельничали, не имея возможности высказывать свои взгляды в печати. Долгое время председателем объединения был Юзовский, потом Бояджиев… Г. Бояджиев как лидер объединения конфиденциально предложил критикам собираться ежемесячно по первым числам в кабинете ресторана «Арагви» для разговора «по душам». Смысл этих сборищ — только «маститых», по строгому отбору, без «молодежи» — безусловно заключался в том, чтобы сколотить касту театральных критиков, не желающих подчиняться «господствующим» мнениям. Это должна была быть своего рода, фронда, противопоставляющая себя «официальной» точке зрения на события театральной жизни. Я был на первом таком сборище, где председательствовал И. Альтман»[814].

Очень скоро эта провокационная бумага попала в руки Шепилову, а через него — Маленкову. От себя глава Агитпропа приписал к ней следующее:

«Представляю… на Ваше (Маленкова. — Авт.) рассмотрение письмо Я. Варшавского т. Сурову, в котором, в частности, сообщается важный факт о том, что антипатриотическая группа критиков пыталась организационно особо оформиться (возможно, и оформилась) на идейной платформе, глубоко враждебной нашим советским порядкам… Об особых сборищах антипатриотической группы в «Арагви» я сообщил т. Абакумову»[815].

В свете этого и подобных ему документов становится понятным, почему Шепилов в посмертно изданных мемуарах никак не обозначил (подобно Симонову) свою роль в событиях начала 1949 года, ограничившись по поводу развернувшейся тогда травли «антипатриотов» лишь следующим несколько странным замечанием: «До сих пор не знаю, как и почему родилась идея этой позорной кампании»[816][817].

Что касается последствий обращения Шепилова в МГБ, то, видимо, там сочли сообщенные им «факты» легковесными, и заговорщиками гонимые критики объявлены не были. Однако общественная расправа над ними не могла не состояться. Произошла она на закрытом партийном собрании ССП, открывшемся 9 февраля. На нем присутствовало в общей сложности 300 литераторов. Фадеев, временно выведенный из строя очередным приступом хронического алкоголизма, так и не появился в президиуме. Не было и Симонова, который, воспользовавшись благовидным предлогом (творческий вечер в фонд помощи детям погибших писателей), уехал в Ленинград. Из руководства писательского союза присутствовал только Софронов. Задавая тон собранию, он выступил с основным докладом. Из его уст на сей раз прозвучали не только обличения театральных критиков, уже несколько недель травимых за антипатриотизм, но и хула в адрес целой группы литературных критиков еврейского происхождения — Д.С. Данина, Ф.М. Левина, А.М. Лейтеса, Л.М. Субоцкого, А.И. Эрлиха, Б.В. Яковлева[818]. Софронов, Суров[819] и их единомышленники явно стремились расширить круг своих жертв, спекулируя на их национальной принадлежности к еврейству.

Выступившие в прениях писатели В.В. Вишневский, М.С. Шагинян, Л.В. Никулин, редактор «Литературной газеты» В.В. Ермилов и другие не только солидаризировались с Софроновым, но некоторые из них, следуя его примеру, также добавили от себя имена новых претендентов на ярлык «безродного космополита». А 10 февраля «Известия» вышли с передовицей, так и названной «Безродные космополиты», что знаменовало собой пик пропагандистской кампании. В тот день продолжавшие заседать литераторы-коммунисты проголосовали за изгнание из партийных рядов Альтмана, Субоцкого, Левина и Данина. Такая же участь потом постигла и Борщаговского, который стоял на партийном учете в Центральном театре Красной армии. Что касается Гурвича, Юзовского, Бояджиева, Малюгина, Холодова, то подобная форма гражданской казни им по причине их беспартийности, к счастью, не грозила[820].

АПОГЕЙ КАМПАНИИ И ЕЕ СВЕРТЫВАНИЕ.

С этого времени пропагандистская акция приобрела всеобъемлющий характер. Охота на «космополитов» поделила на «загонщиков» и «загоняемых» архитекторов, литературоведов, философов, историков, журналистов, деятелей искусства, работников государственных и общественных учреждений, промышленных предприятий, преподавателей и студентов вузов и техникумов. Антиинтеллектуальная и антисемитская истерия, набирая обороты, день ото дня ширилась, захватывая все новые имена, регионы, сферы деятельности. Многие тогда были поставлены перед необходимостью сделать в жизни решающий выбор. И, к сожалению, немало было тех, кто ради карьеры или сохранения общественного статуса и материального достатка готов был пойти на сделку с совестью. Для того, чтобы самим остаться на плаву, они, примкнув к стану победителей, помогали им творить расправу.

Среди прочих такую линию поведения избрал для себя главный редактор газеты «Советское искусство» В.Г. Вдовиченко. Выходец из крестьян Орловской губернии, поднявшийся по служебной лестнице от чернорабочего (в 1918–1922 гг.) до начальника Главреперткома Всесоюзного комитета по делам искусств (1938 г.), он после войны, как и Шепилов, переместился из политорганов армии в партийно-идеологическую сферу. Вначале Вдовиченко беспрекословно выполнял все указания главы ОПиА, воспринимая их как установки высшей партийной инстанции. Но когда Шепилова стали обвинять в покровительстве театральным критикам и тот попытался перевести гнев начальства на своих подчиненных, в том числе и на редактора «Советского искусства» (даже подготовил проект постановления секретариата ЦК о его увольнении), Вдовиченко уразумел, что спасение утопающих — в руках самих утопающих. 12 февраля он направил Маленкову пространную записку, в которой с истеричным надрывом загнанного в угол человека изобразил деятельность критиков как широко разветвленный сионистский заговор, приложив для наглядности список «подозреваемых» с 83 еврейскими фамилиями. Причем, чтобы у начальства не возникло никаких, сомнений по поводу национального характера «заговора», Вдовиченко не включил в свой перечень даже официально объявленного космополитом русского Малюгина. Значительное место в доносе занимало и перечисление прегрешений Симонова, который выставлялся главным защитником и ходатаем еврейства. Свои подозрения на сей счет юдофоб-редактор обосновал основательно: