Юрий Гулин - Кодекс звезды

• Название: Кодекс звезды
• Автор: Юрий Гулин
• Издательство: Аэлита
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2013

1919–1939 годы. Тире между датами — это период жизни полюбившихся Вам героев, поместившийся на станицах новой книги. Много это или мало? По крайней мере, достаточно для того, чтобы подросло новое поколение Жехорских, Абрамовых, Ежовых, Берсеневых. За ними будущее, и именно им суждено стать главными героями последующих книг саги. Но всё это потом, потом, потом… А в этой книге главными действующими лицами повествования по-прежнему остаются их родители: Михаил, Глеб, Николай и Ольга. Им и их товарищам за эти годы предстоит построить на месте бывшей Российской Империи новое в истории Человечества государственное образование: СССР — буквы те же, а расшифровка уже несколько иная!

Будут на их пути испытания победами и поражениями. Одному из друзей даже предстоит пережить гибель любимого человека. Но куда бы ни забросила их судьба: на берега Вислы или Амура, на улицы Стокгольма или пыльные улочки древней Бухары — везде главным законом их жизни будет Кодекс Звезды!

---

Руфь настояла на том, чтобы на похоронах Юлии никого из Абрамовых не было. Поэтому цветы на свежий могильный холмик они возложили уже после того, как траурная процессия покинула кладбище.

Таких посмертных почестей не удостаивалась, верно, ещё ни одна российская маруха.

День похорон марухи Нюрки стал вторым Днём рождения для Юлии Гольдберг…

Киев

В свои пятьдесят с хвостиком Панас Григорьевич Яковенко слыл в Киеве самым модным хирургом.

Коренной киевлянин Панас Яковенко волею родителя обучаться медицине был отправлен в Европу. Случилось это в канун Первой Русской революции. Став врачом, молодой хирург получил приглашение в одну из европейских клиник. Потом разразилась мировая война. А потом в России произошла ещё одна революция. Панас всё это время продолжал практиковать на одном из модных европейских курортов, где его мало коснулись происходящие в мире перемены. Постепенно он превратился в отличного специалиста, притом в набиравшей тогда моду новой области хирургии — пластической. Изрядно в этом деле преуспел, сделал себе имя и капитал. Что его потянуло на Родину? Однако вернулся. Открыл в Киеве частную клинику, и не прогадал. Поскольку он был единственный на весь Киев практикующий пластический хирург, то и отбоя в клиентах у него не было. Вот только народная власть смотрела на «буржуйские штучки» довольно косо. Нет, клинику не пытались закрыть, но замучили проверками. Всё изменилось после того, как среди клиентов Яковенко оказался видный государственный чиновник. Ещё во время Польской войны в одной из жарких схваток враги основательно подпортили товарищу фейс. Многие годы он с этим мирился: вроде как шрамы мужчину украшают. Но недавно, похоронив жену, решил жениться на молоденькой, и тут лишние «украшения» на лице стали вроде как ни к чему. Кто-то надоумил его обратиться за помощью к Яковенко. Со своей задачей пластический хирург справился отменно. И благодарный пациент дал ему на прощание дельный совет. «Я, Панас Григорьевич, жизнь тебе, как смогу, облегчу. Ты, главное, нашим товарищам в помощи не отказывай. Они, я думаю, теперь к тебе потянутся. Но этого мало. Чтобы совсем отвести от себя все наветы, устройся-ка ты в обычную больницу, для виду, хотя бы на четверть ставки, тебе ведь те деньги ни к чему, верно? А вот то, что ты не чураешься простых людей пользовать — это тебе пойдёт в зачёт. Я тебя тогда от всех проверок отмажу!»

Послушался совета Панас Григорьевич. Устроился в железнодорожную больницу, дважды в неделю в приёмном покое дежурить. Приём пациентов по основному месту работы пришлось, правда, подсократить, но так и проверки прекратились.

В этот день доставили в приёмный покой странную пациентку. Тело её нашли в вагоне, где перевозили лошадей. Как она туда попала, с этим долго не разбирались. Документов при ней не оказалось, среди разыскиваемых она не числилась, и следователь, ничтоже сумняшеся, сделал самое простое умозаключение. Неизвестная решила незаконным способом проехать по железной дороге. Для чего она на одной из станций забралась в неопломбированный вагон, в котором оказались лошади. Видимо, одна из лошадей ударила неизвестную в лицо копытом, а та потом отползла в угол, где её и завалило сеном. Так, пребывая почти всё время в беспамятстве, она доехала незамеченной до конечной станции, где и была обнаружена лишь при разгрузке вагона.

Панас осматривал тело, и дивился: как она сумела выжить? Видно, организм у девушки оказался удивительно крепким. Впрочем, девушкой пострадавшая не была. «И ранена, и беременна, и сама жива, и плод жив. Вот это да! — присвистнул от удивления Панас. — Везёт так везёт!»

Обрабатывая рану на лице, Панас решил, что если барышня выживет, он предложит ей свои услуги пластического хирурга. С таким лицом это всё одно не жизнь.

Девушка выжила, а когда смогла говорить, то выяснилось, что у неё практически полностью утеряна память. Это обстоятельство заставило Панаса скорректировать свои планы относительно молодой особы. Для начала он показал Евгению — такое имя ей дали в больнице, а она и не возражала — своему приятелю, известному в Киеве психиатру.

— Ты хочешь знать, вернётся к ней память или нет? — спросил психиатр после того, как провёл некоторое время у постели Евгении.

— Очень хочу, — заверил приятеля Панас. — С одной лишь поправкой. Давай продолжим разговор в более подходящем для обстоятельной беседы месте. Столик в «Олимпе» я уже заказал.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны, — рассмеялся психиатр. — Едем!

В роскошных интерьерах одного из лучших киевских ресторанов было накурено и шумно. Бродивший меж столиков скрипач и не пытался «зажечь» весь зал одновременно, довольствуясь вниманием трёх-четырёх ближних столиков. Собрав в одном месте причитающуюся его таланту толику успеха, он переходил в другую часть зала, постепенно приближаясь к тому месту, где сидел Панас с приятелем.

… — Точно на этот вопрос тебе не ответит никто, — внушал Панасу слегка охмелевший психиатр. — Может, восстановится память, а может, и нет, или восстановится лишь частично. Видишь ли, насколько я разобрался, амнезия у твоей пациентки развилась не только в результате полученной травмы. Сразу перед этим было что-то ещё, какое-то глубокое потрясение крайне негативного характера, которое мозг девушки теперь рад забыть вместе с её настоящим именем и данными о друзьях и родственниках. Даже если применить самые радикальные методы лечения, на восстановление памяти уйдут месяцы, а то и годы. Это если лечить. А если нет? Смекаешь?..

— Честно говоря, не очень, — признался Панас.

— Брось, — усмехнулся психиатр. — Тут ведь до нас дошли кое-какие слухи о твоей жизни там, в Европе… И не стоит понапрасну хмурить брови. Я вовсе не собираюсь рыться в твоём грязном белье. По какой ты там причине не сумел, хотя и пытался, обзавестись семьёй — пусть останется твоей личной тайной. Поговорим лучше о том шансе, что выпал тебе теперь. Молодая женщина, без лица и без памяти, с дитём в утробе. Что скажешь, «Пигмалион»? Беременная Галатея. Какой прекрасный шанс вылепить разом целое семейство! Ты делаешь ей новое лицо, я делаю ей новую память, такую, какую ты сочтёшь нужным. А через несколько месяцев у вас рождается ребёнок. Живи и радуйся! Кстати, я её немного протестировал. Девушка явно из порядочной семьи и хорошо образована. Говорю тебе, как друг: будешь совершеннейшим дураком, когда такой шанс упустишь!

1939 год

Глеб Абрамов

В подмосковной Кубинке принимали пополнение лётчиков. Командир гвардейского отдельного авиационного полка дальней авиации принимал новичков в своём служебном кабинете. Последним вошёл статный лейтенант в новенькой офицерской форме.

— Товарищ генерал-майор! Лейтенант Абрамов, представляюсь по случаю прибытия к новому месту службы!

— Вольно, лейтенант!

Чкалов вышел из-за стола, протянул руку.

— С прибытием, Глеб Глебович! Поздравляю с вливанием в ряды тех, кто летает выше и дальше всех!

— Спасибо, товарищ генерал-майор!

— Представление окончено. Теперь будет просто беседа, поэтому можете обращаться ко мне Валерий Павлович.

— Слушаюсь!

— Расслабься, лейтенант, — улыбнулся легендарный лётчик, на кителе которого поверх орденских планок блестела звезда Героя Союза, — я же сказал: официоз закончен. Присаживайся, поговорим.

— Обратил внимание, Глеб Глебович, — спросил Чкалов после того, как они уселись по разные стороны командирского стола, — что ты единственный выпускник училища, который стал сегодня лётчиком нашего полка. Остальные новички — бывалые лётчики, которые переведены к нам из других авиационных подразделений. Как думаешь, откуда такая честь?

— А что тут думать, Валерий Павлович? — ответил Абрамов. — Этой чести я был удостоен как первый в выпуске!

— На том и стой! — одобрил Чкалов. — Говорю тебе это потому, что найдутся шептуны, а может, кто и в лицо сказать не побоится, мол, сыну маршала грязь месить не пристало, ему всегда под ноги ковровую дорожку постелют. Что ты на такое ответишь?

— Отвечу: лучше службу нести, чем языком плести!

— Вот это по-нашему! — рассмеялся Чкалов. — Всегда этого правила придерживайся, и тогда никто в тебя пальцем тыкать не станет. Ладно. Будем считать, что официальную версию твоего появления в полку мы согласовали.

Абрамов удивился.

— А что, есть и другая версия, товарищ генерал-майор?

— Есть, Глеб Глебович, — усмехнулся Чкалов. — И она, я тебе скажу, чуть ближе к истине.

Абрамов вскочил.

— Я не понимаю, товарищ генерал-майор, на что вы намекаете!

— Смирно, лейтенант! — прикрикнул Чкалов. — Горячку пороть приказа не было. И вы, кстати, не барышня, чтобы я вам на что-то намекал! Теперь отвечайте, лейтенант: вы знаете, в какой полк попали служить?