Роман Почекаев - Мамай. История «антигероя» в истории

• Название: Мамай. История «антигероя» в истории
• Автор: Роман Почекаев
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91852-020-8

Книга представляет собой исследование жизни и деятельности известного золотоордынского политического и государственного деятеля Мамая. В течение веков в историографии формировался его крайне негативный образ, образ так называемого антигероя истории. Автор книги старается восстановить реальную бииографию Мамая, осветить ее некоторые противоречивые аспекты (включая происхождение Мамая, его статус, отношения с ханами и иностранными правителями), а также проследить процесс создания столь негативного образа этого деятеля в течение нескольких веков.

---

Особое место могли бы занять в этой череде произведений циклы исторических романов «Русь и Орда» М.Д. Каратеева (эпохе Мамая посвящены романы «Карач-мурза» и «Богатыри проснулись») и «Государи Московские» Д.М. Балашова (Мамай является персонажем романов «Ветер времени», «Отречение» и «Святая Русь»). Особенность этих произведений заключается в том, что их авторы придерживались «евразийской» ориентации и зачастую были склонны отходить от хрестоматийного противостояния Руси и Орды, находить в их взаимодействии положительные последствия; в частности, Д.М. Балашов прямо опирается на работы Л.Н. Гумилева. Знакомство с их произведениями, в которых Мамай является действующим лицом, показывает, что положительное отношение авторов к Золотой Орде ни в коей мере не распространяется на самого бекляри-бека! По-видимому, слишком уж устойчивым оказался его стереотип как врага и злодея. Тот факт, что М.Д. Каратеев создавал свои романы в эмиграции, ничего не меняет — ведь эмигрантские историки также в полной мере разделяли стереотип о Мамае как враге Руси.

В результате в романе М.Д. Каратеева Дмитрий Донской думает о Мамае, глядя на него: «И вот этакая мразь завладела Ордою и ныне тщится повелевать Русью», у самого Мамая «вид… и впрямь был далеко не величественный. Он это понимал и сам, а поэтому убожество своей наружности старался восполнить внешним великолепием и богатством наряда… Но ни высокие каблуки… ни пышно вздыбленная чалма, из-под которой выглядывало сморщенное личико с приплюснутым обезьяньим носом и с жидкими сосульками седеющих усов, — не были в состоянии скрыть его малого роста, а нарочито просторный, сверкающий драгоценностями халат, только лишь пока эмир сидел, не позволял заметить, что левое плечо у него гораздо шире правого».[588] Мамай постоянно гневается, стучит «детски маленьким кулачком», угрожает, а также «имеет обыкновение все свои неудачные действия сваливать на хана, именем которого он правил».[589] Описывая обстоятельства смерти Мамая, М.Д. Каратеев повторяет версию об убийстве бекляри-бека генуэзцами Кафы, которые, во-первых, пожелали выслужиться перед Токтамы-шем, а во-вторых — прельстились «несметными сокровищами Мамая, — итогами двадцатилетнего ограбления Руси, — которые он привез с собою в Кафу».[590] Д.М. Балашов, в свою очередь, повторяет созданный Л.Н. Гумилевым миф о вражде Мамая (как потомка Сача-бэки) к Чингизидам[591] и пишет, например: «Мамай, пыжась и кутая руки в рукава, озирает троих рослых русичей», «Мамай предложил за неслыханную сумму вернуть ярлык князю Дмитрию. Мамай не думал при этом, что совершает подлость…» и т. д.[592]

Таким образом, современная художественная историческая беллетристика представляет собой весьма интересный и специфический источник, подтверждающий, что образ Мамая как антигероя оказался весьма убедительным и широко распространенным. Писатели опирались на тенденциозные сочинения средневековых публицистов и историков более позднего времени, одновременно высказывая и отношение к Мамаю, распространенное среди своих современников. Их произведения (как уже отмечалось выше, нередко очень талантливые!), в свою очередь, становились источником, на основе которого формировалось отношение к Мамаю у многочисленной читательской аудитории, представители которой гораздо чаще обращались к художественной литературе, чем к историческим источникам и исследованиям.

В результате значительная часть населения Российской империи, СССР, современной России прекрасно знает имя Мамая — злейшего врага Руси. И знает его не по летописям или даже научно-исследовательским трудам, а по легко читаемым художественным произведениям, авторы которых сумели создать яркие, запоминающиеся и весьма правдоподобные образы, в том числе и образ Мамая, который выглядит довольно безликим в труднодоступных и сложных для понимания средневековых источниках или сухих исследовательских работах.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. АНТИ-МИФ: АРХЕОЛОГИЯ, НУМИЗМАТИКА И ТОПОНИМИКА

О погребении Мамая

Выше мы уже не раз отмечали, что многие мифы о Мамае выглядят логично, обоснованно и, как следствие, правдоподобно. Их создателям удалось достичь правдоподобия благодаря тому, что они ссылались на источники и лишь истолковывали их по-своему.

Однако есть ряд источников, которые не допускают альтернативных толкований — это данные археологии, нумизматики и других специальных исторических дисциплин. Именно поэтому создатели мифов благоразумно «забывают» об этих источниках — ведь подробное ознакомление с ними существенно подорвет (если не полностью развеет) многовековые мифы. Не стали в этом плане исключением и источники о Мамае.

Вернемся к вопросу о его могиле, обнаруженной в середине 1990-х гг. российскими археологами на Крымском полуострове, в окрестностях города Старый Крым. Еще В.Д. Смирнов в XIX в. упоминал, что этот могильный холм известен среди местного населения как Шах-Мамай, и вполне однозначно связывал его с именем Мамая.[593]

Вот как описывает могилу Мамая петербургский археолог М.Г. Крамаровский, исследовавший ее: «Это захоронение, весьма заурядное с точки зрения мусульманского погребального обряда (безынвентарное, с поворотом лица погребенного на юг, в сторону кыблы, руки вытянуты вдоль тела), привлекло наше внимание не только устройством домовины, но и размерами погребальной ямы. Ее длина достигала 2,9 м, ширина в голове — 1,4 м, в ногах — 1,1 м. Казалось бы, такая могила предназначалась для гиганта или весьма рослого человека. Напротив, рост усопшего не превышал 150 см. Им оказался мужчина около 50 лет с хорошо развитым плечевым поясом…».[594]

Специфические аспекты чисто археологического характера нас в данном случае особенно не интересуют. Для нас важно другое: могила известна как принадлежавшая Мамаю: предания о ней были распространены среди местного населения, да и сам холм ассоциировался с именем бекляри-бека.[595] Кроме того, важен и факт погребения, соответствующего рангу погребенного — племенного вождя или видного сановника.

Это позволяет сделать вывод, что Мамай, по всей видимости, не воспринимался победителями (сторонниками Токтамыша, умертвившими бекляри-бека) как олицетворение зла, узурпатор, претендовавший на трон или стремившийся уничтожить Золотую Орду. В противном случае его останки разделили бы судьбу, постигшую других врагов ханов-Чингизидов.

Известна практика монголов (да и не только монголов) уничтожать прах своих врагов и даже их предков. Так, например, во время завоевания Хорезма останки хорезмшаха Алла ад-Дина Мухаммада II были извлечены из могилы и сожжены — равно как и останки его предков. После завоевания Багдада по приказу ильхана Хулагу был также разорен некрополь багдадских халифов.[596] Персидский шах Исмаил Сефеви, разгромив и убив бухарского хана Мухаммада Шай-бани в сражении у Мерва в 1510 г., из его черепа приказал сделать чашу (из которой сам шах пил на пирах), кожу с головы набить соломой и отправить союзнику Шайбани-хана — турецкому султану Байазиду II, правую руку также отрубить и отправить к правителю Мазандерана Ага-Рустаму, также являвшемуся союзником и вассалом Шайбани-хана.[597] Подобное, варварское с современной точки зрения, обращение с покойниками было на самом деле весьма распространенной на Востоке магической практикой: уничтожая тела погибших, победители тем самым делали невозможным сохранение их душ, которые могли бы помогать членам своего рода на сакральном уровне. Да и само уничтожение возможности сохранения души являлось актом мести убитым врагам. Можно также вспомнить отношение к узурпаторам и их судьбу после смерти и в других государствах — например, тело Лжедмитрия I (Григория Отрепьева) было сожжено, а пеплом выстрелили из пушки, развеяв его по ветру.

Известны также суровые казни, применявшиеся к преступникам, посягавшим на жизнь, здоровье или власть Чингизидов, т. е. фактически на харизму членов Золотого рода: с ними разговор был короткий, поскольку такое посягательство считалось не только политическим, но и религиозным преступлением. Соответственно, и казнь носила ритуальный характер: подобных преступников умерщвляли, отделяя их части тела друг от друга, поскольку, по монгольским представлениям, жизненная сила (sulde) находилась в целостном теле человека и гибла при его расчленении.[598] Нечего и говорить, что в подобных случаях ни о каких почетных погребениях и речи не шло!

Ничего подобного не было сделано в отношении останков Мамая. Его тело было погребено в соответствии с его рангом — скорее всего, после того, как он был предан почетной казни без пролития крови (хотя прямых сообщений источников об этом нет).[599] По-видимому, он воспринимался Токта-мышем и его сторонниками как враг, но и как легитимный высокопоставленный золотоордынский чиновник, преданно служивший «своим» ханам, не посягавший на трон и целостность государства, а следовательно, не поставивший себя вне закона. Вполне возможно, что погребение бекляри-бека было возведено если и не по прямому распоряжению Токтамыша, то, по крайней мере, он не препятствовал родственникам (представителям клана киятов) и сторонникам Мамая похоронить его с почестями. Признание политического значения Мамая проявилось и в том, что размеры его могилы были увеличены вдвое против его реального роста.[600]