Иван Петров - В чекистской операции "Трест"

• Название: В чекистской операции "Трест"
• Автор: Иван Петров
• Издательство: Карелия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

Повесть-воспоминание из сборника «Мои границы». Книга содержит вступительную статью О. Тихонова.

---

Каковы же нравственно-эстетические, художественно-исторические критерии писателя Петрова — Тойво Вяхя?

Никакого самовыделения. Самая тихая и порой ироничная строка — о себе. Неизменный предмет его описаний — время, среда, товарищи по тайной и видимой миру борьбе. Афористичность, психологическая наполненность диалога, философская тональность повествования — все это не из кулинарной книги литературной теории, не из книжных образцов, все собрано на корню, в трудах, засадах, боях; все — плод выверенных десятилетиями раздумий о социальных и духовных катаклизмах первых лет революции, о взаимоотношениях народов и государств, о настоящем и будущем. И какие уплотненные, широкозахватные строки, неподвластные кабинетному историку, рождаются вдруг веско и неопровержимо под пером участника событий.

«Все распалось. Остались обломки, трупы, и мы, уставшие и опустошенные. О том, как вели себя белые, не пишу. Общую оценку им дал Ромен Роллан: „Во все времена белые армии похожи одна на другую“. Да, именно — во все времена! Белогвардейцы Маннергейма, расстрелявшие всех захваченных ими или добровольно сдавшихся солдат небольших и разрозненных русских гарнизонов на севере Финляндии, расстрелявшие тысячи красных финнов, и его же, Маннергейма, „сепаратные“ войска в составе гитлеровской армии в районе Смоленска и под Тулой, — разве они не похожи друг на друга и все вместе на войска Миллера и Колчака, на банды Семенова, Калмыкова, Булак-Балаховича?» («Красные финны»).

Нелегки, трудоемки эти качества документальной прозы — верность исторической правде, трагизму и жестокости века, выстраданной гуманности человека нового мира. Анализируя это основополагающее свойство творчества И. М. Петрова на примере «чрезвычайно интересной вещи», «Ильинский пост», Константин Симонов отметил в повести «такое рассмотрение трагического прошлого, которое сделано глубоко психологически и очень человечно. И в то же время — строго. Потому что у Петрова в этой вещи гуманность — это не добренькая гуманность, это человечность, строгая к себе и другим, в конкретных и жестких исторических условиях». Сходную мысль высказала писательница Ольга Кожухова, участница Великой Отечественной войны, автор многих произведений о войне.

— Вы знаете, реальность войны, трагичность войны — это очень тонкое дело, — говорила она на выездном заседании Комиссии по военно-художественной литературе Союза писателей РСФСР, обсуждавшей в Петрозаводске военную тематику журнала «Север». — Здесь нельзя пережать, переменить интонацию, потому что сразу произойдет искажение истины. Меня поразило, что Иван Михайлович Петров в произведениях о войне сохранил тот дух человечности, дух человека, поднявшегося над обстоятельствами, над голодом, над ранами и жестокостью… Это все настолько пережито, настолько реально и настолько впечатляет, что для меня эти рассказы из цикла «Второй эшелон» представляются просто каким-то удивительным явлением…

Те, кому доводилось встречаться с Иваном Михайловичем, пораженные его необыкновенным даром рассказчика-собеседника, считают порой, что все созданное им не что иное, как реализация редкостной памяти. Такая, мол, жизнь и такой дар природы, и чего, мол, стоит от буханки хлеба кусок отрезать — хоть поперек режь, хоть вдоль, все равно будет хлеб… Увы, слова даются ему, как борозда целинному пахарю. Трудится он с мучительной требовательностью к себе и отнюдь не без художнической позиции. На письменном столе восьмидесятилетнего мудреца можно увидеть выписку из книги «Мастера современной гравюры»: «Я ценю… в гравюре невероятную сжатость и краткость выражения, ее немногословие и, благодаря этому, сугубую остроту и выразительность… Что вырезано, то и остается четким и ясным. Спрятать, замазать, затереть в гравюре нельзя» (А. Остроумова-Лебедева).

Казалось бы, при чем здесь гравюра. Но вот потайные пути творчества привели писателя к аскетизму гравюрной техники, к пониманию непоправимости слова и факта, когда работаешь в жанре исторической документалистики.

Наконец, трактовка героизма — как нормы поведения, как синтез осмысленного опыта и общественного, патриотического долга. Герой Петрова лишен авантюризма, слепой отваги, показного мужества, патетики. Он прост, без надрыва верен себе даже на пределе человеческих возможностей. Он — носитель частицы народных забот и уже потому отрицает бессмысленное самопожертвование, ищет гибкости, неуязвимости в самых сложных ситуациях борьбы.

В одной из статей И. М. Петрова находим примечательные слова:

«В боевых условиях чувство настороженности никогда полностью не оставляет человека, и в этом не слабость его, а сила. Боец, разведчик тем более, рождается тогда, когда осознает, что в вооруженной борьбе уцелеют не все. Такой человек не ищет только для себя укрытия, счастливого исхода. Элементы настороженности, органически переплетенные с высокоразвитым чувством ответственности и служебного долга, оберегают разведчика от опрометчивых и безрассудных поступков по тем же законам, по которым ощущение боли учит человека правильно обращаться с огнем или острыми предметами, до конца используя их полезные свойства… Об этом ощущении не расскажешь, оно познается только на ощупь…»

Да, на ощупь — плотью, чувством, кровью. На ощупь взято, испытано все, что есть суть этой книги. Не отсюда ли достоверность, точность повествования, хорошо осознанная цена документальной детали, использованной всегда в меру и к месту. Буквально каждая страница произведений И. М. Петрова вводит читателя в мир знаний, вещественный, обжитый человеком наблюдательным и разборчивым на подсказки памяти. «Хорошо помню мою первую заставу, тогда еще кордон. Заставами они стали именоваться с мая 1924 года. Малюсенькая комната, нары вдоль стены, столик, сколоченный из патронных ящиков у единственного перекосившегося окна, возле двери — плита для обогрева и варки пищи. Ни телефона, ни кабеля. Пограничная дивизия, уходя, захватила и свои средства связи. Табельные — не оставишь! Устава пограничной службы еще не было. Сунул мне Бомов, помощник коменданта, подшивку приказов и наставлений: „Бери! Ничего в них толкового нет, но иметь обязан. И береги — секретные…“» Таково начало воспоминаний «В чекистской операции „Трест“», и в нем все — точная датировка, емко воспроизведенная обстановка убогого пограничного приюта середины двадцатых годов, и уже заявлена тревога, уже увлечен читатель, ожиданием событий необычайных.

…Несмотря на преклонные годы, И. М. Петров в каждодневном труде. «Задача человека — пустить ум и душу на полные обороты» — строчка из его статьи в «Комсомольской правде». Как всегда, он отдает читателю лишь то, что выносил в себе, выверил временем, чему следовал всю свою жизнь.

«Трудным был наш путь и суровым, — пишет он в „Красных финнах“. — Но сказать только это означало бы сказать не всю правду. Мы познали революционную романтику, и лучшие годы были ведомы ее могущественной силой. Мы сроднились с ней и верим — не умерла она и не исчезла бесследно… Будущее шагает дальше».

Он родился 12 апреля 1901 года. Было голодное, нищее и полуграмотное детство. Ровно через 60 лет 12 апреля станет Днем космонавтики. Так разительно изменится мир. И не без его участия. Вся его жизнь веско и надежно вложена в революционную эпоху. Творец этой эпохи, коммунист с шестидесятилетним стажем, ныне он честный, исторически эрудированный, талантливый ее летописец.

Олег Тихонов

В ЧЕКИСТСКОЙ ОПЕРАЦИИ «ТРЕСТ»

Здесь ВЧК необходима.

В. И. Ленин

1

Хорошо помню мою первую заставу, тогда еще кордон. Заставами они стали именоваться с мая 1924 года. Малюсенькая комната, нары вдоль стены, столик, сколоченный из патронных ящиков у единственного перекосившегося окна, возле двери — плита для обогрева и варки пищи. Ни телефона, ни кабеля. Пограничная дивизия, уходя, захватила и свои средства связи. Табельные — не оставишь! Устава пограничной службы еще не было. Сунул мне Бомов, помощник коменданта, подшивку приказов и наставлений:

— Бери! Ничего в них толкового нет, но иметь обязан. И береги — секретные.

В числе других бумаг, была копия инструкции, утвержденной еще С. Ю. Витте для пограничников его эпохи. Запомнилось одно любопытное требование: кордонную книгу, — в ней записывались все наряды по охране границы, всякие происшествия, случившиеся за сутки, и замечания посетивших кордон начальников, — надо было хранить припечатанной к полу, на шнурке. Это для того, чтобы ленивые начальники не могли затребовать представления книги к себе для росписи без отрыва от собственной кушетки. Хорошо граф Витте знал свои кадры! Обращало внимание и такое требование: солдатам-пограничникам после демобилизации из армии запрещалось проживание в пограничной зоне. Недоверие полное и публичное!