Жозе Эса де Кейрош - Цивилизация

• Название: Цивилизация
• Автор: Жозе Эса де Кейрош
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

У меня есть любезный моему сердцу друг Жасинто, который родился во дворце… Среди всех людей, которых я знавал, это был самый цивилизованный человек, или, вернее, он был до зубов вооружен цивилизацией – материальной, декоративной и интеллектуальной.

---

III

И вот, как раз после января нынешнего года, когда Жасинто погрузился в мораль негроидов и провел электричество между купами деревьев сада, случилось так, что у него возникла непреодолимая духовная потребность отправиться на север, в его старинный фамильный замок в Торжесе. Жасинто никогда не был в Торжесе и в течение семи недель с невероятным отвращением готовился к этому трудному путешествию. На ферме, расположенной в горах, и в суровом замке, где еще осталась башня XV века, в течение тридцати лет жили арендаторы, славные, работящие люди, которые ели свою похлебку среди клубов дыма от очага и сушили пшеницу в барских покоях.

В самом начале марта Жасинто предусмотрительно написал своему поверенному Соузе, проживавшему в торжесской деревне, и приказал ему привести в порядок крышу, подновить стены и застеклить окна. Потом он распорядился отправить туда скорым поездом огромные ящики, которые с трудом протаскивали в ворота «Жасмина» и в которых помещалось все необходимое для того, чтобы с удобствами прожить в горах две недели: пуховые перины, кресла, кушетки, лампы Карселя, никелевые ванны, переговорные трубы для вызова слуг, персидские ковры, чтобы мягче было ступать по деревянным полам. Один из кучеров отправился в дорогу с двухместным экипажем, пролеткой, линейкой, мулами и бубенчиками.

Затем туда поехал повар с кухонной утварью, поставцом, ледником, приспособлениями для приготовления трюфелей и огромными ящиками с минеральной водой.

С раннего утра в просторных дворах особняка вбивались гвозди, стучали молотки, словно на строительстве целого города, и дефилирующий багаж напоминал страницы из Геродота, повествующее о персидском нашествии. Жасинто худел от трудов во время этого великого переселения народов. Наконец июньским утром мы отбыли в сопровождении Грнло и тридцати семи чемоданов.

Мне было по пути с Жасинто до Гиаенса, где, в доброй миле от Торжеса, проживала моя тетка, и ехали мы в отдельном вагоне, среди необъятных размеров подушек и корзин с куропатками и шампанским.

На полпути нам пришлось пересесть на другой поезд – па станции под звучным названием, оканчивающимся на «ола», где был прелестный светлый сад с кустами белых роз. Было воскресенье, солнечное и ужасно пыльное, и мы встретили там заполнявшую узкую платформу веселую группу простонародья, пришедшую с сельского праздника святого Григория Горпого.

В этот праздничный вечер мы согласно расписанию располагали всего лишь тремя скупыми минутами. Другой поезд, нетерпеливый и свистящий, уже ждал нас рядом с навесом. Яростно звонил звонок. И, даже не обращая внимания на красивых девушек, которые бродили здесь группами, возбужденные, в огненно-красных платках, с золотыми украшениями, увешивавшими их полную грудь, и образками святого Григория, приколотыми к шляпкам, мы побежали, пробились сквозь толпу и вскочили в другой, уже забронированный, вагон с карточкой и инициалами Жасинто. Поезд тотчас же тронулся. Тут я вспомнил о нашем Грило и о тридцати семи чемоданах! Выглянув из дверей, я заметил на углу станции, под эвкалиптами, всю нашу поклажу и людей в фуражках с галунами, которые, стоя над нею, в отчаянии размахивали руками.

Откинувшись на подушки, я прошептал:

– Какое великолепие!

Жасинто, не открывая глаз, вздохнул в своем углу:

– Какая тоска!

Целый час мы медленно скользили среди виноградников и полей, засеянных пшеницей; солнце, жаркое и пыльное, еще било в стекла, когда мы прибыли на станцию Гондин, – здесь нас должен был встретить поверенный Жасинто, знаменитый Соуза, с лошадьми, на которых нам предстояло взобраться на гору, где стоял Торжесский замок. Позади пристанционного скверика, тоже сплошь засаженного цветущими розами и маргаритками, Жасинто тотчас разглядел своя экипажи, еще закрытые брезентом.

Но когда мы вышли на белую, прохладную платформу нас окружило молчание и одиночество… Ни поверенного, ни лошадей! Начальник станции, которого я с мучительным беспокойством спросил, не появлялся ли здесь сеньор Соуза и не знает ли он сеньора Соузу, вежливо снял свою фуражку с галуном. Это был круглый, жирный парень, розовый, как яблоко, с томиком стихов под мышкой. «Я отлично знаю сеньора Соузу! Три недели назад я играл в манилью с сеньором Соузой! Но сегодня вечером я, к несчастью, не видел сеньора Соузу!» Поезд исчез за утесами, склонившимися над рекой. Один из носильщиков, посвистывая, начал скручивать сигару. На земле, у садовой решетки, какая-то старуха, вся в черном, дремала, сидя на корточках перед корзиной с яйцами. А наш Грило, а наш багаж?… Начальник станции весело пожимал лоснящимися плечами. Все наше имущество, конечно, застряло на той станции с кустами белых роз, носящей звучное название с окончанием «ода». А мы были здесь, затерянные в диких горах, без поверенного, без лошадей, без Грило, без чемоданов.

Но зачем подробно описывать эту печальную историю? Близ станции, на склоне горы, находилась ферма, арендуемая за пятую часть дохода; туда мы и направились, Дабы нас доставили и препроводили в Торжес голодная кляча, белый осел, мальчишка и собака. И вот мы начали с отвращением карабкаться по этим трудным дорогам – уж конечно, по тем самым, по которым ходили туда-сюда, от горы до реки, члены семьи Жасинто в XV веке. Но когда остался позади шаткий деревянный мост, перекинутый через ручей, протекающий меж берегов, сплошь изрезанных скалами (и изобилующий превосходной форелью), все наши беды были забыты при виде неожиданно открывшейся взору несравненной красоты этих благосклонных гор. Божественный художник, обитающий на небесах, вне всякого сомнения, создал этот лес утром, охваченный торжествующим, ликующим вдохновением.

Величие не уступало прелести… Рассказать о долинах, утопающих в зелени, о почти священных лесах, о душистых фруктовых садах в цвету, о прохладе сладко журчащих вод, о часовенках, белеющих на вершинах гор, о скалах, покрытых мхом, о райски сладостном воздухе, о всем величии и о всей красоте этих мест мне не под силу: я человек скромных способностей. Полагаю, что это было бы не по плечу даже великому Горацию. Кто может рассказать о красоте столь простой и невыразимой?

Жасинто, ехавший впереди на ленивой кляче, прошептал:

– Ах, какая красота!

Я, ехавший позади на осле со слабыми ногами, прошептал:

– Ах, какая красота!

Быстрые ручейки смеялись, сбегали с одной скалы на другую. Тонкие веточки цветущих кустов дружески ласково касались наших лиц. Долго летел за нами дрозд перепархивая с черного тополя на каштан, насвистывая гимны в нашу честь. Гостеприимные и приветливые горы… Ах, какая красота!

Восторженно охая, добрались мы до буковой аллеи, которая показалась нам классически благородной. Снова ударив по ослу и по кляче, мальчишка, рядом с которым бежала собака, закричал нам: – Приехали!

В самом деле, в глубине аллеи виднелись ворота фермы, облагороженные гербом из старого камня, изъеденного мхом. За воротами уже яростно лаяли собаки. И как только Жасинто, а вслед зa ним и я на осле Санчо Пансы въехали в ворота замка, навстречу нам сбежал с лестницы седой мужчина, остриженный, как духовное лицо, без жилета, без куртки, с изумлением и скорбью воздевая руки. Это был управляющий Зе Брас. И тотчас же, здесь же, на камнях двора, всплыла на свет божий волнующая повесть, которую в полном недоумении лепетал под аккомпанемент лая собак бедняга Брас и из-за которой лицо Жасинто стало бледным от гнева. Управляющий не ждал его превосходительство. Никто не ждал его превосходительство. (Он произносил: «Его первосходительство».)

Поверенный, сеньор Соуза, с мая месяца живет где-то возле границы – он ухаживает за своей матерью, которую лягнул мул. Ну и, конечно, произошло недоразумение, письма затерялись… Ведь сеньор Соуза рассчитывал, что «его первосходительство» прибудет только в сентябре, на виноградный сезон. Ни в одной комнате работы еще не начаты. И, на несчастье «его первосходительства», крыши еще не крыты черепицей, а в окна еще не вставлены стекла…

Я скрестил руки, охваченный вполне понятным ужасом. Ну а наши сундуки – сундуки, отправленные в Торжес со столькими предосторожностями еще в апреле, сундуки, битком набитые матрасами, предметами роскоши, цивилизации?… Потерявший рассудок, ничего не понимавший управляющий таращил свои маленькие глазки, в которых уже дрожали слезы. Сундуки?! Ничего не приходило, ничего не появлялось. В своем смятении Зе Брас искал их под аркадами двора, в карманах своих панталон… Сундуки? Нет, сундуков не было!

В это самое время кучер Жасинто (тот, который доставил лошадей и экипажи) с важным видом подошел к нам. Это был человек цивилизованный: он сразу же во всех обвинил власти. Еще когда он служил у господина виконта де Сан-Франсиско, то из-за нерадения властей таким же образом по дороге из города в горы пропали два ящика со старой мадерой и ящик с бельем барыни. Поэтому он как человек, умудренный опытом, не доверяя нации, не отпустил экипажи, и теперь все, что осталось у его превосходительства, – это линейка, пролетка, двухместный экипаж и бубенчики. Только вот в этих диких горах нет таких дорог, но которым они могли бы проехать. И поелику до фермы можно было добраться лишь в больших повозках, запряженных волами, то он закрыл экипажи брезентом и оставил внизу, на станции, в полном порядке…