Игорь Росоховатский - Остров в открытом море

• Название: Остров в открытом море
• Автор: Игорь Росоховатский
• Жанр: Научная Фантастика

---

Сам прикнопил меня своими лютыми глазками к стенке.

- Это вы от имени отдела выступаете? - спрашивает. - Вас уполномочили?

Он метнул косой взгляд на мужеподобную красотку. Спрашивает:

- Борис Петрович говорит и от вашего имени, Надежда Кимовна?

Она кокетливо передернула плечиками и, в свою очередь. косит на Илью Спиридоныча. Сам - к нему:

- Вы уполномочивали?

Илья Спиридоныч невозмутимо очки на носу поправил и очень ровным - под линеечку - голосом:

- Разве у меня своего языка не имеется? Да что вы, Александр Вольдемарыч, Бориса Петровича не знаете? Ему лишь бы воду замутить. Без скандала жить не может.

- Так вы, оказывается, еще ко всему и самозванец, Борис Петрович? - уже остывая, довольно рокочет Сам.

- Оказывается, так, - отвечаю. - Но все равно на чужого дядю работать не стану.

- Так ведь никто вас здесь в отделе и не держит, - говорит Сам.

Тон его спокойно-рассудительный задел меня больше, чем слова. Глядя в его широкую переносицу, я отчеканил:

- "По собственному желанию" не уйду.

Я попал в цель, потому что в его маленьких глазках вспыхнула ярость. Изо всех сил сдерживая ее, он проговорил:

- А мы вас "по собственному" и не отпустим. Вот завтра на собрании все товарищам объясните, тогда и решим, как вас отпускать. Надежда Кимовна, как полагаете, нужно собрание?

- Да он наверняка уже сам все понял, без собрания, - говорит Надежда Кимовна.

Сам прошествовал к выходу. После его ухода все старательно делали вид, будто ничего не случилось. Но я сорвал их игру.

- Значит, так получаются самозванцы? - спрашиваю громко. - Может, и Лжедмитрий так получился?

Молчат.

Тогда я подхожу к Илье Спиридонычу.

- А как же быть с личным примером, с воспитанием молодежи, о котором вы так любите говорить?

Думаете, он смутился? Ничуть не бывало.

- Вы, - говорит, - Борис Петрович, об НВ забыли. НВ - это у нас свой, отдельский термин, означает - не выставляться.

Тут и остальные загалдели. Дескать, нам же разъяснили, что все это исключительно для пользы науки. И только Надежда Кимовна с откровенным злорадством на меня посмотрела и высказалась:

- Давно вам твержу, Борис Петрович: дурно вы воспитаны, вкуса у вас нет. Отсюда и все ваши беды, бедняжка.

А Танечка-Манечка-Любочка будто в мысли мои заглянули:

- Молчали бы вы, Борис Петрович, и все было бы в порядке.

В общем, виноватым оказался я.

Даже друг мой, Виктор Воденков, когда я ему обо всем рассказал, посмеялся надо мной: "А ты что, младенец? Людей не знаешь? В двадцать четыре года кандидатом стал, да еще и выставляешься. Утверждают, будто талантлив ты. А это вина перед ближними не малая".

Муторно мне. Тошно ходить на службу. Смотреть на сослуживцев не могу. Видимо, все еще реакция продолжается. Придется ждать, пока пройдет... А возможно, дело не только в том. что случилось на службе. Устал я сильно в последнее время, перегрузился: диссертация, курсы, в нескольких комиссиях заседать заставили. Ничего, лето придет - отдохну.

А в остальном у меня все хорошо.

Передавайте привет Валерию Павловичу.

Борис

ПИСЬМО ВТОРОЕ

19 апреля

Здравствуйте, родные! Извините за долгое молчание.

Пишу из больницы. Доктор Барновский настоял, чтобы, я вам написал. Мне трудно писать. В голове быстро-быстро вертятся жернова - большие и маленькие, мелкозернистые и крупнозернистые, массивные и легкие, - размалывающие мозг. накручивающие на себя нервы.

Доктор говорит, что это скоро пройдет, так что вы не волнуйтесь. Я верю ему, потому что лечение идет успешно, и я теперь уже отчетливо помню все случившееся и знаю, почему попал сюда.

После ссоры с Самим собрание в лаборатории, все-таки состоялось. Возможно, я и ошибаюсь, но такого представления и в цирке не увидишь. Сам не рычал и не ворчал. Наоборот, он казался усталым и даже печальным. Всем своим видом и голосом он подчеркивал, что ему жаль меня.

Не скажу,, что все сослуживцы были против меня. И все же на собрании со всей очевидностью выяснилось, что в дружном и сплоченном коллективе я человек сквалыжный, бунтарь-одиночка, возмутитель спокойствия. Меня разоблачили и заклеймили, а я все-таки не подал заявления об уходе. Уж очень не хотелось Самого радовать.

Через день вызвали меня к директору института. Выслушал он меня внимательно, сочувствие в глазах засветилось.

- Потерпите полгодика, Борис Петрович. - говорит. - У нас перемены назревают.

Полгода, вроде бы, и немного. Выплакался я ему в жилетку, решил временно смириться., ждать. А ждать оказалось невмоготу. Как говорили римляне, не так страшен рык льва. как вытье гиен и шакалов.

Я очень устал. Все меня раздражает... Чувствую себя отвратительно, и стало мне казаться, что вокруг меня не лица человеческие, а морды звериные, головы змеиные, лики птичьи... Стал я примечать, из-за чего люди, враждуют и дружат, отыскивать внутренние, глубинные, самые тайные, интинные, можно сказать, причины - тошно мне показалось, не хотелось жить. А в голове все чаще "жернова" перемалывали мои мозги, зерна мыслей моих - в муку, из которой уже ничего не вырастет. Испечь из нее тоже ничего нельзя - горька очень, желчью отравлена.

Однажды потерял я сознание на улице. Очнулся в больнице. Там и познакомился с доктором Барновским. Потом мне по секрету медсестра рассказала, что сначала меня пробовали лечить другие врачи, но ничего у них не получалось. Сознание ко мне не возвращалось. Оказалось, что болезнь застарелая, та самая, что в детстве вызывала головокружения и тошноты. Я надеялся, что она прошла, а болезнь только затаилась до поры, до времени, как взрывчатое устройство с часовым механизмом. А вместо секундных и минутных делений в нем были деления "на неприятности". Медики называют это "отрицательные эмоции". Их накопилось довольно много, и наконец произошел взрыв.

Созвали консилиум. Врачи развели руками - неясно, как лечить, симптомы болезни неизвестны. Тогда пригласили доктора Барновского и разрешили ему применить какие-то его "новые методы", я полагаю - крайние меры.

- На что жалуетесь? - спросил он меня при первом знакомстве.

- На людей, - отвечаю. - Опостылели, осточертели мне все люди. - И смеюсь, знаю, что сейчас он скажет: "От этого не лечим".

А он прищурился, головой покачал так серьезно, участливо:

- Расскажите, чем это вызвано, голубчик.

- Причины общеизвестны, - со злостью отвечаю. - Чем старше становишься, тем лучше людей узнаешь. Как сказал один деятель - не к добру будь помянут он: "Чем лучше я узнаю людей, тем больше люблю собак". - Нарочно вопрос заостряю, чтобы доктор этот прилипчивый отстал.

Но от него не так просто отделаться, да и не хочется. Видно, умеет он располагать к себе. Глаза у него грустные, всезнающие, очень усталые. Веки припухшие. А веет от него спокойствием, уютом, доброжелательностью.

И как-то само собой получилось, что рассказал я ему обо всем, что со мной приключилось.

Он долго думал, тихонько покачивался на стуле у моей постели. Потом говорит:

- Дело не только в неприятностях на работе, Борис Петрович. Переутомились вы от непомерного потока информации, когда материал диссертации собирали. Захлебнулись вы в нем. Отдышаться вам надо на песочке, отдохнуть от информации и от носителей информации...

Что-то еще он говорил, но я его уже не слышал. В моей голове снова закрутились жернова, и я потерял сознание. А когда очнулся, у моей постели в той же позе сидел доктор Барновский. Увидев, что я открыл глаза, он вздохнул с облегчением и сказал, как бы продолжая прерванную беседу:

- Так, выходит, голубчик, хотите отдохнуть от людей?

- Мечтаю об этом, доктор. Да куда от них скроешься?

Он наклонился ко мне, голову набок склонил, снизу вверх в лицо заглядывает:

- А если мы вам остров выделим?

Не поверил я ему.

- Целый остров? - спрашиваю. - В море? Без людей?

- Целый остров, - отвечает. - Будете в некотором роде управителем острова.

- А почему "в некотором роде"?

- Видите ли, оставить в бездействии ваш мозг и нервные центры позвоночника нельзя. Болезнь усугубится. Поэтому мы подключим ваш мозг с помощью антенны к вычислительной машине, управляющей островом-маяком. Таким образом, мозг будет под постоянной нагрузкой. И в то же время он, будет отдыхать - нагрузка-то небольшая, ничтожная, можна сказать, нагрузка для человеческого мозга. Никаких новых идей от него не потребуется, просто - отвечать на запросы судов, выдавать метеосводки, справки о фарватере. В общем, побудете островом. Островом в открытом море...

Его глаза глядели куда-то далеко-далеко...

- Человек-остров - красиво звучит, - сказал я. - Пожалуй, это понятие не лишено смысла. Большего, чем тот, что заключен в каждом из двух слов порознь.

Он положил мне руку на плечо, и она была как живой теплый мост через пропасть, отделяющую меня от других людей. Я думал в ту минуту: "Разве и раньше я не был островом? Дрейфующим островом. Островом среди островов и льдин. Мы мешали друг другу, потому что острова должны дрейфовать в некотором отдалении один от другого..."