Вера Колочкова - Твоя жена Пенелопа

• Название: Твоя жена Пенелопа
• Автор: Вера Колочкова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-68633-9

Вот уже около года Нина живет с парнем, который совсем не собирается звать ее замуж. Она его любит, он ее вроде бы тоже. Но почему Никита не спешит узаконить их союз? Почему живет с ней так, будто свободен от всех обязательств? Но странно другое – почему Нина все это терпит? Глотает слезы, копит обиды, но… терпит.

---

– Нет, мам, ну что ты… Не в этом дело.

Сказала – и опустила глаза, испугавшись. Потому как резануло внутри – в этом, в этом! Именно в этом дело, ты в точку попала, мам! Потому и повторила испуганно:

– Нет, не в этом дело. Просто у него сейчас катастрофически времени не хватает.

– А чем он таким шибко занят? Вроде не работает нигде.

– Он учится, мам, в серьезном институте. Даже не в институте, а в академии.

– Да? И на кого ж он учится, больно интересно знать?

– Ну… Как бы тебе объяснить… Там к государственной службе чиновников готовят. Нет, правда, у них там все очень серьезно, мам. И строго. Лекции с утра и до вечера, потом курсовые всякие, а в следующем году защита диплома…

– Ну ладно, коли так. А может, и хорошо, что он к нам не приходит. Не дай бог, отец брякнет при нем чего некультурное! Да и я со своими пирогами… Что он, пирогов с палтусом не едал? Мы ж люди простые, Ниночка, куда нам со свиным рылом в калашный ряд… Случится у тебя с этим Никитой счастье – и мы с отцом счастливы будем! И в сторонке постоим, если что!

– Да уж… Папа, кажется, постоит в сторонке… Думаешь, легко мне каждый раз на оскорбления нарываться?

– А ты за оскорбление-то его слова не принимай, Ниночка! Он же человек такой, работяга, не умеет он, чтобы со всякими там подходцами… Как говорится, что на уме, то и на языке!

– М-м-м… Хочешь сказать, простота хуже воровства?

– Ой, да как тебе не стыдно так об отце-то! Язык прикуси, бессовестная!

– А ему не стыдно меня каждый раз оскорблять?

– Так он же любя, Нин… Он тебя очень любит, оттого и переживает сильно! Обидно ему за тебя, понимаешь?

– Да, мам… Я понимаю. Конечно же. Но это всего лишь его личное восприятие действительности, я тут при чем? У меня к моей жизни претензий нет. Меня все на сегодняшний день устраивает. Абсолютно все.

– Ой ли?

Как плетью стегнуло это мамино «ой ли» – обидное, хлесткое. И хитрованский взгляд полоснул по лицу, и губы мама сжала специфически – скобкой догадливого сомнения. Да, очень выразительно получилось. Выпукло. Вот, мол, смотри на меня, дочка, видишь, какая я сильно задумчивая и сомневающаяся в твоих словах! Давай, подпрыгивай на стуле, доказывай мне обратное! Видишь, я жду…

А не дождешься. Не буду я тебе ничего доказывать. Потому что не должна ничего доказывать. Ни-че-го. Никому. Потому что и сама в себе еще толком не разобралась. И в своих отношениях с Никитой тоже. И вообще – хватит из меня веревки вить… Что свили, то свили, спасибо и на этом. Все детство старательно внушали – должна, должна! Что придумают вдвоем с отцом, то и должна! Хватит…

– Ну, все, хватит, мам… Пошла я.

Нина решительно уперлась кулаками в столешницу, приподнялась на стуле, но мать вдруг опустила на плечо ладонь и будто пригвоздила обратно. И произнесла решительно:

– Глянь-ка мне в глаза, Нинка…

– Ну что, мам, что?

– Давай перед матерью как на духу… Сама-то хоть понимаешь, как свои годы дальше жить? Я вот за тебя перед отцом заступаюсь, а сама все думаю, думаю… А ну, коль он и впрямь не женится?

– Да что вы заладили – женится, не женится! Ладно, отец, а ты-то, мам? Чего вы лезете в мою жизнь?

– А куда нам еще лезть-то, дочка? В чужую, что ли? Мы ж твои родители… Слушай, а может, тебе поговорить с Никитой? Так, мол, и так, замуж хочу… Или это… Как бы забеременеть невзначай? А что? Давай, я тебя научу по-женски, подскажу…

Все, подумала Нина, терпение, кажется, лопнуло. В голове забухало, зазвенело негодованием. Пришла, называется, родителей навестить! Получила массу положительных эмоций! Уже и в постель норовят залезть! Надо же – научу-подскажу, как забеременеть! Чудеса пролетарской камасутры поведать собралась! Как же противна эта бесцеремонность! Да, любят они, да, беспокоятся по-своему, но все равно – противно!

– Послушай, мама… Если ты еще раз… – Она закрыла глаза и сглотнула ком в горле. Сдерживая раздражение, произнесла спокойно, но с жесткой нотой в голосе:

– Если ты еще раз затронешь эту тему, я вообще больше к вам не приду! Никогда! Слышишь? Дорогу к вам забуду! И отцу можешь так и передать! Если он еще раз…

– Что ты, Ниночка, что ты! Бог с тобой, доча, что ты говоришь? Да что я такого сказала-то, господи?!

Мать тихо всхлипнула, зажав рот ладонью, глянула на нее сквозь набухающую слезную пелену. Моргнула, и слезы тут же брызнули из глаз. Сразу весь гнев Нины ушел в стыд.

– Мам, мам… Ну ладно, все, ну не надо… Не плачь, я ж не хотела… – залепетала она виновато, оглаживая мать по бугристо-целлюлитному предплечью. – Ну извини, мам…

– Да как у тебя язык-то повернулся, Ниночка… Да как же я отцу могла бы такое сказать? Что ж ты, дочка… Да его бы сразу кондратий хватил… Он же так тебя любит! Что у нас с отцом еще есть-то?

– Мам, да я все понимаю! Но и ты меня тоже пойми! Нельзя же так, мам…

– Ну да, ну да… А как можно-то, доча? Ты ведь у нас одна, как свет в окошке… Позднее дитя, божий подарочек… Мы ведь уж и не надеялись, я помню! Когда принесли тебя из роддома, отец с рук не спускал, дышать боялся… Он уж, почитай, в возрасте мужик-то был, почти под пятьдесят…

Мама слезно вздохнула, отерла дрожащими ладонями полные щеки, снова заговорила торопливо:

– Знаешь, как нам тогда трудно было? Ой-ой, если вспомнить… Это ж девяностый год был, вокруг черт-те что творилось! Прилавки в магазинах пустые, зарплату не дают, хоть головой об стенку бейся! А мне есть что-то надо, иначе молоко пропадет… Тоже ведь не молоденькой тебя родила, сорокалетней бабой! Отец, помню, то рычал от безнадеги, то плакал. С кулаками на директора завода, помню, накинулся, когда тот обещал зарплату выдать, но слова не сдержал! Да что – директор!.. Его потом и самого – под зад коленом… Так и жили – кое-как перебивались. А дальше еще круче пошло. Помню, тебе лет пять было, когда завод олигархи-бандиты отбирали… Этот был, как его… Рейдерский захват. А папа, представляешь, под пули полез… Думал, родное предприятие защищает. Пролетарий, мать твою… Обо мне не подумал, как я одна тебя поднимать стану…

– Да? Ты мне об этом никогда не рассказывала, мам…

– Да зачем тебе знать-то? Это уж наши дела. Задело его тогда бандитской пулей-то, в больницу свезли. А он оттуда сбежал. Пришел ночью домой – герой раненый… Долго около твоей кроватки стоял, все пришептывал – прости, мол, доча, не знаю, как тебе счастливое детство обеспечить… Не будет у тебя детства-то… Сломался он тогда, Нинок, как есть сломался. Всю жизнь на заводе в честных передовиках проходил, и партии честно служил, и верил… Понимаешь, верил! Таких-то честных тружеников, как твой отец, и тогда было – раз-два и обчелся… С тех пор, считай, никак успокоиться не может. Не смог в новую жизнь встроиться, все прежними правилами живет… Все у него только черное да белое, других цветов не признает. Оттого и злится, если вдруг что не по правилам да не по чести… Оттого и состарился раньше времени. А сейчас ему тем более не перестроиться – семьдесят второй годок пошел, под самую дыхалку подперло. Ты уж не сердись на него, Ниночка. Какой есть, что же делать.

– Да я не сержусь, мам! Просто… Он же должен понять… У меня своя жизнь…

– Своя-то своя, кто ж спорит. Но и родителей с руки, как варежку, не стряхнешь! Родителям тоже радости дать надо. Отец вон внуков страсть как хочет… И нам надо чем-то жить, Нин! Думаешь, велика отцу радость в сторожах ночных сидеть? А так бы дома сидел, внуками занимался. Все бы заделье! Плохо в старости без заделья-то, Нин. Тоска, смысла нет. Ой, тоска! – Укор в голосе матери усиливался, захватывал собой маленькое пространство кухни. В тоне появились жесткие обвинительные нотки: – Как ни крути, а отец-то прав, Нин! Растили тебя, растили, всю душу вкладывали! И к морю на последние деньги отправляли, и наряды покупали, во всем себе отказывали! И образование опять же… Не институт, конечно, но техникум – тоже хорошо… Мы ведь почему тебя на техникум-то настропалили? Думали, вдруг не успеем в институтах выучить, помрем раньше времени. А еще думали, красавица ты у нас, в институте сразу замуж выскочишь, опять же закончить не успеешь. А в техникуме после десятилетки – всего два с половиной года… Кто ж знал-то, что ты вообще замуж не заторопишься? А мы с отцом такие надежды возлагали. Вот тебе и надежды – все прахом пошли. Ни у тебя семьи, ни у нас внуков. Бабья молодость-то быстро проходит, Нин, не успеешь и оглянуться! От двадцати до тридцати – и ветер в ушах просвистеть не успеет. И все, и ушло золотое бабье времечко, назад не воротишь. А ты говоришь…

Мама вздохнула, осела на стуле квашней, провела ладонью по столешнице. Бедная, бедная мама… Как на нее обижаться-то? Ведь это предъявление векселей – вовсе не злое… От простоты мыслей идет, от безысходности. Подумалось вдруг – и впрямь дети должны отвечать за возрастную родительскую неприкаянность… То есть хочешь не хочешь, а «задельем» в старости обеспечь. Неужели у всех так?