Игорь Росоховатский - Триумф каскадеров

• Название: Триумф каскадеров
• Автор: Игорь Росоховатский
• Жанр: Научная Фантастика

---

О, мне знакомо это состояние. Пусть они называют его как угодно - я знаю истинное название.

Итак, еще один удар лбом о гранитную стену. Госпожа природа не склонна уступать. Все, что вырывают у нее, - вырывают силой. Но хватит ли сил у меня? Я ведь не принадлежу к баловням судьбы. Это им достаточно шевельнуть пальцем - блага сыплются на них, как из рога изобилия. Были, были на свете и Гераклы, и Антеи, им дарованы были сила и прочие таланты, а приключения и неприятности они искали и находили сами. Мне же нечего ждать каких-либо подарков. На мою долю выпадали только труд и упорство, упорство и труд. Маховики моего воображения раскручиваются медленно, со скрипом и скрежетом, мне невыносимо тяжко заглядывать в будущее, приходится каждый ход вперед рассчитывать. А ведь необходимо довести до конца деяние и попытаться учесть ошибки, чтобы они не превращались в роковые последствия.

Ну кто мог подумать, что личность неразрывно связана с малейшими, казалось бы, несущественными отклонениями генной структуры, выразившимися в крохотных аномалиях нервов и мышц? Проклятая избыточная сложность, где малейшая поправка у истоков непредсказуемо усиливается на дублирующих линиях прямой связи, на всяких "запасных путях", и уже совсем искажается на связи обратной. Да, многим известно, что один камень в горах способен вызвать обвал. Но кто возьмется предсказать все его ближние и отдаленные последствия на перевале и в долине, в селениях и в судьбах отдельных людей? А в организме все еще сложнее. "Непредсказуемость" - начертано на печати, скрывающей его тайны.

И все же я не отступлю. Госпожа, я опять иду на вас! Сколько бы вы ни швыряли меня лицом в грязь, я подымусь и брошусь вперед, пока вы не уничтожите меня. Да, я не принадлежу к баловням, к Гераклам и Антеям, - я обычный человек, среднестатистическая единица, но я узнал цену вашим дарам, служащим только вашим интересам. Ибо они - яблоки раздора. Разделяй и властвуй - это ваш принцип. Я понял, как и зачем получаются баловни так называемые таланты и гении.

Я принесу людям наивысший дар, какой только возможен в этом мире - Дар Справедливости. Мне не нужны ни почести, ни богатство, ни слава - эти побрякушки я оставлю вашим баловням. Но если люди пойдут за мной, чтобы раз и навсегда восстановить Справедливость, я поведу их, ибо знаю путь..."

10

- Здравствуйте, Таня.

- О, профессор! Спасибо, что не забыли меня.

- Между прочим, у меня есть имя и отчество.

- Да, да, Иван Степанович, извините. Как хорошо, что вы пришли.

- Врач обязан не забывать пациентов. Как себя чувствуете?

- Отлично. Благодаря вам я могу двигаться, как все.

- Не стоит благодарности. Вы хорошо сказали - "как все". Быть как все должно стать неотъемлемым правом каждого. Ради этого стоит потрудиться. Не так ли?

- Так, Иван Степанович, остается только преклоняться перед вашей скромностью.

- Оставим комплименты. Правая нога болит?

- Чуть-чуть...

- В последние дни боль усиливалась?

- Пожалуй, но совсем ненадолго. Зато потом почти совсем переставала болеть.

- ...И как бы немела?

- Но не так, как раньше...

- Давайте проверим. Здесь болит?

- Нет.

- А здесь?

- Немного.

- А так?

- О-о, не надо!

- Лежите спокойно. Включаю аппарат...

- Профессор, простите, Иван Степанович, вы знаете, что случилось с моим братом?

- Знаю, Таня. Не говорю ничего в утешение. Если брат решил после этого оставить цирк - это его воля...

- Меня вызывали к следователю.

- Вот как, даже следствие ведется...

- Он спрашивал о вас.

- Ну, если уж ведется расследование, то интересуются всеми родственниками и знакомыми, и даже знакомыми знакомых. Такова их задача.

- Но он спрашивал о вас не просто как о знакомом...

- А для вас, Таня, я просто знакомый?

- Что вы, Иван Степанович, вы для меня ближе, чем родной человек, вы спаситель. Если бы не вы... Если бы вы только могли знать, как я благодарна вам.

- Спасибо, Таня, и вы для меня стали не просто пациенткой, а близким человеком. Мы должны серьезно поговорить о многом...

- Да, да, но не сейчас.

- Понимаю, Таня.

- А вы не забудьте о следователе, Иван Степанович. Очень он интересовался вашим аппаратом. Мне показалось... Мне показалось, будто он считает, что ваше обследование могло повредить Виктору...

- Глупости.

- Я сказала следователю то же самое. Но он остался при своем мнении. Упорно расспрашивал о вас. Я уверена, что он будет вас разыскивать.

- Да я сам явлюсь к нему.

- Правильно! А то думает невесть что.

- Лежите спокойно, Таня.

- Извините, Иван Степанович, вы полностью уверены, что обследование ничем не повредило Вите? У вас нет и капли сомнения?

Он пожал плечами, недоуменно посмотрел на нее; его глаза были пусты, как окна в доме, предназначенном на снос и покинутым жильцами.

11

"...Что случилось с моими глазами? Краски то расплываются и блекнут, то слепят яркостью. Я не улавливаю оттенков и, когда смешиваю краски, получается вовсе не задуманный цвет, а какая-то мешанина. Врач-окулист не нашел никаких отклонений, сказал, что зрение в норме. И это называется норма? Да, я вижу дом и дерево напротив моего окна, кисть на столе. Но дом - это просто дом, торжество кубической пустоты, дерево - просто дерево: клен, в точности похожий на своих братьев и сестер. Он почти не имеет собственных отличий, индивидуальности. А ведь раньше тот же клен в зависимости от освещения становился подобен то грозовому облаку, то паруснику с салатово-серебристыми парусами, из-за грозди парусов выглядывало чье-то остроносое длиннобородое лицо. Ствол дерева и ветки имели тоже множество индивидуальных различий - и я мог рассматривать их, изучать, сравнивать, узнавать, воссоздавать на полотне.

А теперь за что ни возьмусь - ничего не выходит: в лучшем случае предметы предстают на полотне будто сфотографированные, - просто предметы, безликие объекты.

Допустим, что врачи ошиблись и я все же заболел. Но почему не почувствовал никаких признаков болезни? Меня не мутит, как бывало перед припадками. Наоборот - дышится легко и свободно, могу пробежать трусцой километров пять и не почувствовать усталости.

Как мне нужен, как необходим сейчас добрый волшебник Иван Степанович! Почему же он не проведает пациента, как обещал? Я уже справлялся о нем в различных клиниках, но разыскать не смог. Жаль, что не записал его адрес, номер телефона. Даже фамилии не знаю. Он не называл ее, а спросить я постеснялся.

Иван Степанович обещал тогда, что видения исчезнут, что припадки не повторятся - он оказался прав. Он не сказал только, что вместе с цветными кошмарами исчезнет и МОЕ, особое, присущее только мне видение мира. Мир станет для меня таким же, как для многих других, - с резкими переходами красок, с обрывками и незавершенностью линий. Но таким он мне чужд. Если бы я не знал его другим, мог бы привыкнуть, примириться. Но как быть сейчас?

Пробовал писать снова и снова. Может быть, в процессе работы что-то восстановится само по себе? Иногда мне казалось, что я снова начал видеть в каждом предмете необычное, оригинальное - одну из его скрытых сущностей, проявленных моим воображением. Я спешил перенести увиденное на полотно. Но, готовясь к выставке, ловил удивленные и жалостливые взгляды моих коллег, членов отборочных и закупочных комиссий. Они как будто спрашивали: ты ли это? Что за бездарная мазня? Куда исчез талант? Я пытался уговаривать себя, что это мне только кажется, что я неправильно истолковываю отношение ко мне других людей, - просто нервы не в порядке.

Наконец два моих небольших полотна все-таки попали на выставку. И случайно я подслушал разговор посетителей: "Неужели это автор "Каскадеров"? Что с ним стало?" - "Бывает. У многих оригинальности хватает лишь на одну-две картины. На этом талант иссякает". - "Но контраст уж слишком разителен. "Каскадеры" - первоклассное полотно. Это был триумф. А все эти "Пряхи" воспринимаются как откровенное подражание. Надо же докатиться до такого. За длинным рублем, небось, погнался?" А когда Сергей предложил мне место секретаря в Художественном фонде, я понял, что и ближайшие друзья поставили на мне как на художнике крест.

Что же делать? Примириться и ждать Ивана Степановича, надеяться, что он каким-то образом вернет прошлое - в крайнем случае, пусть даже с припадками, с кошмарами, но вернет мне МЕНЯ? Вернет время, когда мир вставал перед глазами, полный ярких сочных ассоциаций, когда краски сверкали, будто омытые благодатным дождем, а малейший оттенок прочитывался мной, как откровение, как отчетливая строка? Тогда на меня смотрели отнюдь не с жалостью, а с восхищением или с завистью.

Вчера, когда я вернулся с выставки, мне стало так худо, что показалось: вот-вот возобновятся припадки. Поверите ли, я обрадовался! Мелькнула надежда, что вместе с припадками вернутся прежнее видение и умение. Но вскоре я понял, что меня гнетет просто недостаток кислорода. Уходя на выставку, я закрыл окна и двери на балкон. Стоило открыть их - и дышать стало легче, сумрачное состояние прошло. А отчаяние придавило с новой силой.