Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом!

• Название: Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом!
• Автор: Пелам Вудхаус
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40136-7

Дживс и Вустер – самые популярные герои вудхаусовской литературной юморины, роли которых на экране блистательно исполнили Стивен Фрай и Хью Лори. Проходят годы, но истории приключений добросердечного великосветского разгильдяя Берти Вустера и его слуги, спасителя и лучшего друга – изобретательного Дживса – по-прежнему смешат читателей.

Итак, что же представляет собой феодальная верность в понимании Дживса?

Почему тетушек нельзя считать джентльменами?

И главный вопрос, волнующий всех без исключения родственников Бертрама Вустера: «В каком состоянии сейчас Дживсовы мозги?» Ведь стоит юному аристократу услышать мольбы страждущих о помощи, он неизменно отвечает: «Посоветуйтесь с Дживсом!» И тогда… достопочтенный мистер Филмер будет спасен и прозвучит Песня песней.

---

– Безобразие, – сказал он. – Возмутительная неосторожность. Так что угодно могут украсть.

И прямо у меня на глазах подошел и ткнул дверцу. Она с лязгом захлопнулась.

– Ох-х! – прокряхтел он, опять потер живот, кивнув, пожелал мне доброй ночи и зашагал вверх по лестнице.

Я словно примерз к полу. Ну просто как жена Лота.

Троттер ушел, и вместе с ним улетучилась всякая возможность для меня запихнуть что-либо обратно в сейф.

Глава 19

Я не стану утверждать, будто у меня такое уж необыкновенно богатое воображение, пожалуй, что нет, но в ситуации вроде выше описанной и не требуется особенно богатого воображения, чтобы представить себе, что теперь будет. Отчетливо, как верхнюю строку в таблице окулиста, я увидел, какое будущее ждет Бертрама.

Мне ясно представилось, как у захлопнутой дверцы сейфа стоим мы с полицейским инспектором, да при нем еще силы поддержки в лице крайне неприятного с виду сержанта.

– Вы пойдете добровольно, Вустер? – спрашивает инспектор.

– Кто? Я? – говорю я, весь дрожа. – Я вас не понимаю.

– Ха-ха! – смеется инспектор. – Вот остряк, а, Фодерингей?

– Шутник, сэр, – отвечает сержант. – Я даже усмехнулся, ей-богу.

– Теперь уже поздно для таких штучек, приятель, – гнет свою линию инспектор, снова приняв суровый вид. – Кончились ваши игры. Мы располагаем доказательством, что вы приблизились к этому сейфу и извлекли из него ценное ожерелье, собственность миссис Л. Дж. Троттер. Если это не означает для вас пять лет в кутузке, я проиграл пари.

– Но уверяю вас, я думал, что оно принадлежит тете Далии.

– Ха-ха, – смеется инспектор.

– Ха-ха, – подпевает за ним сержант.

– Очень правдоподобная история, – говорит инспектор. – Расскажите ее присяжным и посмотрите, как они ее оценят. Фодерингей, наручники!

Вот какая картина возникла у меня перед глазами, пока я стоял перед захлопнутой дверцей сейфа, весь съежившись, как присоленная устрица. За окнами в саду птицы пели свою вечернюю песню, а мне чудилось, будто каждая из них исполняет собственную арию на слова: «Да, братцы, загремел Вустер. Теперь мы не увидим Вустера несколько лет. Ах, какая жалость, какая жалость. Был славный парень, пока не ушел в криминал».

Тяжелый стон вырвался из моей груди, но прежде чем за ним последовал второй такой же, я уже мчался в комнату к тете Далии. На ее пороге меня встретила мамаша Троттер, посмотрела на меня строгим взглядом и прошествовала мимо, а я вошел к престарелой родственнице. Она сидела в кресле, прямая как доска, и глядела перед собой невидящими глазами. Мне сразу стало ясно, что опять случилось нечто, покрывшее черным инеем ее солнечную душу. Сочинение Агаты Кристи валялось на полу, явно соскользнувшее с ее колен в тот миг, когда она содрогнулась от ужаса.

Как правило, заставая эту честнейшую старушку в состоянии глубокой подавленности, я имел обыкновение приводить ее в норму, шлепая ее ладонью между лопатками и призывая держать хвост пистолетом, но сейчас личные беды не оставляли мне досуга на воодушевление теток. Можно было не сомневаться, что, какие бы катастрофы и катаклизмы ни случились у нее, они не могли равняться с теми, что обрушились на меня.

– Послушайте, – сказал я, – произошла ужасная вещь!

Тетя Далия мрачно кивнула. Мученица на костре была бы жизнерадостнее.

– Можешь поставить свои лиловые носки, что так оно и есть, – отозвалась она. – Мамаша Троттер сбросила маску, будь она проклята. Она положила глаз на Анатоля.

– А кто бы не положил?

Минуту мне казалось, что моя тетя сейчас вскочит и влепит любимому племяннику порядочную оплеуху, но усилием воли ей удалось себя успокоить. Конечно, «успокоить» – не то слово, внутри она продолжала вся кипеть, но ограничила проявления гнева областью устного слова:

– Ты что, не понял, осел ты эдакий? Она открылась и изложила свои условия. Заявила, что позволит Троттеру купить у меня «Будуар», только если я уступлю ей Анатоля.

Вы можете судить о том, как я переволновался, по тому, что в душе у меня на эту страшную весть ничто не отозвалось. При других обстоятельствах, услышав даже о самой отдаленной угрозе того, что сей несравненный податель блюд может выйти в отставку и переправиться к Троттерам, «в пустынном воздухе теряя аромат»[55], – услышав такое, я бы наверняка побледнел, задохнулся и не устоял на ногах, но теперь, повторяю, я выслушал это известие с совершенным спокойствием.

– Вот как? – только и переспросил я. – Вы послушайте, родная старушенция, что было. Я только подошел к сейфу и собрался было засунуть на место троттеровские жемчуга, как этот непотребный Л. Дж. Троттер очень заботливо взял и захлопнул дверцу, пресекши тем самым мои усилия и старания и поставив меня в крайне безвыходное положение. Я весь дрожу как осиновый лист.

– И я тоже.

– Что теперь делать, не представляю себе.

– И я не представляю себе.

– Я напрасно ломаю голову, ища выход из этого, как говорят французы, impasse.

– Я тоже. – Она в сердцах запустила Агатой Кристи в подвернувшуюся вазу. Моя тетя, когда негодует, всегда проявляет склонность швырять и пинать всякие вещи. В Тотли-Тауэрсе во время одного из наших самых бурных совещаний она перебила у меня в спальне все, что стояло на каминной полке, включая терракотового слона и фарфорового пророка Самуила в младенчестве за молитвой. – По-моему, ни одной женщине в истории не приходилось решать такие вопросы. С одной стороны, на мой взгляд, жизнь без Анатоля…

– У меня на руках это дорогое жемчужное ожерелье, собственность миссис Л. Дж. Троттер, и когда его пропажа…

– …совершенно невозможна. С другой…

– …обнаружится, поднимется страшный шум и гам, вызовут полицейских инспекторов с сержантами…

– …стороны, мне необходимо продать «Будуар», иначе мне не на что будет выкупить из заклада мое ожерелье…

– …и меня схватят с поличным, как говорится, горяченьким.

– Горяченьким!

– Вы ведь не хуже меня знаете, что ждет человека, схваченного с поличным, горяченьким.

– А холодненьким? – мечтательно вздохнула тетя Далия. – Как подумаю о его заливных креветках на льду, так сразу же говорю себе, что надо быть безумной, чтобы согласиться на жизнь без Анатоля. Ах, его Selle d’agneau a la Greque! Его Mignonette de poulet roti Petit Duc! И эти Nonats de la Mediterranee au Fenouil![56] Но потом я спохватываюсь, что надо быть практичной. Мне во что бы то ни стало надо получить обратно ожерелье, и если для этого потребуется… Боже милосердный! – возопила она (если тут подходит это слово), и каждая черточка ее лица выразила страдание. – Но что скажет Том, когда узнает, что Анатоль покидает нас?

– А что он скажет, когда узнает, что его племянник угодил за решетку?

– Как ты сказал?

– Я сказал: угодил за решетку.

– Кто это собирается угодить за решетку?

– Как кто? Я.

– За что это?

Я устремил на нее взор, какого, строго говоря, ни один племянник не должен устремлять на родную тетку. Но я пришел в страшное негодование.

– Вы что же, меня не слушали?! – горячо спросил я ее.

Она не менее горячо мне ответила:

– Разумеется, я тебя не слушала. Неужели ты воображаешь, что, когда мне угрожает потеря лучшего повара на всю Центральную Англию, я могу еще уделять внимание твоим дурацким разговорам? Что ты там болтал?

Я выпрямился. Слово «болтал» больно ранило меня.

– Я просто сообщил вам, что Л. Дж. Троттер захлопнул дверцу сейфа, в результате чего я не смог положить злосчастное ожерелье на место и похищенная драгоценность осталась у меня на руках.

– Ну и что?

– Я также рискнул предсказать, что не успеем мы оглянуться, как сюда явятся полицейские инспектора с сержантами, сграбастают меня в охапку и уволокут в кутузку.

– Какая ерунда. Почему кто-то может подумать, что ты к этому как-то причастен?

– Ха-ха, – произнес я. Этакий короткий горький смешок. – Вам не кажется, что, когда эта штука обнаружится у меня в кармане, могут возникнуть некоторые подозрения? Того гляди, меня задержат, найдут при мне краденое, и не надо читать много детективных романов, чтобы знать, каково приходится злосчастным, у которых при себе находят краденое. Им достается так, что не обрадуешься.

Тетя Далия пришла в волнение. В благополучные времена моя тетя бывает непредсказуема, насмешлива и придирчива, когда я был моложе, она нередко давала мне по уху, если находила, что мое поведение того заслуживает; но стоит черным тучам сгуститься над Бертрамом, и она в гуще схватки, работает кулаками направо и налево.

– Дело плохо, – произнесла моя тетя, подняла с пола маленькую скамеечку для ног и запустила ею в фарфоровую пастушку на камине.

Я подтвердил это и добавил, что не просто плохо, а ужасно.

– Придется тебе…

– Тс-с-с!

– Что?

– Тс-с-с!

– Что значит «тс-с-с»?

А зашипел я потому, что услышал за дверью приближающиеся шаги. Однако объяснить ей это я не успел, так как ручка двери резко повернулась и вошел дядя Том.