Александр Соколовский - Первый особого назначения

• Название: Первый особого назначения
• Автор: Александр Соколовский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Приключенческая повесть из жизни пионеров с тайнами, «подозрительными лицами», хорошими делами и перевоспитанием плохих мальчишек.

---

Дедушка Арсений помолчал, должно быть вспоминая, как все это происходило, и заговорил снова. Голос его зазвучал глуше.

— И все-таки добежал солдат. Упал на бруствер к нам лицом, руки тянет. А глаза у него, Степан… Никогда я глаз его не забуду. Такое в них застыло, будто он смерть перед собою видел. Страшные глаза. И на подбородке кровь. Изо рта бежит струйкой. Протягивает он к нам руки и хрипит что-то по-немецки. Я только и разобрал: «Их бин коммунистен… Их бин арбайтер…» Втащили мы его в траншею, рубаху долой… А у него на груди пять кровавых ран. Навылет прошили его… А он все бормочет что-то, из последних сил. Слушаю я его, Степан, и ушами хлопаю. Послал за переводчиком связного. Но пока переводчика искали, умер он у меня на руках. Вот и пожалел я тогда, что в свое время немецкий язык не выучил как следует. Может, рабочий этот, солдат важные военные сведения нам сообщить хотел…

Дедушка Арсений вздохнул и умолк. Молчал и Степка. Широко раскрытыми глазами смотрел он на усеянную голубыми цветочками клеенку. Но вместо цветочков и узоров видел перед собою грязное размызганное дождем поле и человека, который бежит, увязая по щиколотку в мокрой грязи.

— Да, Степан, дай-то бог, чтобы войны больше никогда не было.

— Дедушка, — сказал Степка, — а если войны не будет, то зачем тогда иностранный язык учить?

— Эх, Степан, Степан. Да разве только для войны надобно знать чужие языки? На войне враги между собой больше пушками да бомбами разговаривают. А вот друзьям, тем куда важнее друг с другом от сердца говорить. И друзей-то у нас теперь, Степан, во всех странах много. Так что, шпрехен зи дойч, брат, берись-ка ты за учебник и не ленись. Это мой тебе добрый совет.

Стрелки часов подползали к пяти. Скоро должен был вернуться с завода отец. Конечно, может, и не придется Степке побывать в Германии. Но отвечать у доски урок — это предстоит непременно. Степка вдруг вспомнил большие насмешливые глаза Тани Левченко и решительно потянулся к учебнику немецкого языка.

Глава шестая

Таня обогнала Степку почти у самой школы. Она не поздоровалась с ним и пробежала мимо. Не заметить его Таня не могла и не узнать — тоже. Да и торопиться было некуда — до начала уроков оставалось еще довольно много времени. Значит, очень обиделась.

В классе в это утро стоял необычайный шум. Все о чем-то говорили, кричали, спорили, и в голосах ребят Степка различил волнение и восторг.

— Внимание, внимание! — кричал Женька Зажицкий, стоя на скамейке и размахивая руками, — Сейчас Кутырин изложит нам тезисы своего доклада о пользе мытья по утрам. Просим, просим!

— Я вот как дам сейчас! — без злости отозвался Мишка.

— Прошу прощенья! — закричал Зажицкий. — Я ошибся. Кутырин сделает доклад о бесполезности мытья. Основная мысль: медведь никогда не моется, а в лесу он здоровее всех.

Иногда на Женьку находило вдохновение, и он начинал острить. Ни угрозы, ни уговоры на него в эти минуты не действовали. Единственным способом заставить его отвязаться было только одно — не отвечать.

— А! Вот товарищ Данилов! — воскликнул Зажицкий, увидев вошедшего Степку. — Ты что будешь делать на маевке?

— На какой маевке? Когда?

— Он еще не знает! Ребята, он не знает! — загремело кругом.

— Второго числа на маевку идем! В лес! — закричал Слава Прокофьев. — Нина Васильевна сказала. Поход будет. Костер!

— Вся дружина пойдет!

— Картошку будем печь! — подхватили шестиклассники.

Вот так новость! Маевка в лесу! Понятно, что такое известие не встретишь равнодушно.

— «Маевка», «в лес», «поход», «костер»… — Только это и было слышно в коридорах во время перемен. Обсуждали, спорили. Спрашивали друг у друга, что надо с собой взять, будет ли ночевка, когда нужно собираться и где… А так как толком никто ничего не знал, планы возникали самые необычайные.

Уроки промелькнули незаметно. Но, прежде чем идти домой, Степка забежал в мастерскую к Грише. Три дня, назначенные мастером для починки чемодана, прошли, и Степка заранее предвкушал, как удивится дедушка неожиданному сюрпризу.

Гриша возился над пылесосом, с которого был снят голубой кожух. Колесики, вертушки-вентиляторы, перепутанные провода — все было забито комочками серой пыли. Увидав Степку, мастер немедленно оторвался от работы и, присев, вытащил из-под верстака чемодан.

Починка удалась на славу. Продавленная крышка была как новенькая. Долго Степка разглядывал чемодан, ворочая его слева направо и справа налево, пока, наконец, не обнаружил едва заметный порез на коричневом дерматине. Очевидно, Гриша снимал наклейку, ставил на стенку новую фанеру и опять заклеивал дерматин.

Сколько надо заплатить за работу, Степка не знал, да и денег у него с собой не было. Он попросил Гришу подождать до завтра, мастер только засмеялся и заработал пальцами. «От меня твоему деду подарок», — так понял Степка Гришины знаки.

Потом, сидя за верстаком, они пили чай. Гриша удивительно умел его заваривать. Никогда в жизни Степка не пил чая вкуснее, крепче и ароматнее, чем у Гриши.

Обжигаясь горячим сладким чаем, закусывая ванильным сухариком, Степка вспомнил о незнакомце, у которого испортилась автоматическая ручка. Он спросил Гришу, сумел ли тот починить ручку. Но, оказывается, незнакомец в мастерской не появлялся. Степке показалось, что его рассказ взволновал мастера. Гриша касался пальцами волос, глаз, носа, и Степка, как умел, объяснял, какие у незнакомца были глаза, какой нос, рассказал, как он был одет, какого роста. Насчет волос он ничего не мог сказать, потому что этот человек был в кепке. Зато он уверенно помотал головой, когда Гриша прикоснулся к своему лбу, чуть повыше правой брови, и потом осторожно дотронулся до крохотной родинки у Степки на виске. Степка понял, что мастер спрашивает, не заметил ли он родинки на лбу у незнакомца. Узнав, что родинки не было, Гриша как будто успокоился. Он налил в Степкину кружку еще чаю, положил перед ним два сухарика и улыбнулся.

Посидев еще минут пять, Степка встал с ящика и стал прощаться. И едва выбежал из ворот четырнадцатого дома, как увидел дедушку Арсения. Он медленно шел по тротуару на противоположной стороне улицы и глядел на деревья, ожившие после дождя и уже зазеленевшие крохотными листочками, словно охваченные зеленым дымом. Воробьи суетливо прыгали по мостовой; в окнах хозяйки уже выставляли к праздникам зимние рамы. Степка перебежал через улицу и незаметно двинулся следом за дедушкой шаг в шаг.

Это было очень весело. Дедушка поворачивал голову влево, а Степка прятался у него за спиной, подаваясь вправо. Дед глядел направо, а Степка шмыгал влево. И вдруг дедушка спокойно, не оглядываясь, спросил:

— Ты, Степан, так и будешь всю дорогу со мной в прятки играть?

Вот тебе и на!

— А что это за чемодан у тебя? — полюбопытствовал дедушка, когда Степка сконфуженно зашагал с ним рядом.

Тут настала Степкина очередь торжествовать.

— Это же ваш чемодан, дедушка Арсений! Не узнали?

— Мой? — в голосе деда было изумление, и Степка залился счастливым веселым смехом.

— Ага, ваш. Я его отнес в мастерскую к Грише, к глухонемому.

— К глухонемому? В мастерскую? Ничего не пойму. — Дедушка взял чемодан и стал внимательно его осматривать. — Скажи ты! Верно ведь, мой. Вот и царапина на крышке. А починено здорово. Прямо замечательно! Ну, а деньги ты где взял?

— Гриша без денег починил. Сказал, что это вам от него подарок.

— Подарок? А как же он сказал, если глухонемой?

— Руками. Я, дедушка, с ним запросто разговариваю. Выучил. Вот, например, смотрите! — Степка повертел пальцами. — Что я сказал?

— А кто же тебя знает?

— А я сказал: «Доброе утро, дедушка».

— Ишь ты! Выходит, немецкий ты учить не учишь, а язык глухонемых освоил. Небось по немецкому сегодня опять тройку схватил?

— Нет, дедушка, сегодня не вызывали, — сказал Степка и, чтобы поскорее избавиться от неприятного разговора, стал рассказывать о предстоящей маевке в лесу. — Костер зажжем! Картошку будем печь! На весь день поход, дедушка! Здорово, правда?

— Да, хорошо, — задумчиво согласился дед и вздохнул. — У нас, помню, Степан, тоже маевки были. Конечно, не такие, как ваши. Тайком собирались, по одному сходились в лес, на поляну поглуше, где тропинок нет… Закуски с собой брали, гармошку, балалайку. На фабрике мастер у нас работал, краснодеревщик, Яша Кузнецов. Лихо на балалайке играл. А столяр Федор Никитич Калинкин — на гармошке. Я тогда еще мальчонкой был, а все помню.

Дедушка замолчал и снова вздохнул.

— А что у вас там было, на маевках? — спросил Степка.

— Ну, что… известно. Речи говорили. Листовки читали запрещенные. Нам их из Петрограда агитаторы привозили. А полиция за нами, Степан, гонялась! Только у нас-то для полиции подарок был припасен. Водка. Бутылок десять-пятнадцать мы с собой брали. В двух-трех — водка, а в остальных — вода. Вот однажды собрались мы Первого мая на поляне. Только расположились послушать агитатора, а тут свистки по лесу: «Р-разойдись!..» Бегут пристав и городовой. Ну, сделали, как задумали, — агитатора в кустах спрятали; на траву бутылки, закуски; гармошка заиграла. Яша по струнам ударил… Подбегают пристав с городовым: «Что за сборище?» А мы им: «Пикник, ваше благородие». И сразу — полные стаканы «смирновки» одному и другому. Как тут откажешься? Выпили они, покрякали. И мы пьем. Только воду. Налили по второму, потом по третьему и так бедняг накачали, что свалились они под куст и захрапели оба. Ну, а мы потихоньку собрались и поглубже в лес, на другую поляну. И агитатора послушали и песню спели. «Замучен тяжелой неволей». Пели тихо, вполголоса. И разошлись по одному, по два. А про гостей наших совсем забыли. Вспомнил про них Федор Никитич, когда мы с ним и с Яшей уже в город вошли. Да и как не вспомнить! Тучи на небо наползли. Дождь начал накрапывать. И грянула первая майская гроза. А их-то, полицейских… — Дедушка хитро подмигнул Степке и толкнул его локтем в бок. — Их-то, оказалось, так дождиком прохватило, что домой вернулись, нитки на них сухой нет… И ведь жаловаться не пойдешь — начальство взгреет: зачем напились до одурения!