Халил-бек Мусаясул - Страна последних рыцарей

• Название: Страна последних рыцарей
• Автор: Халил-бек Мусаясул
• Издательство: Юпитер
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1999
• ISBN: 5-7895-0081-1.

Мир Кавказских гор, отраженный в жизни и быте, нравах и обычаях, легендах и преданиях народов, предстает перед нами таким, каким его увидел и до боли в сердце любил всемирно известный дагестанский художник Халил-бек Мусаясул (Мусаев). Автор повести ведет нас по удивительному лабиринту своих воспоминаний вплоть до вынужденной эмиграции в 1921 году.

---

Конечно, наступают и благословенные дни, когда дети снова возвращаются в родительский дом. Так, вернулся в отпуск самый старший сын Мохама, вылитый отец. Веселый и приветливый, с мягкой темно-русой бородой, он нравился всем. И я завидовал ему, особенно его необыкновенно голубым глазам. Мне очень хотелось иметь такие же. Как-то я снова сидел тайком от всех у мамы на коленях. И тут она неожиданно спросила: «Что с тобой, сынок? Почему ты такой печальный?» И я ответил со слезами в голосе: «Я хочу такие же глаза, как у брата Мохама», а мама мне сказала: «Послушай, сынок, какую легенду расскажу я тебе о происхождении голубых глаз. Когда всемогущий Аллах (честь и хвала творцу всего сущего!) создавал мир, он сотворил в своей бесконечной мудрости и огромное прекрасное голубое небо. Из оставшейся голубой материи он сделал всем добрым и ласковым детям голубые глаза. А затем он взялся за создание темной ночи из черной материи, из излишков которой он сделал непослушным, вспыльчивым и упрямым детям с темным сердцем черные глаза». Так сказала мама. И тогда я с дрожью в голосе спросил: «А если я теперь буду все делать правильно, превратит ли Аллах мои черные глаза в голубые?» На что мама, нежно прижав меня к своей груди, ответила: «Очень трудно человеку изменить свою природу. Да поможет тебе Аллах в твоих стараниях, сынок».

Три моих старших брата учились за счет русского правительства в школах Ставрополя и Темир-Хан-Шуры. На каникулы они приезжали в красивых белых мундирах с серебряными пуговицами, которые они уже на следующий день сменяли на привычную для местных жителей черкеску. Между горными аулами и городом не было ни железной дороги, ни регулярной почтовой связи. Чтобы после каникул добраться до места учебы, нашим ребятам приходилось несколько дней ехать верхом до Темир-Хан-Шуры, а потом еще до Грозного, откуда начиналась железная дорога, ведущая через Чечню.

Почти у всех знакомых и близких нам семей дети учились в Ставрополе, Баку и Темир-Хан-Шуре, и все они одновременно приезжали на каникулы домой, так что у нас часто собирались веселые молодые люди. Они постоянно музицировали, танцевали, пели, и поэтому приезд моих родных и двоюродных братьев, привозивших много новых впечатлений, гордых и важных, был для меня огромным событием, приятно нарушавшим спокойное течение нашей провинциальной жизни. Разумеется, молодые мужчины не хотели брать меня, маленького мальчика, с собой на соревнования по метанию камня, верховой езде и гимнастике, но мне почти всегда удавалось уговорить их.

На охоту, любимое развлечение моих братьев, каждый брал с собой сокола, на шее которого висел золотой бубенчик и маленький медальон с именем хозяина, а также одну из наших быстрых и проворных борзых. А я, бежавший рядом с ними, старался быть им полезным, оказывая всевозможные услуги. Как прекрасно прохладным туманным утром в горах, когда все наполнено таинственными приготовлениями в дорогу! Лето было в разгаре, уже созрели зерновые, но жатва еще не началась. То тут, то там на маленьких разбросанных, еле приметных на скудном горном ландшафте полях сидят куропатки. Рассказывают, как однажды один крестьянин целый день тщетно искал свое поле и в конце концов снова вернулся туда, откуда он начал поиски, где он бросил на землю свою большую черную бурку. Когда он поднял и одел ее на себя, то увидел, что именно под нею и находилось его пропавшее бедное, маленькое поле. Оказалось, что он нечаянно прикрыл его своей буркой.

Я иду рядом с охотниками, неся запасы еды и держа в руке старый пистолет, постреливая из него, чтобы услышать эхо.

Как прекрасна летняя пора! Особенно интересно во время косьбы, когда в этом участвуют все женщины, независимо от их общественного положения. Они приглашают нас принять участие в их трапезе, песнях и танцах. Если выдается хороший, удачный день, то можно легко добыть от сорока до пятидесяти куропаток и диких голубей. То, что тяжело нести, отдают собакам и соколам.

Уставшие, но счастливые возвращаемся мы с добычей домой. Навстречу нам бежит добрая Хади, чтобы снять тяжелую ношу с наших плеч. А мы, держа соколов на руках, с гордым видом въезжаем во двор, где дичь тут же зажаривают на вертеле. Мы наблюдаем за происходящим с террасы. В нос бьет знакомый запах ощипанной дикой птицы, острый запах дыма и, наконец, чудесный аромат жареного мяса, такой приятный и дразнящий! Ожидание томительно. Но вот уже разносят еду, и мы с удовольствием принимаем ее в руки, сидя за низкими столиками. Из женской половины здесь присутствует только наша мама. Милая мама, я всегда ношу твой образ в своей душе и вижу тебя, окруженную молодыми и красивыми сыновьями, наполняющими твое материнское сердце гордостью.

Моей любимой игрушкой был маленький сокол, которого я сам дрессировал, но он при этом трижды улетал от меня. В последний раз мне его вернул знакомый из Кегера, прочитав мое имя на бубенчике. Я очень привязался к нему и всегда носил его на руке, когда я, как настоящий мужчина, с кинжалом и саблей на боку ходил по аулу.

Как-то я попросил Каира взять меня с собой, чтобы наконец испытать своего сокола на настоящей охоте. Каир был самым вспыльчивым и необузданным из моих братьев. В этот раз он один остался дома после каникул, так как за недисциплинированность был исключен из гимназии. Все его друзья уехали, и он принял меня в свою компанию, потому что ему было нужно окружение, смотрящее на него с восхищением.

Была осень, и мы отправились в Урулгоциб, где были самые лучшие поля для охоты. Собаки начали бегать, Каир крепко держал своего сокола в руке, а я старался подражать ему во всем. Когда куропатки взлетели, мы освободили соколов, и они устремились ввысь. В мгновение ока мой сокол успел схватить добычу и опуститься с нею на землю. Я подбежал к нему, свернул куропатке шею и сияющий появился перед братом. И только теперь я заметил, что его сокол остался без добычи и праздно парил в небе. Напрасно Каир размахивал красным платком и зазывал свою птицу: «Пу-пу-пу!..» Все выше и выше поднимался сокол, и все больше гневался старший брат. И тут сын нукера, которого мы взяли с собой, рассказал, что наш младший брат Бари, то ли пожалев птицу, то ли желая подшутить над Каиром, накормил ее перед охотой голубиным мясом. И мирный, сытый сокол, вовсе не настроенный на охоту, несмотря на призывы, не хотел возвращаться. Каир пришел в ярость и отнял у меня моего сокола, чтобы продолжить с ним охоту. Расстроенный, я бежал рядом. «Не к добру все это»,— подумал я.

Мы бежали по крутому горному оврагу наверх, к голому полю, на котором, как мы думали, было много куропаток. Неожиданно мой маленький сокол растопырил свои перья, и мы увидели грозную тень орла, летящего вдоль противоположного склона. Тут даже самый смелый и опытный сокол мог почувствовать себя беспомощным. Плохое предзнаменование! Как только опасность миновала, Каир спустил собак. Значит, он решил, несмотря ни на что, продолжить охоту. Куропатки взлетели, и он подбросил сокола. Но, увы, перепуганная птица не поднималась, как обычно, гордо и смело ввысь. Еще одна попытка, и снова неудача! И тут Каир вышел из себя, и вместо того, чтобы подбросить сокола вверх, он со всей силой швырнул птицу на каменистую землю. Она жалобно рухнула вниз, из ее груди потекла кровь. Горько плача, я схватил своего раненого любимца и убежал. Со слезами на глазах за мной бежал и сын нукера, а Каир стоял как ни в чем не бывало.

Я долго не мог успокоиться, все плакал и плакал. Я решил подкараулить Каира и выстрелить в него из толстого ружья с серебряной насечкой, которое висит в большой комнате. Я это обязательно сделаю, подумал я про себя. Всю ночь напролет, не сомкнув глаз, я сидел на корточках перед моим соколом, стоявшим на одной ножке с висящим раненым крылом и жалобно смотревшим на меня. Всю ночь бедная птица боролась за свою жизнь, но безуспешно. На рассвете она умерла. Наверное, никого и никогда не оплакивали так… Я похоронил маленький трупик со всеми почестями и пытался возненавидеть брата, хотя от мысли застрелить его я уже отказался.

Несмотря на то, что позднее у меня было еще несколько соколов, ни одного из них я не смог полюбить так, как первого, и никому из них я не повесил его бубенчика…

Однако постепенно моя печаль ослабевала под воздействием маленьких радостей, приносимых чередой будничных дней. Самое яркое событие выпало на весеннее время. Как только солнце вошло в созвездие Овна, начался Оцбай, праздник первой борозды, когда земля принимала первые семена. Это был чудесный праздник, с ним в моей памяти связаны радости детства и сияние утренней зари. Его отмечали мои предки еще во времена древних языческих богов.

В наши дни он проходил так: сначала все мужчины вместе с дибиром {19} и другими представителями духовенства собирались в одном из богатых домов на большой молебен, после чего они, распевая священные молитвы, шли к могилам отцов и памятникам у крепостной стены, воздвигнутым в честь павших на чужбине. Тут их души нашли покой. Наш дед Манижал Мохама, погибший под Карсом, тоже был похоронен здесь. На горных вершинах все еще лежал снег, но у их подножий уже вновь зарождалась жизнь. Сюда пришла весна! А какой ясный, четкий, неповторимый облик имеет каждое время года в горах! Земля стала по-весеннему влажной и темной. Слабое дыхание нежной зелени казалось тонкой вуалью, наброшенной на кусты. Радостное солнце светило всем сверху со всей силой, душистая туманная дымка нисходила на нас, как его дыхание. В ветвях голых деревьев пели дрозды, то тут, то там в зеленой траве виднелись крапинки весенних цветов. Мужчины с молитвами дошли до поля, и теперь должно было начаться то, чего с нетерпением ждали жители села. Мы, дети, с широко раскрытыми от любопытства глазами смотрели на взрослых. Малыши глазели на все происходящее, сидя на руках нарядно одетых матерей. Вперед вышел дибир, одетый в причудливый наряд: на нем был вывернутый наизнанку овчинный тулуп, на голове была огромная папаха, надвинутая глубоко на лоб. Все это придавало ему грозный вид. Наверное, так выглядели когда-то древние боги полей и лугов.