Лилиана Розанова - Предсказатель прошлого

• Название: Предсказатель прошлого
• Автор: Лилиана Розанова
• Жанр: Научная Фантастика

---

Мы услышали тоненькое, мышиное:

- Мибесоооль...

Мальчик лет шести стоял у рояльной ножки и ковырял паркет повернутым внутрь носком ботинка.

Господи! Это был Немка.

- Хорошо, - сказала женщина у рояля, и мы заметили, что во рту у нее только пять или шесть зубов, и те серебряные. - Теперь, Моня...

- Я - Нема...

- Теперь, Сема, спой нам песню, какую хочешь.

Немка повеселел, набрал воздуху в легкие и грянул:

Помню, я еще молодушкой была

Наша армия в поход далеко шла...

Немка пел изо всех сил, вкладывал душу.

Но самого его уже не видно было, только слышался голос, а перед нами потекли размытые незапоминающиеся лица. Мелькнул коридорчик или прихожая, битком набитая мамами и детьми, толстая девочка плакала и топала ногами, мальчик откусывал шоколад от плитки, хрустя фольгой, матери что-то поправляли на детях, и их руки дрожали, а взгляды были ревнивы. Потом и это растаяло, и все поле зрения заняло усталое, полное лицо женщины за роялем, глаза ее были закрыты, но что-то беспокоило ее: вздрагивали брови, сходились морщины на переносье, - видно, какое-то воспоминание не давалось ей, и это было мучительно.

И вдруг мы увидели воду, летнюю рябоватую реку, мы смотрели на нее с белого теплохода, перегнувшись через нагретый солнцем борт. На корме хлопал флаг с выгоревшей до белизны голубой полосой, зеленые берега с дрожащими где-то на горизонте колокольнями и мачтами электропередачи плыли мимо тихо и бесконечно, и запах июльских трав висел над палубой.

- Хорошо тебе? - чуть слышно спросил Молодой человек свою спутницу, высокую, склонную к полноте девушку и положил свою ладонь на ее большую, сильную руку.

- Очень, - тоже еле слышно сказала она.

- А кто это поет? - спросил он. - Ты слышишь?

- Это радио в каюте, - сказала она. - Пусть.

Всю-то ноченьку мне спать было невмочь.

Раскрасавец-барин снился мне всю ночь.

Немка кончил. Женщина у рояля медленно открыла глаза.

- Ну, хорошо, - сказала она, все еще улыбаясь, - иди, мальчик. И позови следующего.

...Появились Немкина мама и Немкин папа. Женщина, которая раньше сидела за роялем, теперь засовывала бумаги в портфель из крокодиловой кожи с монограммой и говорила им:

- Поздравляю вас! У нас было девятнадцать человек на место, но ваш мальчик выдержал такой конкурс. У него удивительная способность проникаться самим духом произведения. Посмотрим, посмотрим... Может быть, он станет Музыкантом с большой буквы.

- А я-то думал, он станет инженером, - рассеянно улыбался Немкин папа, - в наш век, знаете... Но, конечно, если проникается духом...

- Изюмова-а! - вдруг заорал кто-то над моим ухом так, что я вздрогнул. - Изюмова! Изюмова! - кричали со всех сторон.

Немка, совершенно взрослый, сегодняшний Немка, вышел из-за кулис и поднялся к дирижерскому пульту. У негр был растерзанный вид: манишка потемнела и воротничок съехал набок. Отскочивший черный бантик он держал в руке и прижимал эту руку к сердцу. Он был совершенно счастлив; я ни разу не видел Немку таким измученно-счастливым.

А по обе стороны от него стояли взволнованные скрипачи и неслышно били смычками по струнам своих скрипок.

Все исчезло и смолкло разом, как появилось. В полной темноте мы услышали щелчок - потом я понял, что это Баранцев перекинул тумблер ВПРАВО.

- Спой, Сема, нам песню, какую хочешь, сказала Женщина у рояля.

Немка повеселел, набрал воздуху и грянул:

Когда я на почте служил ямщиком,

Был молод, имел я силенку...

Лицо Женщины заполнило поле Зрения, глаза ее были закрыты, но что-то мучило ее, какое-то неуловимое воспоминание, вздрагивали брови, и морщины сходились на переносье.

Мы увидели человека, сидевшего на корточках перед чемоданом. Это был тучный, немолодой человек, и сидеть на корточках ему было крайне неудобно.

- Оставаться с тобой хоть на день, хоть на час, - говорил он с придыханием, судорожно уминая в чемодане рубашки, - это самоубийство... Самоубийство!

Женщина слушала его, прижавшись к стене; нечетко мелькнул силуэт ее большой, полной фигуры.

- Самоубийство для всего! - говорил он, захлопывая крышку и клацая замками. - Для меня как личности, для моего творчества, для всего, что я еще могу сделать в отпущенные мне годы!

- И это говоришь ты! Мне!.. - простонала женщина.

- Я! Тебе! Лучше поздно! - с силой сказал он, распрямляясь и потирая затекшие ноги. - И еще радио это орет, черт бы его брал!

- Пусть! - тоже закричала она. - Уходи! Пусть поет радио!

Под снегом же, братцы, лежала она,

Закрылися карие очи!

Ах, дайте же, дайте скорее вина,

Рассказывать нет больше мочи!

Немка кончил. Женщина за роялем открыла глаза.

- Иди, иди, мальчик, - сквозь стиснутые зубы сказала она. - Иди и позови следующего.

...Появились Немкина мама и Немкин папа. Засовывая бумаги в портфель из крокодиловой кожи. Женщина говорила:

- К сожалению, не могу вас поздравить. Ваш ребенок не без способностей, но у нас был конкурс девятнадцать человек на место...

- Да-да... - рассеянно улыбался Немкин лапа. И спросил, слегка наклонившись:

- Ты хочешь стать музыкантом, сынок?

Немка перевел глаза с крокодилового портфеля на блестящее платье и вздохнул освобожденно:

- Не-а.

- Ну, будет инженером, - сказал Немкин папа. - В наш век, знаете...

И все кончилось. Погасло, затихло. Баранцев включил свет, и некоторое время мы сидели молча.

- Чепуха какая-то, - не очень уверенно заговорил наконец Константин. Выходит, если бы ты...

- Вот какой однажды был случай, - быстро перебил Немка. - Мальчик плакал, плакал, а ему дали сладенького, на ложечке, он и успокоился, - как это сказать одним словом?" _Стих-от-варенья_.

- Неужели ты детских песен не знал?! - закричал я. - Что это за песни идиотские для шестилетнего ребенка!

- У нас такая пластинка была, - тихо сказал Немка. - Она и сейчас жива, и я ее очень люблю: с одной стороны "Помню, я еще молодушкой была", а с другой - "Когда я на почте".

- Крайне любопытно, - вступил профессор Стаканников. - И что вы чувствовали, Изюмов, в процессе сеанса? Болевые ощущения? Подергивание конечностей?

- Ничего. Никаких, - ответил Немка.

- Гм... О-очень интересно, - продолжал Стаканников. - Но, между прочим, я еще в тысяча девятьсот сорок шестом году высказывал... М-м-м... да. Разрешите-ка, я сам попробую, молодые люди.

И, сев поудобнее, он надвинул электроды на уши.

Мы увидели длинный коридор, из тех, что одним концом выходят на лестничную клетку, а другим упираются в пахнущий винегретом и дустом буфет. По обеим стенам его шли двери с надписями: "Аудитория N...", возле урн стояли курильщики, и группка девушек, обняв друг друга за плечи и образовав кружок, обсуждала нечто, не слышное нам.

- Привет, - сказал молодой (но не слишком) человек, подходя к другому молодому человеку, подпиравшему стену и рассеянно листавшему толстый журнал.

- Здорово, - отозвался листавший и, подняв голову, оказался Стаканниковым, лет на тридцать моложе нынешнего.

- Веселенькие новости, - продолжал Другой молодой человек, встряхивая руку Молодому Стаканникову. - Ты знаешь, кого назначили? Этого скотину Турлямова.

- Ну да! - сказал Молодой Стаканников.

- Я только из Академии: приказ подписан. Ты понимаешь, что это означает?

Оба закурили, глубоко затягиваясь.

- Новая эпоха, - горько улыбнулся Молодой Стаканников.

- Кого жалко, так это Старика, - сказал Другой Молодой человек. - Дожил до такого позора. Его Турлямов сожрет в первую очередь.

- Инфаркт он ему сделает, - невесело согласился Молодой Стаканников.

- Кстати, - сказал Другой молодой человек. - У тебя на отзыве диссертация Копейкина?

- У меня. - Молодой Стаканников сплюнул в урну. - Бред собачий. Ни одного чистого контроля. А демагогия! Скулы сводит.

- Не завидую я тебе, - серьезно сказал Другой молодой человек и посмотрел прямо в глаза Молодому Стаканникову. - Ты же знаешь, кто такой Копейкин. Учтя ситуацию.

- А иди ты к дьяволу, - отрезал Молодой Стаканников.

Они побледнели и тихо растаяли. Но тут же прорезались вновь. Теперь они сидели рядом на длинной вогнутой скамье, положив локти на обшарпанный барьер. За их спинами высилась аудитория, лица обращены были вниз, где за столом, устланным зеленым, стоял, щупленький человек без возраста.

Председательствующий был плотен и блестяще лыс. Его руки с выпуклыми желтыми ногтями широко были раскинуты на сукне.

Первые скамьи мелькнули перед нами: насупленные брови, опущенные ресницы, дымки папирос, прикрываемые ладонями, черные ермолки, пальцы, барабанящие по исчирканным листам, разбухшие портфели. Совсем близко от нас оказался долговязый старик; запустив пальцы в голубоватую бородку, он сидел словно в отдалении от всех и беззвучно смеялся.

Вдоль этого первого ряда пробирался, прижав к себе папку и наталкиваясь на чьи-то колени. Молодой Стаканников. Выйдя к трибуне, он разложил бумаги и начал тихо: