Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы

• Название: «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы
• Автор: Василий Голышкин
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Василий Семенович Голышкин известен читателям по книгам «Красные следопыты», «Большая починка», «Улица становится нашей», «Веселый улей». «Журавли» и «цапли» — новая приключенческая повесть детского писателя. В ней автор рассказывает о патриотическом поиске пионеров-юнармейцев, устанавливающих имена героев-партизан Великой Отечественной войны. В книгу также включены повесть «Сын браконьера» и рассказы о долге и подвиге.

---

Да что машинка… Самовар — бесполезнейшая в доме вещь, Лешка сроду не видел, чтобы из него чай пили, и тот, как глаз, берегут: прабабкино наследство. Жаль, прабабки давно нет. Может, она вся в правнука и на самовар Лешкиными глазами смотрела: паровой реактивный двигатель в нем видела. Поди докажи теперь.

Однажды Лешке повезло. У бабки испортился зонтик, и она, погрустив над ним, подарила зонтик Лешке:

— Ладно уж, доламывай…

Лешка собрал брови над облупленным носом и задумался: чем может быть зонтик — парашютом? шпагой? клюшкой? Было. А Лешка не любил повторять пройденного. Чем же еще может быть зонтик?

И вдруг его осенило: парусом!

Задумано — сделано. Лешка не тот человек, который откладывает на завтра то, что можно сделать сегодня. Катит в лодке под зонт… то есть под парусом. На лодке мачта, а на мачте — зонтик. Он у него — и руль и парус. Повернет руль вправо — ветер лодку вправо гонит, повернет влево — ну и лодка туда же.

А если руль-парус кверху задрать? Сперва кверху, а потом сразу вниз? Лодка небось, как конь, галопом поскачет.

Ого, как поскакала! Держись только. Да разве при таком галопе удержишься? Лешка и не удержался. Бултых с лодки в воду…

Хорошо, что плавать умел. Сам выплыл и зонтик выудил. Мама, узнав о случившемся, сказала:

— Зонтик может быть только зонтиком.

Лешка не спорил. Пусть так. А все-таки, чем же еще может быть зонтик?

Большая примерка

Разбегайтесь, звери, разлетайтесь, птицы, рассыпайтесь, люди, — не мешайте большой примерке. Нет, не разбегайтесь, не разлетайтесь, не рассыпайтесь, а лучше во все глаза смотрите на мальчика Колю. Вот он — во всю прыть скачет по улице на горячем коне-скакуне, машет кривой, как ручей, саблей, и косит, косит… как траву, косит разбегающихся врагов! Что с того, что конь воображаемый, что сабля воображаемая, что враги воображаемые, сам-то мальчик Коля всамделишный!

Смотрите, смотрите, как грозно сверкают черные Колины глаза из-под фуражки с красным околышем. В ней, в этой фуражке, все дело. Идет большая примерка. Мальчик Коля примеривает кавалерийскую фуражку. Каков он в ней? Храбрый? Еще бы, вон сколько крапивы накошено, да не крапивы — врагов побито!

Вдруг — что это? «Кру-у-у… Кру-у-у… Кру-у-у…»

Петух скрипит-заводится, голос пробует. А вот и сам он, красный как пожар. Увидел мальчика Колю, распетушил крылья и наскакивает…

«Ку-ка-ре-ку!.. Затопчу!.. Заклюю!..»

Держись, мальчик Коля! Вот он, враг. Саблю наголо!

Да где там… Увидел Коля петуха, и — деру.

Вернул фуражку знакомому командиру. Что в ней толку, если она Коле храбрости не прибавила. Он другую примерит, горняцкую.

Примерил. Стал по фуражке дела искать. Да где его найдешь, если до шахты далеко, а во дворе ничего похожего на шахту нет. То есть как нет? А колодец? Чем не шахта? Спустился в бадье. Брр! Сыро, скользко, темно. Как заорет:

— Ма-ма! Па-па! Де-да! Ба-ба!

Всех перебрал. Все и отозвались. Во двор выбежали. Ищут Колю, а найти не могут. Бабка вспотела, водички захотела, вытянула бадью и — «Ах!» — на землю села. Заголосила во всю ивановскую.

— Нечистый…

Досталось «нечистому» от мамы:

— Не лазь в колодец, не лазь!

Он и сам не полезет. А фуражку знакомому горняку вернет. Никакого от нее проку. Лучше он с крылышками примерит, летную.

Залез в фуражке на дерево. В одной руке зонтик-парашют держит, другой за дерево держится. Посмотрел вниз, куда прыгать, и… зонтик из рук от страха выпустил. А фуражка сама с головы свалилась. Пусть одни летят. Сам он лучше по дереву спустится. С ветки на ветку… С ветки на ветку… Трах! Сухая попалась.

— Ма…

Первый слог, когда летел, крикнул. Второй, когда на суку повис.

— …ма. — А потом: — Па-па… Ба-ба… Де-да!

Всех перебрал. Все и отозвались. Во двор выбежали, к колодцу кинулись. Прислушались. Молчит колодец. А кто же тогда Колиным голосом вопит? Дерево. Приволокли стремянку. Сняли Колю. Досталось Коле от мамы:

— Не лазь на дерево, не лазь!

Он и сам не полезет. А фуражку знакомому летчику отнесет. Не к лицу она ему. А какая к лицу? Ты как думаешь, какая фуражка Коле к лицу?

Черная курица

В лагере без друзей скучно. Федя, как приехал, стал друзей искать. Митю увидел. Сидит и хнычет. Познакомились.

— Ты чего? — спросил Федя.

— Мама… — сказал Митя.

Ясно, маменькин сынок. Без мамы ни шагу. Как только в лагере жить будет? Он, Федя, тоже маму любит, но больше на расстоянии. Потому что Федина мама, как все: того не смей, этого нельзя. Для чего только Феде руки и ноги? Ладно, в лагере узнает. Затем и приехал. А Митя не узнает. Он, если что, маме напишет. Можно ли ему, например, с Федей по грибы пойти? Пока ответа дождется, грибы сойдут. Нет, Митя в друзья не годится. Лучше Федя за лагерем друзей поищет.

Зашел в кусты ежевики, свистнул. Друг и отозвался. Пискнул в ответ. Пошарил Федя в кустах, нашел друга — птенчика в гнезде. Сидит и пищит, рот шире ворот разевает. Есть просит. Поймал Федя муху. Только хотел птенчику в ротик сунуть, вдруг что-то как налетит — шило в перьях! — и хвать Федю по лбу! Федя как закричит:

— Мама!

А тут Митя. Он тоже возле лагеря прогуливается.

— Ага, и ты свою маму зовешь, испугался, да?

Рассердился Федя:

— Ничего я не испугался. Тебя увидел и передразнил.

Прогнал Митю. А птице, которая его клюнула, кулаком погрозил: своих не узнала!

Дальше пошел настоящих друзей искать. Вдруг слышит, зовет кто-то:

«Квэй!»

К озеру вышел. На кочке жаба сидит. Страшная — ужас! Вся в бородавках, а красивая.

— Ты меня зовешь? — спросил Федя.

«Квэй! — ответила жаба и “ласточкой” с кочки в воду. — Квэй!» — за мной, мол.

Вздохнул Федя и дальше отправился. Где ему с жабой дружить! Он еще с кочки в воду сигать не научился. Ему сухопутный друг нужен. Вот он, его друг, — курица в кустах бродит.

— Цып, цып, цып, — поманил Федя.

Курица подошла. Черная, а глаза красные. Огоньки в углях. Как цапнет Федю за ногу.

«Ма…» — хотел крикнуть Федя, и не крикнул: Митю вспомнил. Услышит Митя, подумает: испугался. А курицу увидит — засмеет.

Рассердился на курицу — не курица, а зверь кровожадный, тигр. Но посмотрел, куда клюнула, и все понял. У Феди на ноге родинка. Курица за зернышко приняла и клюнула. Не от жадности, а от голода. Хорошо, что у Феди в кармане всегда крошки. Покормил курицу и за собой поманил. Хотел в лагерь вести, а потом подумал: лучше он один с черной курицей будет дружить. Увидел сарай: стар, без крыши, зато бочка есть, на боку лежит. Бочка ему и нужна. Он в бочке курицу поселит и кормить будет.

Вот так Федя друга нашел и всю смену за курицей ухаживал: кормил, поил, а раз даже в засаде сидел: лису подкарауливал. Да зря только. Дядя Петя, сторож, сказал:

— У нас лисы сто лет как перевелись. Самый сердитый зверь в лесу — воробей.

Пришла пора Феде уезжать. А курица как? Ее он на кого бросит? На Лену. Лена на вторую смену остается. Она девчонка верная. Про то, как Федя в колодец лазал, никому не сказала.

Из колодца, слышала Лена, звезды видны. Федя полез и, недовольный, вылез.

— Ну что, видел звезды? — спросила Лена.

— Видел, — сказав Федя.

— На что они днем похожи?

— На твою голову! — рассердился Федя. — Твоя голова над колодцем торчала и звезды мешала видеть.

Федя тогда хоть и рассердился на Лену, по потом убедился, что она верная, никому про колодец не рассказала. Ей, Лене, и передал Федя шефство над черной курицей.

Стала Лена потихоньку от всех за курицей ухаживать. Раз приходит, а в гостях у курицы Петр Петрович, из соседней деревни петух. Она его видела, когда с отрядом в колхоз ходила. Ишь, на даровой корм пожаловал. Турнула петуха. Одна с черной курицей осталась. И задумалась. Почему она одна должна, может, другие тоже хотят? Но курица — Федина тайна. Он эту тайну только ей открыл. Разве можно чужую тайну выдавать?

Чужую — нельзя. Но ведь черная курица теперь ее, Ленина. Федя насовсем уехал. И она, Лена, что хочет, то и сделает. Черную курицу в лагерь приведет, и пусть за ней все октябрята второй смены ухаживают. Вторая уедет — третья будет шефствовать. А зимой… Впрочем, что будет зимой, Лене не хотелось думать. До зимы было так далеко. Много раз навещала Лена курицу.

Однажды вошла Лена в сарай и ахнула.

А потом и весь лагерь ахнул, когда Лену и черную курицу увидел. Да не потому ахнул, что их увидел, а потому, что вслед за Леной и черной курицей — шумные и веселые — катились восемь желтых шариков. Черная курица вела в лагерь свое потомство.

Щекотно

В спальне покрасили пол, и он стал как веселая лужа. А чтобы никто не запачкал ног, положили доски. По одной — папе с мамой ходить, по другой — Зойке: от постели к дверям.