Георгий Тушкан - Первый выстрел

• Название: Первый выстрел
• Автор: Георгий Тушкан
• Издательство: М.: Детская литература, 1967
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

Действие романа развертывается на историческом фоне событий предреволюционных лет на Украине и гражданской войны в Крыму. Но он не является документальной исторической хроникой. Классовая борьба на Украине и героические битвы за власть Советов в Крыму показаны так, как их видел и понимал мальчик, а потом подросток Юра, подчас еще по-детски наивно. В те годы немало таких мальчиков и девочек из семей трудовой интеллигенции, пылких, честных сердцем, отважных, приходили в революцию, целиком отдавали себя служению большевистской правде, совершали героические поступки.

Герой романа Юра Сагайдак, несмотря на то, что он живет в маленьком курортном городке Судаке, вдали от центров революции и контрреволюции на юге России, оказался свидетелем и участником многих грозных событий.

---

В следующий раз Юра сделал почти так, как следовало, но…

— Вы не кланяетесь, а преклоняетесь, как иконе. Надо проявлять почтение, но сохраняя достоинство. Со взрослыми первым здоровается младший, в обществе первым приветствует входящий. Не следует первым подавать даме руку. Дама сама, если пожелает, подаст вам руку. Уважаемым дамам, бабушкам руку надо целовать. Девушкам руку не целуют. А кто из учеников вашего класса должен поздороваться при встрече на улице первым? Тот, кто вежливее!

Вокруг Юры и Феодосия Терентьевича собралась группа гимназистов и реалистов, любующихся «дрессировкой молокососа». Но Феодосий Терентьевич так посмотрел на них, что они с независимым видом тотчас же двинулись дальше. Демонстративно остались только два реалиста, для которых гимназический воспитатель не был начальством.

Юра застеснялся и после нового предложения повторить, нахмурясь, буркнул:

— Я уже знаю!

— Повторите! — спокойно, но твердо приказал воспитатель.

Юра упрямо наклонил голову и уставился глазами в землю.

— Вы, Юра Сагайдак, пока еще не зачислены в пансион и еще не в форме. А на будущее запомните: требование воспитателя — закон. Под взглядами посторонних вы вдруг начали стесняться, а ведь вы не делаете ничего постыдного. Вы боитесь показаться в глазах других смешным. Это верно, с общественным мнением надо считаться. Но прежде всего надо поступать так, как велит долг, и не подлаживаться под вкусы зевак. В том, что вы учитесь приветствовать своего наставника, повторяю, ничего зазорного нет. Посмотрите на плац. Видите там офицера? Мимо проходят солдаты, отдают ему честь, и снова заворачивают к нему, и снова козыряют, а ведь солдаты — взрослые люди. И так во всех армиях мира. Там, где собрано много людей для выполнения какой-то задачи, — в армиях, учебных заведениях, — должны быть определенные правила отношений между ними. Иначе это будет неорганизованная толпа. Вы еще поймете, насколько важна в жизни дисциплина.

Мимо прошли гимназисты и поздоровались «как должно». Воспитатель ответил им и выжидательно посмотрел на Юру.

— Я повторю! — сказал Юра и с пылающим лицом повторил и два, и три, и четыре раза.

— Довольно! Отлично! У вас есть характер и сила воли. Я бы с удовольствием потолковал с вами, да спешу на дежурство. Еще увидимся.

Воспитатель, пряча улыбку, церемонно приподнял фуражку. Юра повторил.

— Эй, дрессированная обезьяна! — задиристо окликнул Юру реалист.

— А ну, повтори, конфетку дам! — вторил, ухмыляясь, другой.

— Сами вы обезьяны из Бандерлога! — выкрикнул разозлившийся Юра.

— Только не удирай, я хочу у тебя пересчитать зубы!

— Сдачи получишь! Своих рук и ног не сосчитаешь!

Неизвестно, чем бы закончилась эта перебранка, но тут из калитки вышла Юлия Платоновна.

— Поздравляю! Отныне ты законный гимназист. Пойдем в пансион, будем венчать тебя на царство. — И она ласково улыбнулась.

В вестибюле гимназии их встретил Феодосий Терентьевич. Юра раскланялся с ним по всем правилам и тревожно ждал, что он скажет маме.

Но он кратко заметил:

— Мы уже познакомились, у калитки.

Здание гимназии, построенное буквой «П», было обращено длинными крыльями во двор. Пансион занимал весь нижний этаж. Слева, если стоять лицом к центру здания, помещался репетиционный зал пансионата. Там вечером готовили уроки, а освободившись, можно было читать, рисовать, играть.

Все правое крыло было занято спальнями. Узкие кровати с тумбочками у изголовья тянулись в четыре ряда. Тут же, у стены, стояли две кровати дежурных воспитателей.

Юра попросился в туалетную комнату. Там пахло табаком. На дверях кабин и на стенах виднелись надписи.

— Опять успели! Безобразие! — возмутился Феодосий Терентьевич. — Запомните, Сагайдак, пачкать стены надписями и курить гнусно! Виновники наказываются.

Когда они возвращались по коридору, Феодосий Терентьевич тронул Юру за плечо, остановился и сказал:

— Мне бы хотелось, чтобы вы подумали над тем, что должно отличать человека от животного. У молодых людей есть стремление казаться старше — им представляется, будто грубость равняет их со взрослыми. Увы, только с шалопаями. Люди стремятся к опрятности, внутреннему и физическому здоровью. А эти пачкуны — взгляните на стены! — хуже иных животных.

Юра внимательно слушал. Вот так же «на равных», как со взрослым, разговаривал с ним отец. Юра пообещал не курить, не ругаться и не пачкать стен.

Они заглянули в столовую. Рядом находилась комната каптенармуса, где выдавали форму. Тут же была комната-кладовка, в которой хранились посылки, присланные гимназистам из дому.

— Вот здесь ты будешь получать от меня посылки, — сказала Юлия Платоновна.

2

На втором этаже Юра не без трепета вошел в помещение первого класса. Большая комната. Четыре широких двустворчатых окна. Черная классная доска. Три ряда парт, по пять в каждом ряду. Возле учительского стола — широкая полукруглая кафедра. В столбах солнечного света, тянувшихся из окон, суетились пылинки. Юра украдкой посмотрел на маму. Какая она хорошая и красивая! Только печальная. Это потому, что оставляет его здесь.

Проходя коридором, Юра вдруг увидел через застекленную дверь винтовки. Чтобы получше заглянуть в комнату, Юра даже прижался лицом к стеклу. Настоящие винтовки! Они стояли в деревянных стойках по десяти с каждой стороны. И таких стоек много.

— Наш спортивный зал, — пояснил Феодосий Терентьевич. — Показать не могу, ключа с собой нет. Винтовки для военных занятий.

— Разве учащихся призывают? — встревожилась Юлия Платоновна.

— Что вы! Но современные молодые люди так тянутся ко всему военному! К тому же указание министра просвещения… Впрочем, вашему сыну призыв не грозит! — Воспитатель тепло улыбнулся.

— Я боюсь другого. Он слишком любит оружие.

— Не только он. Все гимназисты бредят теперь войной, доблестными подвигами…

— А какие это винтовки? — заинтересовался Юра.

— Учебные, для строевых занятий. Они целиком деревянные, но выглядят как настоящие, правда?

Юра разочарованно отвернулся и протянул:

— А трехлинеек, значит, нет?

— Какие знания! Есть. Десять штук. Для старшеклассников. Вон на том краю стоят. Пойдем дальше!

Но Юра снова прильнул к стеклу. Сразу же незнакомая, чужая ему гимназия стала интересной.

— Пойдем! — потребовала мать и добавила: — Я уже говорила вам — опасное увлечение оружием. Очень прошу вас, не поощряйте этого… Пойдешь ли ты наконец!

Они вошли в огромный светлый актовый зал. Он служил для утренних молитв, здесь гимназисты прогуливались на больших переменах, здесь танцевали на вечерах и балах. Сейчас зал был пуст. Посреди дальней стены — большой, во весь рост, портрет царя. По боковым стенам — белые мраморные доски с фамилиями окончивших гимназию с золотой медалью.

Юра вспомнил Иру, ее рассказы об этом зале… «Винтовки для занятий в гимназии, военные занятия на площади, танцы с Ирой… Нет, скучно не будет», — решил он.

Настало время расставаться. Мама просила воспитателя «помочь ребенку освоиться», «обращаться с ним помягче», «защищать от драчунов», «ведь он маленький»… Юра был возмущен: какой же он маленький, если ему десять лет, а на вид дают двенадцать и даже тринадцать! Поэтому при прощании он резко вырвался из маминых объятий: пусть все видят, что он не «маменькин сынок», не «лизун».

Мать перекрестила воздух над ним. Феодосий Терентьевич взял из рук ожидавшего гардеробщика пальто Юлии Платоновны, помог надеть, поцеловал ручку, пожелал успехов, открыл двери.

Юра смотрел и думал: «Он умный и добрый».

В стеклах парадных дверей мелькнула мамина шляпа с огромными полями и букетами цветов, и дверь захлопнулась.

— Твоя мать — достойная женщина! — сказал повернувшись к Юре Феодосий Терентьевич. — Ты должен любить и уважать ее и не огорчать плохим поведением. А сейчас пойдем к каптенармусу. Пора гадкому утенку стать лебедем. — И он улыбнулся.

Когда Юра переоделся в форму, он посмотрел на себя в большое зеркало и замер. На него смотрел не по годам вытянувшийся, худенький незнакомый гимназист в длинных темно-серых брюках, такого же цвета гимнастерке с блестящими форменными пуговицами, подпоясанный широким поясом, на котором сверкала медная бляха с гербом. Правда, шея была слишком длинной и торчала из воротничка. Но выражение продолговатого лица с высоким лбом и выдающимся вперед подбородком было решительным. Небольшие синие-синие глаза смотрели пристально. Юре не нравился только рот — маленький, «красивенький», как у девчонки, и потом еще ямочка на подбородке. Но она была, как у папы, и поэтому Юра мирился с ней.

— Пойдем, познакомлю со сверстниками, — предложил Феодосий Терентьевич. — Почти все уже приехали и сейчас играют во дворе в мяч, городки и лапту.