Николай Покровский - Евангелие в памятниках иконографии

• Название: Евангелие в памятниках иконографии
• Автор: Николай Покровский
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Религия: прочее
• Год: 2001
• ISBN: 5-89826-056-0

Книга Н. В. Покровского (1848–1917), историка искусства, профессора Петербургской духовной академии, директора археологического института, является фундаментальным и до настоящего времени непревзойденным исследованием евангельской иконографии. Можно смело сказать, что ни одна другая работа на эту тему не достигает точности и широты охвата материала, как этот труд.

В работе подробно разбирается складывание главных тем христианства на основе широкого круга самых ранних византийских и славянских памятников: живописи катакомб, икон, фресок, лицевых рукописей и т. п. Книга состоит из трех частей: «Иконография детства Иисуса Христа», «Общественное служение» и «Конечные события евангельской истории», в каждой из которых читатель обнаружит особенности появления и развития таких известных сюжетов, как «Благовещение», «Рождество Христово», «Сретение Господне», «Крещение», «Распятие» и др.

Данная книга остается главным пособием для каждого, кто обращается к изучению иконографии Евангелия.

---

177 Миниатюра псалтыри 1397 г.

Возле саркофага Христа спящие стражи. Дело представляется в таком виде, что Христос в момент своего воскресения воздвиг из ада и прародителей; но нет здесь ни ада, ни его владыки. Вверху группа ветхозаветных праведников, но и она имеет уже не тот характер, что в памятниках византийских: тут — Моисей со скрижалями, на которых обозначены заповеди славянскими буквами, Давид и Соломон в золотых коронах, прор. Даниил и Аарон в колпаках и даже епископ в омофоре, украшенном крестами. Во главе их стоит Иоанн Предтеча со свитком («сесе аз посылаю ангела моего…»); он ведет праведников в рай, изображенный в виде города с башнями. Новшества в характере композиции, даже в развитии самой идеи ее, очевидны. Подобный же характер имеет еще одна миниатюра этого Евангелия (л. 650 об.), где Христос представлен стоящим на вратах адовых, но без свитка и креста; ниже Он восстает из гроба, возле которого находятся стражи и отваленный камень; внизу мертвые восстают из гробов. Очевидно, миниатюрист стоит на распутье древних преданий и новых художественных веяний: явление довольно обыкновенное в русской иконографии XVII в.; например, в миниатюрах Апокалипсиса[2537], лицевых Страстей и др.

Большое разнообразие представляют миниатюры в кодексах Григория Богослова. Одни из них следуют установленному в практике шаблону; таковы миниатюры: в кодексе московской синодальной библиотеки № 61–63, л. 1; в кодексе афонопантелеймоновскам № 6, л. 2; национальной библиотеки № 533 перед первым словом в букве А[2538]; в той же букве в кодексе Ne 543, л. 24; в ватиканском кодексе vatic, gr. № 463 (перед десятым словом) и в синайском № 33[2539]. Наиболее цельным представителем этого типа служит миниатюра в кодексе национальной библиотеки № 543, л. 23 об., перед словами Έι£ то Πάσχα καί et£ τη£ βραδύτητα. Спаситель в миндалевидном ореоле, оттененном цветами — синим, светло-синим, пепельным и серым, с исходящими от ореола лучами, означающими небесную славу; в одеждах огненного цвета, развевающихся наподобие крыльев, с восьмиконечным крестом в шуйце. Под ногами Его сложенные накрест врата ада. По обеим сторонам от Христа — саркофаги: в одном из них направо — Адам-старец и Ева, в другом на той же стороне ветхозаветные праведники; налево — праведники с Давидом, Соломоном и Предтечей со свитком.

178 Миниатюра ватиканского Евангелия Urbin № 2

Тип, особенно всклоченные волосы Предтечи, наконец, местоположение его не позволяют принять его за Григория Богослова, как это допустил Бордье[2540]. В рукописи афонопантелеймоновской обращает на себя внимание превосходный тип Христа — молодой, красивый, с небольшой бородой, с длинными черными волосами, падающими на плечи. На ногах Христа видны язвы гвоздиные. В числе ветхозаветных праведников три царя: старец, средних лет и молодой. Своеобразная композиция в кодексе национальной библиотеки № 550 (л. 5): центр картины — обычное сошествие Христа в ад; его окружают со всех сгорон дополнительные изображения, как видно из прилагаемого графического рисунка: вверху ангелы дориносящие и парящие; по сторонам — группы праведников и во главе их Иоанн Предтеча со светильником, он и по своему учению, и по жизни «светильник бе горя и светя» (Ин. V, 35); светильник, по выражению Григория Богослова, предрекший о великом свете[2541]; внизу воскресение мертвых. Проф. Кондаков упоминает о Богоматери и апостолах в этом изображении[2542], а Бордье видит здесь сцену вознесения Христа на небо[2543]; но первое сомнительно, ибо нет прямых оснований отделять группы св. жен и мужей, в которых предполагаются Богоматерь и апостолы, от цельной композиции, а в связи с этим Богоматерь и апостолы в их настоящем положении неуместны; второе — непозволительный с точки зрения иконографической экзегетики произвол. Все части картины относятся прямо к сошествию Христа в ад, поражению силы дьявола (ангельское воинство) и изведснию из ада праведников: композиция ясная, примыкающая прямо к общему типу изображения сошествия в ад, но несколько расширенная. Отражение ее встречается в позднейших греческих памятниках, например в стенописях нарфикса Кутлумушского собора, где в верхней части композиции изображена группа ангелов дориносящих; а также в памятниках русских, например на иконе из собрания Постникова № 3228, где ангелы поражают своими копьями демонов, находящихся в аду. На иконе Академии художеств № 14=62=444 сохранена та же форма поражения демонов дориносящими ангелами, но ей придается специальный смысл: ангелы превращены в олицетворения добродетелей, а демоны — в олицетворения пороков. Первые обозначены надписями: правосудие, радость, смирение, мир, пост, покаяние, милостыня, правда, кротость, к церкви прихождение, независть, живот, злонепомнение, чистота, милость, неосуждение, братолюбие. Надписи возле демонов: блуд, зависть, насильство, братоненавидение, объядение, печаль, мерзость во гресех, сребролюбие, кривосудие, ярость, несытость, сатана всякого греха наноситель, вельзевул… не веля творити милостыни, кривда, лихоимание, злопомнение.

Повод к этой поучительной тенденции давала основная идея сюжета: Христос своим сошествием в ад уничтожил силу дьявола, проявлявшуюся в различных видах нравственного зла, и восстановил торжество добродетели. Но наш иконописец, сохранив общую форму композиции, не провел специальную идею с достаточной точностью: количество добродетелей и пороков на иконе одинаково, но противопоставление их неудачно. Иконописец был копиист XVII–XVIII вв., копировавший с лучшего образца и утративший точность своего прототипа.

Более оригинальными чертами отличается миниатюра кодекса национальной библиотеки № 543 (л. 27 об.; см. рис. 179)[2544]. Она разделяется на две части: вверху в голубом круге с лучами изображен ангел в одежде огненного цвета, с крыльями; в левой руке его развернутый свиток, правая откинута в сторону; голову его украшает крестообразный[2545] золотой нимб. Ангел этот окружен восьмиугольным ореолом, вписанным в вышеупомянутый круг. Возле него в том же круге восемь ангелов. Круг этот представлен на воздухе; а внизу — на земле справа — молодой пророк Аввакум, слева Григорий Богослов с развернутым свитком. Эта половина композиции, с некоторыми вариантами, находится также в кодексах московской синодальной библиотеки № 61–63, л. 4 (десница ангела благословляющая; над ним Бог Отец с благословляющей десницей) и афонопантелеймоновском № 6, л. 5: в последнем вместо ангела изображен Спаситель: он сидит на золотой радуге, в миндалевидном ореоле; десница благословляющая, в шуйце свиток. В формах ангелов дориносящих видна попытка отличить ангельские чины — попытка, впрочем, не доведенная до конца: два ангела в золотых нимбах и царских одеждах, другие два имеют нимбы красноватые; последние два — голубые. Внутреннее значение композиции объясняется из первых слов проповеди, к которой она относится: проповедник начинает свою проповедь словами пророка Аввакумя «На стражи моей стану». Отсюда понятно, почему, кроме самого проповедника, вошел в композицию пророк Аввакум.

179 Миниатюра кодекса Григория Богослова № 543

Ангел в ореоле, окруженный воинством небесным, составляет не случайное явление, но прямое воспроизведение тех образов, которыми пользуется проповедник[2546]. «И вот муж, возшедший на облака… вид его, как вид ангела, одежда его, как свет мимоходящей молнии. И возгласил: Христос из мертвых, совостаните… Христос из гроба, свободитеся от уз греха. Врата ада отверзаются, и смерть разрушается, и ветхий Адам отлагается, и новый совершается…»[2547] Миниатюристы кодексов — парижского № 543 и московского — стараются передать с буквальной точностью внешнюю форму речи проповедника без всяких комментариев, и только крестообразный нимб (№ 543) отличает этого мужа от обыкновенного ангела. Согласно с ними изъясняет значение «мужа на облаках» и составитель толкований на слово Григория Богослова, помещаемых в русских Соборниках: ангел, о котором идет речь, не Христос… Он говорит о Христе в третьем лице… Ангел на облаках, потому что естество ангельское легко… Одежды его подобны одеждам ангела при воскресении Христа… Ангелы славили Христа при Его рождении, славят и теперь, и т. д.[2548] Но миниатюристы кодексов афонопантелеймоновского и национальной библиотеки № 550 (л. 8 об.) видят в этом ангеле Самого Христа и придают изображению Его атрибуты Христа: крестообразный нимб, свиток или книгу и благословляющую десницу. Нижняя часть миниатюры: в центре изображена высокая гора и внутри ее — преисподняя, или ад, в виде темной пропасти; по сторонам горы — четыре саркофага, в которых стоят полуобнаженные мертвецы. В преисподней — врата, сложенные накрест, ключи и гвозди, как обычно на изображениях сошествия в ад. Тот же вышеупомянутый ангел слетает сюда в ад и схватывает неизвестное лицо (повреждено). Нет нужды разбирать ошибочное, нарушающее методологические требования археологии объяснение Бордье, который говорит, что здесь «ангел извлекает женщину из разломанного гроба»[2549]. Ни женщины, ни разломанного гроба (= врата) здесь нет. Сцена означает поражение и скование ада ангелом. Такое истолкование сцены стоит в тесной аналогии с вещественными памятниками византийско-русской старины и вполне соответствует содержанию слова св. Григория Богослова, в котором говорится о поражении ада.