Дэвид Шеппард - НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино)

• Название: НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино)
• Автор: Дэвид Шеппард
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Работа над книгой Дэвида Шеппарда сейчас кажется мне явным отклонением от моей «магистральной линии». В предыдущих своих работах я строго придерживался того, что было мне наиболее дорого — освещения деятельности уникальных личностей, переворачивавших вверх дном окружающий их мир, делающих всё по своему и только по своему, людей, после которых мир современной музыки уже не мог оставаться таким, каким он был раньше — иначе говоря, «безумных учёных». Образ безумного учёного всегда был мне невероятно дорог, и Фрипп, Заппа и Бифхарт полностью ему соответствуют. В случае Ино мы, конечно, также имеем дело с учёным, но уже не безумным. Ино — светский человек, который хотя и создаёт свои уникальные миры, но делает это истинно по-джентльменски — не нарушая общепринятых «соглашений». В моих глазах это минус. Вместе с тем нельзя не признать, что Ино сделал очень ощутимый вклад в современную музыку, а уж его круг общения вообще не имеет аналогов. Пожалуй, это и есть главная ценность этой книги — то, что на её страницах читатель с кем только не встретится. Тут и Фрипп, и Уайатт, и Дэвид Бёрн, и всякие прочие U2 и Coldplay. Немалым достоинством является и то, что действительно интересный период иновского творчества — т.е. до On Land включительно — описан тут крайне подробно и увлекательно, хорошим истинно английским (с таким хитрым прищуром) языком. Так что об одиннадцати месяцах, потраченных на работу, мне жалеть не приходится.

Как и в прочих своих работах, я выбросил небольшое авторское предисловие, заменив его своим. Кроме того, здесь нет ссылок на источники (они — очень неудобно — не обозначены в тексте, а скопом отнесены в конец книги; меня ужаснула мысль о том, чтобы полностью их тупо перебить с бумаги). Но я уверен, что читателю этой книги (если я верно его себе представляю) до таких мелочей нет особого дела.

Прошу читателей распространять мой перевод как можно более широко — и таким образом воздвигнуть нерукотворный памятник бесплатному труду. Надеюсь, что никому не придёт в голову брать за это деньги — помните, что своим «альтруизмом» мы приближаем светлое будущее, в котором искусство будет free for all. (Автор падает на пол от смеха.) Надеюсь, что Дэвид Шеппард нас простит.

Не стесняйтесь писать мне — а уж если у вас вдруг есть возможность подбросить мне какой-нибудь качественный материал, то вам самим должно быть стыдно, если вы мне его до сих пор не прислали.

Наконец, большое спасибо моим друзьям Григорию Чикнаверову и Дмитрию Сенчакову за их неоценимую помощь и постоянную веру в меня, а также читателям cachanoff.livejournal.com за моральную поддержку.

ПК

16 января 2011.

---

Ему также нравилось играть в грязи, но и это заходило дальше обычной лепки «пирожков», которой любят заниматься большинство малышей. Одна из игр указывала на врождённую склонность к инженерному искусству. «этой игре я выкапывал ямку, а потом собирал палочки, недостаточно длинные для того, чтобы перекрыть её, и плёл из них крышу, которую затем покрывал грязью. Потом плёл вторую крышу и тоже покрывал её грязью. Потом просил отца попрыгать на ней, и если крыша его выдерживала, я считал, что добился успеха.»

С ранних лет он любил рисовать — так сильно, что матери иной раз приходилось выпроваживать его из дома погулять. В шесть лет он начал рисовать серию тщательно разработанных домов. Замысловатым образом выполненные, эти выдуманные жилища были органичными футуристическими архитектурными пространствами — и он воображал, как будет в них жить. Они могли балансировать на ненадёжных горных породах, висеть на деревьях в джунглях; через них могла протекать река. Мария Ино впоследствии вспоминала, что даже в детстве «Брайан всегда искал чего-то не такого, как у всех.»

Все эти провидческие оригинальные выходки происходили задолго до того, как внимание юного Ино захватила музыка. Однако она уже жила в его генах. Брайан Ино не только происходил из древнего рода почтальонов — в его родословной было не меньше эксцентричных музыкантов-дилетантов и исполнителей-любителей. Его дед был саксофонистом и фаготистом (как он утверждал, единственным в довоенном Саффолке) и даже одно время профессионально играл в Германии с парадными оркестрами. Кроме того, он строил и ремонтировал церковные органы, механические пианино, музыкальные шкатулки и колёсные лиры (hurdy-gurdy). Он был настолько предан своим органам («тогдашним синтезаторам», как называет их Брайан), что не мог выбросить даже самый незначительный сломанный компонент. В результате у него скопилась целая коллекция клапанов, клавиш, вентилей, труб и разнообразных механических частей, которыми были заполнены все углы в доме на Краун-Плейс. К концу своей жизни он захотел тщательно преобразить этот хлам в один огромный, «целостный» орган более чем с шестью сотнями труб, который бы протянулся, как некая обширная фантазия Х. Р. Гигера, по всем стенам и углам дома. «Когда он умер, всё это сломали», — впоследствии жалел его старший внук. «Какая жалость. Но он всё же сделал орган, в котором действительно можно было сидеть внутри — вот что это было такое. Орган окружал его со всех сторон.»

Музыка, безусловно, текла у Ино по венам. Уильям Ино в юности был барабанщиком. Он часто играл на свадебных приёмах, на которые приезжал на мотоцикле, в коляске которого лежали барабаны. Однако его старший сын — к тому времени уже успешная международная музыкальная знаменитость — узнал об этом только в конце жизни отца. Уильям Ино производил впечатление самого неразговорчивого из людей. Ухаживанием за Марией он доказал свою способность к романтическим чувствам; кроме того, его лирические наклонности были унаследованы всеми его детьми («Он умел фантастически свистеть», — также вспоминает Ино). Привыкший (как любой почтальон) вставать рано, Уильям часто ехал на велосипеде вверх, к куску общей земли под названием Брум-Хит, расположенному над городом, и смотрел на то, как над морским горизонтом на востоке всходит солнце. Когда Брайан, уже будучи взрослым, узнал о едва заметных поэтических сторонах своего отца, он был поначалу ошеломлён: «Он совершенно не производил подобного впечатления. но, наверное, это свойственно всей моей семье.»

Многие мужчины из рода Ино имели творческие хобби — и у всех были какие-то врождённые музыкальные способности. Один дядя Брайана был искусным кларнетистом-любителем, другой играл на барабане в вудбриджском духовом оркестре Excelsior Brass Band. Может быть, эти факты как-то объясняют сопровождавшую Брайана всю жизнь очарованность ритмом и инстинктивную (он же всегда называл себя «немузыкантом») способность манипулировать барабанами и барабанщиками. Правда, уши юного Ино были заполнены не только «умпа-умпами» местного духового оркестра.

В большом мире популярная музыка (и технология её записи) широко шагала вперёд. В начале 50-х автор песен и изобретатель из Висконсина Лестер Уильям Полсфасс модифицировал катушечный магнитофон с целью облегчения «наложения звуков» — это было примитивной формой многодорожечной записи. Лес Пол (как его звали в профессии) уже владел патентом на звукосниматель к электрогитаре и приспособил для своих нужд магнитофон, недавно разработанный Джеком Маллином из компании Ampex (финансировал этот проект, в частности, Бинг Кросби — певец, которому Лес Пол часто аккомпанировал). Хотя Пьер Шефер и предвосхитил это, эра студии как инструмента фактически была открыта Лес Полом — тем самым был проложен путь для всё более кружащих голову звуковых эволюций, которые превратили поп-музыку в калейдоскопическую игровую площадку виртуальных реальностей и слуховых иллюзий.

Поп-музыка как средство выражения всего невозможно экзотичного всю жизнь очаровывала Брайана Ино — в самом деле, это одно из определений его собственного музыкального призвания на протяжении последних лет тридцати пяти. Эта увлечённость обязана своим возникновением очень особенным обстоятельствам, при которых поп-музыка впервые вошла в его жизнь. В середине 50-х Брайан начал своё образование в атмосфере чопорных обычаев Монастырской Школы Иисуса и Марии на Вудбридж-Роуд в близлежащем Ипсуиче. Примерно в то же самое время Элвис Пресли и рок-н-ролл начинали своё неотразимое вторжение в мир западной молодёжи, принося яркую дрожь освобождающей сексуальной энергии в миллионы ни о чём не подозревавших юношеских спален. Везде, от Мемфиса до восточного Саффолка, начинал стучать молодой пульс рок-музыки, и бесцветный послевоенный мир начинал окрашиваться в бодрые цвета. Подростков внезапно стали определять не как молодых взрослых, а как суверенный демографический элемент — тинейджеров.

Воздействие Пресли, конечно, чувствовалось и в патриархально-ограниченном Вудбридже. Действительно, местный народ уже был осведомлён об обаянии ритм-энд-блюза, кантри и блюза — той музыки, которую сам Пресли усвоил и и по-своему изложил для белой американской (и следовательно, всемирной) публики. Благодаря двум местным военно-воздушным базам, маленький саффолкский анклав вполне мог называться одним из эпицентров Британии в том, что касалось хиповой музыки — ведь новаторская американская поп-музыка просачивалась в повседневную жизнь из музыкальных автоматов бесчисленных городских кафе и из магазинов культтоваров на базах, где продавались последние американские пластинки. Однако настоящий материал иногда должен был с трудом пробивать себе дорогу посреди избитой доморощенной духовной пищи; Ино так рассказывал об этом в 1988 г. в разговоре с Чарльзом Амирханяном: «каждом городском кафе были эти жалкие, никуда не годные английские варианты людей типа Клиффа Ричарда, Крейга Дугласа и всяких прочих скверных эстрадных певцов. Но из-за присутствия громадного американского контингента посетителей, им приходилось иметь и ритм-энд-блюзовые оригиналы этой музыки. Так что я знал, что мне больше по вкусу.»

Для Ино в его до-юношеском возрасте значение прорывного хита Пресли "Heartbreak Hotel" состояло не столько в исполнении, как бы оно ни было страстно и энергично, а скорее в сильно обработанной звуковой ауре, обрамлявшей певца с его голосом. Глубокая, напоминавшая звук в колодце реверберация заставляла голос Пресли мерцать какими-то неземными обертонами — и такой звук был совершенной новостью для английских ушей. Этот эффект — плёночная задержка — был доведён до совершенства первым продюсером Пресли Сэмом Филлипсом в мемфисской студии Sun при помощи двух катушечных магнитофонов Ampex 350. Ранние сорокапятки Пресли были одними из первых примеров записей, чья эстетика в равной мере основывалась как на верной передаче исполнения, так и на искусственных студийных компонентах. Никто из родственников не мог объяснить любопытному Брайану, что это за новый звук, и от этого колдовская сила новой музыки возбуждала его ещё сильнее.

Были и другие примеры этой «таинственной музыки». Двумя другими любимыми сорокапятками Ино из той эпохи были "Chicken Necks" Дона и Хуана — хвалебная песнь одноимённым куриным органам («Цыплячьи шеи») — и взрывная вещь Литтл Ричарда "Tutti Frutti". Брайану особенно нравилась фонетическая барабанная дробь её вступления («а-уоп-бам-а-лу-боп, а-уоп-бам-бум») и текст, в котором содержался целый пышный и часто едва разбираемый перечень слов, никогда раньше не слыханных на степенных британских поп-записях. И в самом деле, по сравнению с пресной домашней пищей, которая готовилась на «Лёгкой программе» Би-Би-Си или в «Субботнем Клубе» Радио Люксембург, который нравился его сестре, эта музыка казалась телепортированной из некой невероятно чарующей параллельной вселенной. «никогда не могу никому объяснить, в чём был эффект всего этого», — сказал Ино в 1978 г. журналисту Лестеру Бэнгсу, — «не Элвиса Пресли, а более странных вещей, типа "Get A Job" The Silhouettes и "What's Your Name" Дона и Хуана — акапелльного материала, о котором у меня не было никакого понятия. Это была как бы музыка ниоткуда, и она очень мне нравилась.»