Сара Маккой - Дочь пекаря

• Название: Дочь пекаря
• Автор: Сара Маккой
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-67494-7

Германия, 1945 год. Дочь пекаря Элси Шмидт – совсем еще юная девушка, она мечтает о любви, о первом поцелуе – как в голливудском кино. Ее семья считает себя защищенной потому, что Элси нравится высокопоставленному нацисту. Но однажды в сочельник на пороге ее дома возникает еврейский мальчик. И с этого момента Элси прячет его в доме, сама не веря, что способна на такое посреди последних спазмов Второй мировой. Неопытная девушка совершает то, на что неспособны очень многие, – преодолевает ненависть и страх, а во время вселенского хаоса такое благородство особенно драгоценно.

Шестьдесят лет спустя, в Техасе, молодая журналистка Реба Адамс ищет хорошую рождественскую историю для местного журнала. Поиски приводят ее в пекарню, к постаревшей Элси, и из первого неловкого разговора постепенно вырастает настоящая дружба. Трагическая история Элси поможет Ребе любить и доверять, а не бежать от себя.

Сара Маккой написала роман о правде, о любви, о бесстрашии и внутренней честности – обо всем, на что люди идут на свой страх и риск, потому что иначе просто не могут.

---

Официанты убрали десертные тарелки. Музыканты заиграли джаз, пары потянулись на танцпол.

– Можно я поеду домой? – прошептала Элси. Взяла перчатки со спинки стула, натянула. Кольцо с бриллиантами и рубинами некрасиво встопорщило гладкую лайку.

Йозеф мягко взял ее за подбородок и вгляделся в лицо. Она отвела взгляд. Он взял ее руку, поцеловал костяшки.

– Конечно, фройляйн Шмидт.

Спустя несколько минут он вывел ее из банкетного зала по серебристому коридору на улицу, где их, тихо урча мотором, ждала черная машина.

Автомобиль промчался по улицам и остановился у пекарни. В окне верхнего этажа горел свет. Мама, конечно, еще не ложилась.

С тех пор как вышли из-за стола, Элси и Йозеф не сказали друг другу ни слова. Потрясенная злобной клеветой Кремера, Элси боялась, что Йозеф рассердится, упрекнет ее за то, что плохо себя вела с его сослуживцем. Элси теребила пуговицы на перчатках.

– Извини, что пришлось рано уехать. – Вот и все, что она могла сказать, не паникуя.

Спокойствие. Если чересчур разволноваться, он подумает, что Кремер прав, что она и впрямь шпионка.

– Я и сам не люблю оставаться допоздна, – сказал Йозеф, отвернулся и посмотрел в окно. – Прошу прощения за то, что случилось. Надеюсь, ты не пострадала.

Элси потрогала губу. Больше не кровоточит, но уже распухает.

– Нет. – Она сглотнула комок в горле.

Йозеф вздохнул с облегчением, но на нее все равно не посмотрел.

– Кремер – хороший офицер. Он сегодня выпил лишнего. Неприемлемое поведение. – Он прокашлялся. – Кремер женат по расчету, а не по любви. Вот и ищет любовь там, где не надо.

Элси кивнула. Тело задеревенело, как у игрушечного солдатика.

Йозеф глубоко вдохнул и повернулся к ней:

– Ты не ответила мне, Элси.

Теперь пришел ее черед смотреть в сторону, на дверь пекарни; хотелось поскорее оказаться внутри, среди сонно поднимающихся дрожжевых булочек. Надо ему объяснить. Она не мама. Ей недостаточно быть просто хорошей женой, она против брака по расчету, как у Кремера. Ей нужно много больше. Когда в фильме «Оклеветанная» Мирна Лой предлагала Уильяму Пауэллу на ней жениться, сердце у Элси искрило. «На луну», – сказал Пауэлл и поцеловал Лой. Элси хотелось на луну.

Выпотрошенные снеговые тучи стелились низко, заслоняя гору Цугшпитце и звезды над ней. Долина – точно стеклянный снежный шар с вечной зимой внутри.

– Я… – Элси заставила себя взглянуть Йозефу в глаза. – Я не могу… – начала она, но Йозеф перебил:

– Понимаю. Первая вечеринка в партийном кругу, Рождество, предложение и… – Он одним пальцем погладил ее по руке. – Слишком много для одного вечера.

Палец был теплый, и Элси пожалела, что эта рука не может согреть все ее тело, растопить его в сахарную патоку.

Йозеф распахнул дверь, и мороз пробрался внутрь.

– Я приду пожелать вашей семье счастливого Рождества.

Она задрожала. Он прав: на сегодня довольно страданий. В сочельник все заслужили немного покоя. Они еще успеют поговорить. Элси пожелала ему доброй ночи и шагнула в снег.

– Элси. – Йозеф потянул ее обратно.

Она медленно обернулась, трепеща при мысли о том, какой вопрос Йозеф ей задаст. Вместо этого он ее поцеловал. Не так, как Кремер, который губами обслюнявил ей шею и исцарапал острыми зубами. Губы Йозефа была мягкими и упругими, как фруктовое желе на печенье. Она не смела дышать, боясь разрушить след этого поцелуя.

– Увидимся завтра.

– Завтра, – прошептала Элси.

Она вышла из машины. Сношенные туфли скользили по свежему снегу. Ручка двери замерзла – пришлось подергать, прежде чем повернулась. Тень Йозефа в темном окне машины ждала и наблюдала, пока Элси не исчезла в доме. Потом автомобиль уехал.

Элси затворила дверь. Металлический щелчок – и все спокойно. Ни скрипок, ни еврейского дисканта, ни порывов ветра и воплей, ничего – только мирное тиканье стенных часов. Элси положила сумочку и сняла мамины туфли. Половицы были теплее, чем ее ступни.

– Элси, – тихо позвала мама. – Это ты?

Элси плотнее закуталась в плащ и подошла к лестнице. Мама стояла наверху в ночной рубашке, со свечой в руке. Пламя отбрасывало на ступеньки свет и тени.

– Папа спит, а я не смогла уснуть. Тебе понравился бал? – не по-ночному бодро спросила она.

Элси захотелось упасть к маминым ногам и рыдать до икоты, но она была взрослая девочка, и бремя взрослости удержало ее.

– Ты все сделала, как я говорила? Вела себя как следует? Йозеф доволен?

Затаив дыхание, мама ждала ответа.

– Да. – У Элси перехватило горло. Сглотнула – не помогло.

Мама улыбнулась:

– Тебе повезло. Йозеф такой симпатичный.

Элси кивнула.

– Ложись, мам. А то простудишься.

– Да, доброй ночи. С Рождеством, детка.

Мамина свеча потускнела и исчезла. Элси пошла на кухню, затопила печь, поставила чайник. На деревянном столе, посыпанном мукой, лежали пять глазированных имбирных сердечек с точками и завитками застывшей глазури: Макс, Луана, Гейзель, Элси, Юлиус. Папа, по семейному обыкновению, встанет раньше всех и повесит сердечки на елку, на самые толстые ветки.

Чайник вскипел. Она расстегнула перчатки, потянула. Кольцо зацепилось за лайку. Она освободила ткань и осмотрела дыру. Даже мама не сможет заштопать. Кольцо мерцало при свете огня из печи. Элси сняла кольцо и поднесла к глазам. Ивритских букв не видно, но она знала, что они там. Элси положила кольцо на стол, потерла след на пальце. Она подумает об этом завтра. Вечер и так уже затянулся. В висках пульсировало, глаза жгло. Хотелось одного – выпить горячего и лечь в постель.

Пар от чайника злым призраком вздымался в темноте. Элси сняла чайник с огня и заварила ромашку из маминого гербария. В спину дунуло холодом. Задняя дверь закрыта на цепочку, но приотворена. За ней лежал в коробке со льдом карп – небольшой, с ладонь. По традиции в сочельник за дверь выставляли карпа. Одни считали, это чтобы святой Николай благословил, другие – что рыба вкуснее, если полежит на альпийском ветру. В последние годы традиция забылась, народ на все махнул рукой. Тут и шкурку-то свиную псу не оставишь – сразу стащит кто-нибудь голодный. Папа, наверное, продал немало хлеба на черном рынке, чтобы заполучить эту рыбешку. Только мама все держалась обычая и оставляла щель; вроде бы глупость из прошлых счастливых времен, но Элси не могла упрекнуть маму за то, что та упорно поступала по-своему. В воздухе пахло горящими сосновыми дровами. Она глубоко вдохнула.

Игольчатые сосульки наросли на железных звеньях дверной цепочки. Элси отломала их и выбросила за дверь. Едва они коснулись снега, что-то шевельнулось в темноте. Элси замерла. Дыхание перехватило. – Кто здесь?

Снег падал. Скрипели на ветру закоченевшие деревья.

Видимо, снег шутки шутит. Элси почти ничего не ела, да еще впервые в жизни выпила шампанского; удивительно, что ей не мерещатся лиловые полярные медведи. Она потрогала щеку. Отвар ромашки еще не выпит, но щека горит, Элси лихорадит. Немедленно в постель, вот что.

– Впустите, пожалуйста. – Из темноты появилось худое бледное личико.

Элси вскочила, смахнув сухую ромашку на пол. – Впустите, пожалуйста, – повторили за дверью. Затем в щель просунулась рука. – Спасите.

Элси отпрянула. Под ногами зашуршали сухие лепестки.

– Уйди, – сдавленно прошептала она. – Ты… ты призрак. Уходи. – Она подняла кипящий чайник.

Он убрал руку.

– Я бежал за вашей машиной.

– Что? – Сердце у Элси заколотилось. Рука с чайником задрожала.

– Они меня убьют. – Он просунул в щель голову, посмотрел на Элси.

И тут она его узнала. Тот мальчик-певец, еврей.

– Что ты здесь делаешь?

– Он сломал клетку, и я убежал.

– Убежал? – Она поставила чайник. – О господи. – Она потерла виски, унимая боль. – Если тебя найдут, нас всех арестуют. Уходи! – Она шуганула его от двери. – Убирайся!

– Я вам помог. Спасите меня, пожалуйста.

Он прижался к косяку, тяжело дыша, от холода весь синий. Всего лишь мальчик, одних лет с Юлиусом, не вреднее и не опаснее любого другого ребенка – еврейского, немецкого. Его убьет мороз или прикончат люди. Она может спасти его, если снимет цепочку.

Ветер дунул ему в лицо, и на ресницах повисли снежные хлопья.

Элси припомнила вздорные обвинения Кремера. Люди явно болтают про нее и ее семью. Если мальчик умрет у них на пороге, гестапо решит, что это она помогла ему сбежать. Она закрыла глаза. В голове бухал молот. Всего лишь ребенок, никакой угрозы, неважное дело. Завтра его можно выставить, завести по тропинке куда-нибудь в лес, на Экбауэр, и там оставить, как Гензеля и Гретель. Ну и что? Всего лишь мальчик. Всего лишь еврей. Хорошо бы он просто исчез, и все.

Снаружи, на тихой улице, послышались голоса, затрещал лед, заскулили собаки. Идут сюда. Элси сбросила цепочку, втащила замерзшего ребенка в кухню и затворила дверь. Он был меньше, чем казался на сцене. Запястья тоненькие, как миндальные печенья, пальчики – как стручки ванили.