Джон Швед - КОСМОС – МЕСТО ЧТО НАДО (Жизни и эпохи Сан Ра)

• Название: КОСМОС – МЕСТО ЧТО НАДО (Жизни и эпохи Сан Ра)
• Автор: Джон Швед
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Когда Пол Блей впервые услышал в каком-то клубе Орнетта Коулмена и Дона Черри, их никто не хотел слушать. Посетители один за другим уходили. Карла Блей сказала ему: "Эти ребята всё играют точно на четверть тона выше." "Я знаю", — ответил Пол. "Мы должны взять их на работу." "Зачем?" "Нам нужно узнать, как это делается."

И действительно — только вот этим "как это делается" я могу объяснить тот факт, что некоторые люди реально ч и т а ю т продукцию нашего скромного издательства. Что такого особенно интересного в книгах про маргинальных музыкантов? Как говорил Заппа — "что такого захватывающего в человеке, который целыми днями сидит и рисует на бумаге чёрные точки? Пусть лучше думают, что я безумствую." Жизнь музыканта (если отвлечься от иногда имеющих место оргий в гостиничных номерах) вообще скучна и однообразна — сочинил, записал, исполнил. Украл — выпил — в тюрьму, украл — выпил — в тюрьму. Романтика!

Если серьёзно, то самым интересным моментом во всём этом мне кажется то, каким образом явным — мягко говоря — чудакам удаётся не то что выжить, но и некоторым образом реализоваться в условиях практически полного отсутствия интереса к их творчеству со стороны и публики, и критики. Ещё более интересна сама механика магического акта творчества (именно благодаря которой люди типа Сан Ра превращают толпу чёрных бездельников в духовное сообщество единомышленников), но об этом в книжках не прочитаешь. Я это знаю не хуже остальных, и тем не менее продолжаю заниматься тем, чем занимаюсь — потому что не могу потерять надежду хотя бы приблизиться к осознанию этого непостижимого феномена. Моя работа, конечно, не лишена недостатков, но давайте скажем прямо — тем, чем занимаюсь я, не занимается больше никто. А уж хорошо или плохо получается — судить не мне. Чего же боле.

В связи со всем этим мне пришла в голову мысль, что я не имею никакого полного римского права лишать вас удовольствия выразить своё отношение к моей работе более ощутимым образом, чем обычно. (С социологической точки зрения это также будет небезынтересно.) Вся прошлая, настоящая и будущая продукция Cachanoff Fucking Factory была, есть и будет бесплатна, но если вдруг кому-то захочется поддержать меня материально, то для этой цели на яндекс-деньгах существует ящик 41001310308057. Всё туда положенное будет принято с благодарностью, а если вам будет угодно назвать своё имя, оно войдёт в раздел special thanks нашего следующего продукта. Сейчас же хочу сказать большое искреннее спасибо Дмитрию Сенчакову, Григорию Чикнаверову, Сергею Юшину, Майку Севбо, читателям cachanoff.livejournal.com и p2p-сообществу Soulseek.

ПК. 27 сентября 2011.

---

Затем я приземлился на планете, которую определил как Сатурн. Первое, что я увидел, было что-то вроде рельсы, длинной рельсы железнодорожного пути, выходящей из неба, и я приземлился на каком-то свободном месте… Потом я оказался на огромном стадионе, и сидел в последнем ряду, в темноте. Я знал, что я один. Они были там, внизу — на сцене, похожей на большой боксёрский ринг. Тогда они позвали меня по имени, но я не двинулся с места. Они позвали меня ещё раз, но я всё-таки ничего не ответил. Тогда они моментально телепортировали меня, и я очутился на этой сцене вместе с ними. Они хотели поговорить со мной. У них на каждом ухе было по маленькой антенне. Маленькая антенна на каждом глазу. Они говорили со мной. Они посоветовали мне прекратить [педагогическое обучение], потому что в школах будут большие неприятности. Будут неприятности во всех областях жизни. Вот почему они хотели поговорить со мной об этом. «Пусть у тебя с этим не будет ничего общего. Перестань в этом участвовать.» Они кое-чему меня научили — когда станет ясно, что мир приходит в состояние полного хаоса, когда не останется никакой надежды, тогда я смогу говорить, но не раньше. Я заговорю, и мир услышит. Вот что они мне сказали.

Затем оказалось, что я уже опять на планете Земля, я нахожусь с ними в одной комнате — это была задняя комната в какой-то квартире, там был и внутренний двор. Все они были со мной. В то время я не носил балахоны. На мне был их балахон — они надели его на меня. Они сказали: «Выходи и говори с ними.» И я выглянул на улицу через занавеску — там толпились люди. Я сказал: «Нет, они, похоже, сердитые. Я не выйду.» Тогда они вытолкнули меня через занавеску на балкон — во дворе толпились люди. Они сказали: «Они не сердитые, а просто сбиты с толку.»

Внезапно люди стали поворачиваться и смотреть на меня на балконе. (Тогда я жил в Чикаго.) Я увидел, что лежу на скамейке в парке, на каменной скамейке в каком-то парке у реки. Там был мост. Я знал, что это Нью-Йорк. В Чикаго у меня дела шли очень хорошо, и мне казалось, что такого не может быть. Я посмотрел и увидел, что небо тёмно-красное, пурпурное, и сквозь него я видел космические корабли, тысячи космических кораблей. Я сел, чтобы посмотреть на это и услышал голос [, который говорил]: «Ты можешь приказать нам приземлиться. Какие условия для посадки — хорошие?» По-моему, я сказал — да. Они начали приземляться, и к месту посадки побежали люди, и они начали стрелять чем-то вроде пуль. Но это были не пули. Это что-то, касаясь земли, превращалось в какую-то жвачку. И люди прилипали к земле.

Я вышел оттуда. Но [позже], когда я попал в Нью-Йорк, я был около Колумбийского Университета. Я видел эту скамейку, видел этот мост — всё это неизгладимо отпечаталось у меня в мозгу. Я при всём желании не мог бы освободиться от этих образов.

Эту историю он рассказывал много раз, безо всякого смущения, совершенно бесхитростно и с замечательным постоянством в подробностях. В каком-нибудь другом веке это, возможно, называлось бы провидческой притчей, историей, в которой неприемлемые идеи помещаются в контекст благодатного рассказа о встрече с ангелом или какими-нибудь потусторонними существами. Но сейчас мы воспринимаем её как классическую историю об НЛО-похищении — от транспортирующего луча света до предупреждений о хаосе, ждущем нас впереди, от предложенных ему силы и мудрости до занавеса или пелены, сквозь которую он проходит. Однако в других отношениях рассказ странным образом отклоняется от «классической версии» — балахоны, зов по имени, пришельцы в образе проводников, а не похитителей, железнодорожный путь в небе — а учитывая его дату, ещё и является анахронизмом. Что-то вроде Великовского в переработке фон Даникена — Миры в столкновении, переосмысленные при помощи Колесниц богов? А если всё это произошло в 1936 г., то это было гораздо раньше первого «контакта с пришельцами» Джорджа Адамски, случившегося в Калифорнии в 1952-м — году, в котором испытатели ВВС зарегистрировали наибольшее число явлений НЛО. Рассказ Сонни кажется ещё более загадочным из-за того, что в нём место контакта переносится из Хантсвилла в Чикаго (а в этом городе он впервые появился в 1946 г.); все те, кто хорошо его знали в те годы, говорят, что до 1953-го он никогда об этом не упоминал.

Как-то раз, вновь пересказывая свою историю перед камерами MTV, Сонни в конце мягко добавил собственный краткий комментарий-интерпретацию (после чего характерным образом быстро переменил предмет разговора): он сказал, что люди, толпившиеся во дворе, были язычники. Язычники? Люди за пределами Завета? Люди, для которых, по словам Луки, Иисус будет светом откровения, люди, для которых Павел — апостол? Теперь всё это уже кажется не столько НЛО-историей, сколько опытом обращения и зовом к проповеди в афро-баптистской традиции — когда Бог зовёт избранных при помощи ударов молнии, столбов солнечного света, движущихся звёзд и небесной музыки, когда избранники, одетые в балахоны, поднимаются в небеса при помощи железных дорог, лестниц и колесниц. И НЛО-похищения, и переживания обращения приводят к онтологическому шоку — откровению о том, что действующие тут силы гораздо более серьёзны и непосредственны, чем мнилось раньше; но впечатления от НЛО травмируют жертву, наполняют её страхом и чувством космологической пустоты, в которой все мы обречены скитаться. Правда, обращение соединяет избранных со священным афроамериканским космосом, и приводит к возрождению при помощи пробуждения внутреннего «я»; при этом весь процесс происходит в пределах осязаемого духовного сообщества. Когда обращение сочетается с зовом, оно может быть приказом проповедовать (в узаконенном, традиционном смысле слова) или стать посланцем, увещевателем — эта роль достаточно обширна, чтобы вместить в себя Ната Тернера, Божественного Отца или Илайджу Мухаммада (все они в своё время были баптистами). Даже если эта история представляет собой ревизионистскую автобиографию — объяснение его прошлого словами, более подходящими в настоящем — то при помощи превращения своей встречи с Богом в космическое путешествие с пришельцами Сонни связывал вместе несколько характерных черт своей жизни. Он одновременно пророчествовал о своём будущем и объяснял прошлое — в единственном лично-мифологическом акте. «Это было в Хантсвилле, где правительство разрабатывало космические корабли.»

В конце учебного года Сонни съездил домой в Бирмингем, а когда приблизилась осень, поехал в Монтгомери — со смутной идеей поступления в Алабамский Государственный Педагогический Колледж и присоединения к одному из тамошних оркестров, с которыми играли столь многие другие музыканты из Высшей Промышленной Школы. Во время регистрации поступающих он прошёл прослушивание (его сестра позже вспоминала, что после прослушивания профессор сказал ему, что им нечему его учить), а потом поехал в турне с одним из танцевальных оркестров и пропустил регистрацию. Он вернулся домой и так и не вернулся в свой колледж, тем самым отказавшись от возможности стать учителем (а это было одно из высших и наиболее безопасных положений в обществе, доступных чёрному на Юге).

В каком-то смысле я отказался от жизни. Большинство людей отказываются от жизни и умирают. Но это может сделать кто угодно. Ему тут не о чем беспокоиться. Но если ты отказываешься от своей жизни и продолжаешь жить — видишь, как мир проходит мимо, как всевозможные люди становятся известными, зарабатывают деньги — Создатель говорит тебе: «Не вздумай иметь с этим ничего общего. Стой на своём.» У тебя появляется множество трудностей, которых нет у других. Но это испытание.

Он вернулся в Бирмингем с новым взглядом на самого себя — он был скорее учителем, чем лидером. Мало-помалу он начал собирать ансамбль — только для репетиций, состав, который будет играть ради красоты и просвещения. Он подбирал музыкантов, которые казались ему подходящими в духовном смысле; а если кому-то из них не хватало необходимых музыкальных навыков, он сам их учил.

В следующие несколько лет у Сонни появилась репутация самого серьёзного музыканта, которого когда-либо знал Бирмингем. Он не делал ничего — только думал и играл музыку, день и ночь (иногда ночь напролёт). Дом его двоюродной бабки стал репетиционным залом — мебель и книги Сонни оттуда убрали в большую комнату не нижнем этаже, в которой он жил. Сидя за пианино, он инструктировал музыкантов по поводу их партий и их индивидуальных стилей, пересыпая речь анекдотами, максимами и шутками по любому предмету. Саксофонист Фрэнк Адамс говорил: «Вся жизнь Сонни была в той комнате, комнате на первом этаже дома — там были его книги, пластинки, инструменты. Он и ел там. Там был весь его мир.» Туда заходили местные и иногородние музыканты, услышавшие, что там идёт какая-то постоянная репетиция. О появлявшихся там персонажах до сих пор ходят истории — например, о карлике-саксофонисте из Carolina Cotton Pickers, чей инструмент, чтобы не развалиться, держался на резиновых бинтах, но который играл так здорово, что Сонни посоветовал всем прочим саксофонистам тоже разломать свои инструменты. Его репетиции стали постоянной остановкой для музыкальных бродяг и жуликов, пытающихся создать себе репутацию, а его дом — штаб-квартирой для людей с метафизическим складом ума.