Владимир Рудный - Дети капитана Гранина

• Название: Дети капитана Гранина
• Автор: Владимир Рудный
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- С-осунок! Ив-вану Петровичу возражаешь? И-ван П-етрович знает, что говорит: не Гранта, а Г-ранина, Б-ориса Митрофановича. Может быть, к-то недоволен?

- Отдыхать, товарищи, отдыхать? - решительно прервал спорщиков комиссар.

- Смирно! - гаркнул Щербаковский, вскакивая с койки.

- Вольно. Лежите, набирайтесь сил.

- Какая-нибудь операция намечается? - насторожился Алеша.

- А вам, Горденко, - круто повернулся к нему комиссар, - кто разрешил вторично идти на Эльмхольм?

Алеша виновато молчал.

- В следующий раз капитан Гранин накажет вас за самовольство. Чтобы партизанщины больше не было. Поняли, товарищ Горденко?

- Понял, товарищ комиссар.

- Вот Гончаров просил вернуть вам, - сказал комиссар отряда и протянул Алеше комсомольский билет. - Обещал рекомендовать в партию. Разумеется, когда подтянете дисциплину...

Комиссар вышел, ему вдогонку донесся голос:

- Х-отел вручить тебе награду. А ты ф-итиль заработал...

К причалу Хорсена "Кормилец" доставил пополнение. Прибыл и Сергей Думичев, комсорг саперов, известный на перешейке как знаток переднего края, строитель дзотов и ловкий разведчик: он так перетасовывал хитрые ловушки у финнов, что те потом неделю разбирали, где свое минное поле, где чужое.

Думичев выглядел франтом, хотя на переходе его порядком потрепало. Командир саперов приучил своего питомца бриться и чиститься в любых условиях. В солдатской форме он выделялся среди матросов. Форма на нем сидела образцово: видно, Думичев гордился ею и не собирался менять на флотскую, хотя шел в распоряжение Гранина с удовольствием и мечтал поскорее увидеть прославленного командира.

Помня, что Гранин носит бороду, Думичев остановил первого же бородатого человека, лица его в сумерках не разглядел:

- Разрешите обратиться: вы будете товарищ капитан Гранин?

- Пехота! - возмутился спрошенный. - Гранина не знаешь!..

Думичев, сконфуженный ошибкой, шел дальше. На каждом шагу он встречал бородатых матросов; они - ноль внимания на солдата, на знаменитого в городке баяниста, на его щегольской вид. Увидев на камне возле входа в командный пункт моряка в тельняшке, напевающего под собственный аккомпанемент "Сама садик я садила", Думичев подошел к нему и, чтобы снова не попасть впросак, хлопнул по плечу:

- Браток, как мне тут до Гранина добраться?

Гранин, как дошел до верхнего ми, дал такого петуха, что начштаба и комиссар, стоящие в стороне, с удивлением оглянулись. Гранин кивнул на Пивоварова:

- Вон, спроси у капитана.

Думичев повернулся, увидел ладного, подтянутого капитана с золотыми нашивками на синем кителе, вид у капитана под стать тому образу, который за эти месяцы выносил в своем сердце Серега Думичев. Значит, Гранин сбрил бороду.

- Разрешите обратиться, товарищ капитан? - браво произнес Думичев.

- Обращайтесь.

- Прибыл до капитана Гранина в десантный отряд. Сапер Думичев из роты лейтенанта Репнина.

- До капитана Гранина, значит? - смаковал Пивоваров. - Хорошо. Капитан Гранин любит подтянутых и лихих бойцов. - Пивоваров помедлил, оглядывая сапера с ног до головы. - Только капитан Гранин очень занят. Не знаю, сможет ли он оторваться от дел и принять вас. Обождите здесь, сейчас доложу. - И не глядя на Гранина, скрылся вместе с комиссаром в Кротовой норе.

Думичев обомлел: опять не тот! Он снова подошел к гармонисту:

- Так это был не Гранин?

- Какой ты прыткий. Этак - раз-два! - и до самого Гранина хочешь добраться. А вдруг Гранин не станет с тобой разговаривать?

- Станет. Мне командир приказал передать Гранину личный поклон. А знаешь моего командира: он хоть званием и ниже Гранина, но знаменит на весь Гангут. Слыхал про лейтенанта Репнина?

- Окопчики, что ли?

- Окопчики! - фыркнул Думичев. - Кабы не эти окопчики, тебе бы тут не разгуливать и не распевать...

Гранин метнул сердитый взгляд на часового: тот пытался подать Думичеву знак. Часовой тут же отошел.

- Ох, боюсь, не возьмет тебя Гранин к себе в отряд, - в сердцах произнес Гранин.

- Почему не возьмет, раз я командированный?

- Мало что командированный. Он у нас такой: он сначала храбрость и силу у всех проверяет.

- А Гранин сам силен?

- Так себе... - К Гранину вернулось веселое настроение. - Такой, как ты, невзрачный...

- Ты, брат, полегче, - обиделся Думичев. - Сам-то ты не такой уж видный, а про командира смеешь так неуважительно говорить. - И, не зная, чем бы уязвить гармониста, добавил: - У тебя вон и баян на басах фальшивит.

- Да ну?

- Вот тебе и да ну! Я еще не совсем оглох на фронте: тыщу баянов за свою жизнь настроил, а такого фальшивого не слыхал,

- Так ты не сапер? Ты настройщик?

- Мало ли кто кем был до службы. Вот ты, например, кем был?

- Я? Гм... печником...

- Оно и видно. А наш лейтенант Репнин был ученый, историк.

- Был? Значит, теперь он не ученый? - рассмеялся Гранин.

- Много ты на себя берешь! Если хочешь знать, он такой культурный командир, что вот никогда не позволит возле командного пункта рассиживаться да на фальшивом баяне играть.

- Тогда и я, пожалуй, не буду. - Гранин поднялся. - А то выйдет сам Гранин и отправит меня под арест. Он у нас злющий...

В Кротовой норе Гранина поджидали начштаба с комиссаром.

- Ну и умора! - хохотал Гранин. - Много, говорит, на себя берешь! Скажи на милость, много на себя беру, а? Ох и народ, эти саперы!.. Ну что вы уставились, что? Закусить и то не оставили, все смололи, черти... - Гранин присел за стол, выгреб остатки рыбных консервов из банки, взглянул исподлобья на Пивоварова и сказал: - Федор, пойди скажи ему, что капитан Гранин приказал сейчас отдыхать, ночью рубить дзоты, а утром пусть настроит мой баян. На, вынеси ему, Федя, баян, пусть возьмет с собой... А ты, Томилов, что молчишь?

- Думаю, - сказал комиссар. - Обдумываю. Самого Гранина не признают. Знаменитого капитана Гранина хлопают по плечу и принимают за рядового. Не пришло ли время подтянуться и нам? Не подучиться ли у саперов и укреплять острова, добытые кровью, и воинской дисциплине?..

На другой день командиров созвали на разбор эльмхольмского боя. Пригласили и Щербаковского, уже мичмана, командира резервной роты, временно, пока не пришлют на место Фетисова другого. Он шел в штаб, сдвинув вязаную шапочку набекрень и всем своим видом показывая: хотя Иван Петрович и первый теперь в роте, но каким он был, такой и остался - разудалый геройский моряк.

В штабной каютке он увидел карты, схемы, развешанные по стенам, Пивоваров словно его не замечал, а Гранин - Щербаковский перехватил его хмурый взгляд и вышел. Вязаная шапочка была тут же убрана в карман. Невесть откуда появилась мичманка. Брюки из сапог он выпустил наружу. Послюнявил пальцы и что есть силы проутюжил морскую складочку. Снова войдя на порог штаба, он чин чином попросил разрешения присутствовать.

Командиры переглянулись. А Гранин повеселел: не подвел его мичман!..

А еще через день было открытое партийное собрание. Коротки собрания на войне: и некогда, и опасно. Между двумя скалами Хорсена уселись кто где. Вел собрание Богданыч, после Эльмхольма - признанный политрук. Главное в повестке дня - выстоять. Как выстоять на взятых десантами островках. Но, как положено, сначала прием в партию. Заявлений два - Щербаковского и Горденко. Алешу в тот день ранило в ногу, его отправили на Ханко. Колебались, разбирать заглазно или не разбирать?

- Разрешите сказать, - бледный от волнения, поднялся Щербаковский. - При м-не орленка ранило. Утром ходили мы на шлюпке мины с-тавить. На обратном п-ути и ранило. П-ровожал его, п-лачет: а как же, говорит, с-обрание?! Никогда он не плакал, д-аже когда к-арточку я отобрал... Ты не ст-рой р-ожу, Б-архатов!-Щербаковскому показалось, что Бархатов гримасничает. - Я ему ф-отографию в бушлат вложил, х-оть он и не видел. С-амому отважному...

Богданыч чуял, когда надо остановить Щербаковского, чтобы не наговорил лишнего. Он строго спросил;

- У тебя все, Иван Петрович?

- П-ускай все, - махнул рукой Щербаковский и плюхнулся рядом с Бархатовым на опрокинутую ржавым килем вверх шлюпку.

Решили разбирать. Приняли Горденко.

Дошел черед Щербаковского. Он притих, с опаской поглядывая на Бархатова: что же скажет этот строго принципиальный товарищ? Говорили разное - хвалили, критиковали. Но Бархатов, именно Бархатов дал ему такую характеристику, что Щербаковский слушал, широко раскрыв глаза: неужто Бархатов его так одобряет? Когда Бархатов сказал ему, что ухарство хорошо в десанте, когда идешь в тыл противника, напролом, а теперь надо, мол, собрать себя в кулак и с некоторыми привычками распрощаться, он выслушал это не с обидой, а с болью и стыдом.

Богданыч, может, он хотел подбодрить Ивана Петровича, сказал, что без него рота не рота. Щербаковский умеет развеселить людей, когда, кажется, совсем не до веселья. Но, видя с каким удовольствием Щербаковский задрал свою бороду, Богданыч высказал то, что и было главным в эти дни для всех: