Петр Оленин-Волгарь - В чужой шкуре

• Название: В чужой шкуре
• Автор: Петр Оленин-Волгарь
• Жанр: Русская классическая проза

Русский писатель, настоящая фамилия — Оленин. Псевдоним Волгарь предпочитают применять, чтобы отличить от полного тезки генерал-майора П. А. Оленина, художника начала 19 века, и оперного певца Петра Сергеевича Оленина.

---

— Это что такое! — заорал подрядчик, — товар губить! Не можешь, не суйся!..

Андрей Иванович, весь в грязи, выкарабкался из-под откоса, но тюк безнадёжно погрузился в жидкое месиво, образовавшееся от предыдущих дождей. Не успел он оглянуться, как оказался окружённым «врагами».

— Всё «место» подмочил! Кто отвечать будет? Лезет, дура бесподмесная… Дай ему раза!.. По первое число сыпь ему в гриву…

И Андрею Ивановичу дали и «раза», и «по первое число», и ему осталось спасаться постыдным и поспешным бегством. Оглянувшись назад и видя, что его никто не преследует, Андрей Иванович наконец остановился у мостков какой-то пассажирской пристани и, прислонившись к фонарному столбу, заплакал горькими слезами: в этих слезах была и обида от сознания своего бессилия, и скорбь за людей, которых другие люди считают за вьючных скотов, и много ещё кое-чего… Андрею Ивановичу «надо» было выплакаться, и он плакал, как ребёнок, которого больно и незаслуженно обидели. И хорошие это были слёзы!..

VI

Вечерело, К пристани, около которой находился злосчастный Андрей Иванович, подвалил пассажирский пароход. Началась обычная в таких случаях суматоха. Пассажиры гуськом потянулись на берег по широким мосткам; матросы и пристанские тащили багаж. Стоял шум.

— Носильщик! Носильщик! — раздался громкий окрик.

Высокий, прилично одетый пассажир стоял около самых мостков; подле него был ручной чемодан и сак. Очевидно, проходивший матрос вынес эти вещи и убежал обратно. «Носильщик!» — взывал пассажир. К нему бросилось несколько босяков,

«Вот он, мой двугривенный», — точно шепнуло что-то Андрею Ивановичу и, опережая и расталкивая других, он стремглав бросился к пассажиру и схватил его вещи. «Снеси на извозчика! — приказал пассажир, — да не беги вперёд, а иди передо мной, на виду»…

Голос пассажира показался знакомым Андрею Ивановичу, он поднял голову и невольно пошатнулся: перед ним стоял Курилин, тот самый «финиш» Курилин, который держал с ним пари и благодаря которому Андрею Ивановичу пришлось столько пережить за эти шесть месяцев испытания. Курилин, очевидно, приноровил свой приезд к сроку пари. Он не узнал Андрея Ивановича, да и не мог же он предположить, что этот «босяк» — тот самый Андрей Иванович, с которым полгода тому назад, в шикарном кабинете петербургского ресторана, за бутылкой «Экстра-сек», он подержал это эксцентричное, фантастическое пари.

Андрей Иванович сделал над собою усилие, чтобы не обнаружить себя. Он взвалил на плечо чемодан, а другою рукой подхватил сак и понёс этот багаж в гору, по лестнице. Что ему была теперь эта лёгкая ноша после того бремени, от которого ещё ныла его спина, и плечи, и ноги!..

— Извозчик! в лучшую гостиницу… — сказал Курилин, — клади, брат вещи… так… трогай… вот тебе на водку…

Двугривенный, описав траекторию в воздухе, упал к ногам Андрея Ивановича. Лошадь рванула, и Курилин исчез из виду. Андрей Иванович поднял с земли двугривенный, который был для него теперь не жалким серебряным кружочком, а завтрашним обедом, избавлением от мук голода.

VII

Садилось солнце. Был славный, осенний вечер, какие часто бывают в эту пору года в средней полосе России. Красавица река играла в лучах заката. Шум и жизнь стояли над ней.

Умилённым взором глядел Андрей Иванович на догоравшее солнце, на широкую реку, на оживлённый город, полный движения и шума. Хорошо было у него на душе. Он чувствовал себя иным, лучшим человеком. Он стряхнул с себя ветошь прежнего существования.

В своём жалком грязном рубище он сознавал себя более богатым, чем прежде, когда он сибаритствовал, ни в чём не нуждаясь, пресыщенный жизнью. С рубищем он приобрёл то, чего не имел ранее: познание человечества! Он приобрёл любовь к труждающимся и обременённым, тёплую любовь, которая «побеждает мир»… Его глаза видели теперь то, чего не видали прежде…

1904