Петр Оленин-Волгарь - В чужой шкуре

• Название: В чужой шкуре
• Автор: Петр Оленин-Волгарь
• Жанр: Русская классическая проза

Русский писатель, настоящая фамилия — Оленин. Псевдоним Волгарь предпочитают применять, чтобы отличить от полного тезки генерал-майора П. А. Оленина, художника начала 19 века, и оперного певца Петра Сергеевича Оленина.

---

— Ба! Учёный муж Грот! — сказал «Василиск», подходя. — Господин «ять»! (Василиск отличался большими претензиями на остроумие).

— Во-первых, я для вас не «ять», — холодно сказал Андрей Иванович, — а, во-вторых, я совершенно не расположен с вами разговаривать.

Молчание воцарилось в канцелярии: счёты перестали щёлкать, перья скрипеть. «Василиск» оцепенел на одну минуту…

— Что-с! — вдруг как ужаленный воскликнул он, — вы ещё грубить! Вы там «идеи» имеете. Посмотрим! Посмотрим!..

— Я очень жалею, что у вас в голове нет вовсе идей, — хладнокровно сказал Андрей Иванович.

«Василиск» быстро прошёл в кабинет, а в канцелярии раздалось хихиканье.

Через несколько минут Андрея Ивановича позвали. В комнате, куда он был впущен, развалясь в удобном кресле за письменным столом, сидел известный уж нам господин, определивший Андрея Ивановича. Господин этот на сей раз не ответил на поклон Андрея Ивановича и не сразу оторвался от газеты, которую читал. Наконец, он положил её на стол и сказал:

— Я уже предупреждал вас о тех правилах, которые существуют у нас. По-видимому, вы подчиняться им не пожелали.

— Я решительно недоумеваю, — начал было Андрей Иванович, но важный господин его перебил:

— Я вас не разговаривать сюда позвал. Извольте молчать и слушать, что вам говорит начальник.

Андрей Иванович сдержался.

— Вы ведёте себя непозволительно. Я уже не говорю о той пагубной слабости, которой, как мне известно, вы предаётесь. Мимо! Вы позволяете себе в вашем товарищеском кругу проводить идеи, нетерпимые в нашей компании. Вы недовольны той пищей, которую вам даёт компания, как милостыню, ибо она не обязана её давать… Наконец, не более как минуту назад вы позволили себе отнестись неуважительно к уважаемой личности, мизинца которой не стоите… Не перебивайте меня! Стыдитесь! Вы конфузите нашего почтенного директора Андрея Ивановича, имевшего слабость дать вам рекомендацию, без которой вы бы с голоду сдохли!.. Без рассуждений! Одним словом, вы более у нас не служите…

Андрей Иванович взбесился:

— Если я не служу у вас, то как же вы смеете говорить со мной таким тоном? — сказал он резко.

Господин опешил.

— Впрочем, вас вызвал главнозаведующий… Я сейчас доложу ему, — заметил он, — уходя.

«Уж если главнозаведующий удостоил меня этой чести, — подумал Андрей Иванович, — значит делу моему должно быть швах! Вот тебе и повышение! Заметили… Оценили!..»

— Пожалуйте сюда! — сказал господин, отворив дверь в кабинет главнозаведующего.

III

— Без возражений! — почти крикнул главнозаведующий, хотя Андрей Иванович рта не успел ещё открыть. — Вас рекомендует уважаемое лицо, известное своей добротой — и как же вы платите за эту доброту? Как вы относитесь к вашим обязанностям? Это чёрная неблагодарность. Нам, милостивый государь, «таких» служащих не надо-с! Василий Дмитриевич, прикажите его «подсчитать».

— Я бы желал знать… — сказал Андрей Иванович.

— Узнаете…

— То лицо, о котором вы изволите говорить, мне известно лучше, чем вам, — продолжал Андрей Иванович, — я сомневаюсь, чтобы оно одобрило здешние порядки…

— Потрудитесь молчать! — вскипел главнозаведующий, — это неслыханно! Положим, вы уже известны как своим дерзким образом мыслей, так и дерзкими речами… «Идеи» у вас!.. Мне всё известно-с… и, понимаете, мне стоит шепнуть — и вы обратитесь в мечту… Вам известен наш уважаемый директор лучше, чем мне? Смешно… директор и жалкий писаришка… приказчик…

— Я бы попросил вас разговаривать со мной по-человечески, — с достоинством сказал Андрей Иванович.

— Что-с! Вы обижаетесь?.. Это что? — почти крикнул главнозаведующий, протягивая Андрею Ивановичу какое-то письмо.

Андрей Иванович взял его в руки, посмотрел и положил на стол.

— Это ваш почерк? Не отнекивайтесь, это ничему не поможет…

— Я и не думаю отнекиваться. Это письмо писал я…

— Вы?

— Я… И всё в нём изложенное — сущая правда.

— Как вы осмелились?..

— Очень просто. Я счёл вполне уместным поставить правление в известность относительно всего, что здесь творится.

— Вы? Жалкое ничтожество…

— Я требую, — твёрдо сказал Андрей Иванович, — чтобы вы держали себя прилично.

Главнозаведующий отступил на шаг: до того он был поражён. Никогда ещё не слыхал он ничего подобного ни от кого из служащих. Даже не подозревал такой возможности.

— Василий Дмитриевич! — воскликнул он, — слыхали вы подобную дерзость? Вы, по-видимому, не проспались ещё и не знаете, с кем говорите… Как бы то ни было — вот вам моё последнее слово: кляузников и «писателей» мы на своей службе не терпим… Тем хуже-с… Я уже написал уважаемому Андрею Ивановичу относительно вас… Он вполне меня поймёт… Извольте убираться…

— Я желаю получить аттестат и расчёт, — твёрдо сказал Андрей Иванович.

— Расчёт вы получите в своей конторе… а мой аттестат вот: вон! Я вам покажу, с кем вы говорите.

Андрея Ивановича окончательно взорвало:

— Нет, я вам покажу, с кем вы говорите, — почти крикнул он.

— Вы с ума сошли! Вы пьяны!..

— Нет, это вы с ума сошли, позволяя себе так разговаривать с людьми!..

— Я вас, милостивый государь, в бараний рог согну…

— Посмотрим… — окончательно взбесивший Андрей Иванович не помнил уже себя. — Вы это видели (он сделал некоторый символический жест). Я вас самого в бараний рог согну… Я служащий компании такой же, как и вы, с той разницей, что вы бездельничаете за ваши восемь тысяч жалованья, а я из сил выбиваюсь за мои триста рублей!..

Неизвестно, долго ли бы ещё продолжал Андрей Иванович свою отповедь. К сожалению, он не заметил, как главнозаведующий надавил пуговку электрического звонка. Андрей Иванович много хотел ещё высказать, но в самом разгаре разговора он почувствовал, как «кто-то» взял его под локти, и не успел он опомниться, как уже из глаз его исчезли и шикарный кабинет главнозаведующего, и сам главнозаведующий, и Василий Дмитриевич… В мгновение ока промелькнула перед ним и канцелярия со своими служащими, и не прошло пяти минут. как Андрей Иванович неожиданно очутился на улице.

IV

— Вот и кончена моя миссия, — сказал сам себе Андрей Иванович, опомнившись после своего эффектного «ухода». — Куда же теперь?

Обдумав своё положение, он решил так: уйти назад в контору, взяв свой директорский документ и предъявить его главнозаведующему, — это было бы в высшей степени эффектно, но тогда пари были бы проиграно… Остаётся до срока менее месяца — не стоит ради удовлетворения мелкого самолюбия рисковать этой тысячей. Лучше забрать всё жалованье — его около двадцати рублей — и на них можно просуществовать три недели: пойти к Вавилову и остаться у него…

— Так и сделаю, — решил Андрей Иванович, — ну, а вам, милостивые государи, я всё это припомню! Хорошо и наше правление: а я-то думал, что на моё письмо обратят внимание, и что я сделаюсь благодетелем всей нашей мелкоты. А они не нашли нечего лучшего, как выдать меня головой тем, на кого я справедливо жаловался… Видно, для того, чтобы быть человеком, надо самому всё «это» вынести на своей спине.

Андрей Иванович нанял лодку и поехал в свою заречную контору. На реке бегали зайчики, дул холодный, осенний ветер, но Андрей Иванович, занятый своими мыслями и не могущий побороть раздражения, не обращал на них никакого внимания. Он уже не был прежним трусом: ветер, непогода, даже «шторма» не были для него теперь диковинкой.

Пристав к своей пристани, Андрей Иванович прямо прошёл к Нилу Фомичу.

— С чем поздравить? — спрашивали его сослуживцы, когда он проходил мимо них чрез контору.

— Со «здорово живёшь»! — весело отвечал он, усмехаясь. В сущности, он не был нисколько огорчён и заранее утешался возможностью в скором времени «поговорить» со всеми этими надменными господами заведующими «как следует»… — «Воображаю, куда у них душонки уйдут, когда они узнают, кого уволили и кого оскорбляли!..» — радовался он.

— Здравствуйте, Нил Фомич, — сказал Андрей Иванович.

Нил Фомич был в мрачном настроении. Ему только что «влетело» по телефону, а к тому же «душа требовала похмелья».

— Тебе, малый, чего? — спросил он, кряхтя.

— За расчётом я: уволен главной конторой.

— Это за что?

— Спросите их. Не по вкусу мой разговор пришёлся.

— Так… Значит — так зря, «здорово живёшь»! Оно, конечно, у нас всегда к зиме служащих сокращают… Экономия, братец ты мой… Вот добейся получать тысячи три в год, тогда, сделай милость, тогда не сократят!.. Жаль: служащий ты, всё-таки, «справный» — похаять не могу… Жаль… Что ж, — их воля, — начальническая: идите к бухгалтеру, он вас «подочтёт».

— До свиданья, Нил Фомич! — надеюсь, что мне удастся вам отплатить за доброе отношение, — великодушно сказал Андрей Иванович.