Владимир Соколовский - Рассказы сибиряка

• Название: Рассказы сибиряка
• Автор: Владимир Соколовский
• Издательство: Изд-во СГУ
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2011

Соколовский Владимир Игнатьевич в 1830–1833 учился в Московском университете, сблизился там с Герценом и Огарёвым, был дружен с Полежаевым. В июле 1834 за сочинение песни «Русский император…» был арестован и заключён в Шлиссельбургскую крепость, где пробыл год; с 1837 жил в Вологде, заведовал редакцией «Вологодских Губернских Ведомостей». В 1839 поехал для поправки здоровья на Кавказ, в том же году умер от чахотки. Первое опубликованное стихотворение — Прощание («Галатея», 1830). Известность приобрёл как автор поэмы «Мирозданье» (Москва, 1832), позже были написаны поэмы «Хеверь» (СПб, 1837), «Ода на разрушение Вавилона» (СПб, 1839), «Альма» (не издана). Стихи печатались в периодических изданиях, но отдельным изданием не выходили.

В трехтомной антологии публикуются произведения писателей, публицистов, деятелей культуры: А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.И. Одоевского, А.А. Бестужева-Марлинского, В.И. Соколовского, И.В. Бентковского, Я.В. Абрамова, СВ. Фарфоровского, Н.И. Воронова, К.Л. Хетагурова, Г.Н. Прозрителева, Г.А. Лопатина, — в разное время живших на Северном Кавказе, в Ставрополе, подвергшихся ссылке на Кавказ или гонениям со стороны властей, а также исследования Н.А. Кот-ляревского, Л.П. Семенова, И.П. Лейберова, Н.В. Маркелова и др. о них и об их творчестве. Произведения «опальных» связаны с нашим краем, Северным Кавказом. Русские писатели проложили пути к взаимопониманию народов России, их произведения способствуют строительству мира в многонациональном регионе.

---

«Да, уж потрудитесь, пожалуйста, рассказать мне об этом».

Ну, прелестная Катинька, задали вы мне задачу!.. Я читал и перечитывал все книги, какие только были у меня под рукою, и все-таки не добился толку: кто в лес, кто по дрова. Я был бы решительно затруднен отвечать вам на этот вопрос, если бы, к счастию, не пришла мне теперь в голову замысловатая увертка всех господ рассказчиков: начало того-то теряется во мраке неизвестности. И коротко, и ясно, и удовлетворительно; к тому же в этот мрак никак нельзя подать свечей, стало быть, все исследования, справки и поверки невозможны. Однако ж впоследствии можно кое-как напасть на следы шагямунизма… Таким образом, иные говорят, что первые отпрыски сей веры стали приниматься на монгольской почве в конце XII и в начале XIII столетий. Тогда в политическом быту сего государства хозяйничал халхасский князь Демучин, известный и вам и всем под именем Чингис-хана. Вы знаете, что это был человек, который не любил шутить. Загляните в любую монгольскую книгу, где только говорится о нем, и вы увидите, что в то время не было недостатка в больных и раненых. Разумеется, понадобились лекари; а сами посудите, откуда было взять их? — Ни академий, ни университетов…

Тогда умел любой повеса
И нос, и уши обрубить,
Но в мудром таинстве лечить
Не смыслил, верно, ни бельмеса,
И даже самого аза
Тогда не знал никто в глаза.

Какое золотое время для иных! Различия, существующие между умным и глупцом, между ученым и неучем, совершенно уничтожались тогда перед господствующими разделениями народа: сильный и бессильный, богатый и бедный… Да, прелестная Катинька, монголы в XII веке не имели еще собственной грамоты, следственно, какие тут лекари?.. Шаманы проповедовали им свое учение изустно, по преданиям, и были очень плохи в медицине. Об этом, верно, как-нибудь проведали тибетские ламы, смекнули делом и очень умно воспользовались своими посильными знаниями древней индийской медицины и теми лекарствами, которые получили они из Индии и Китая.

Судя по многому, я думаю, что человек — всегда человек.

Все тот же он, мои друзья,
Вчера, и завтра, и сегодня:
Все та ж над ним любовь Господня,
И то же в нем из ада — я.

Ламы пришли с таким соблазнительным запасом, с такою вкрадчивою, обязательною услужливостию; они стали пользовать больных, а ведь пользовать не то, что лечить, так как же не попользоваться? К тому же этим совершенно удовлетворялось монгольское я; ламы так много заботились о них в это время, так искусно угождали их прихотям, что мои монголы разнежились поневоле и стали охотно вслушиваться в рассказы жрецов шагямунизма; одним словом, ламы употребляли все средства, чтобы увенчать успехом свое тайное предприятие. Учение их, хотя исподволь, но надежно укоренялось в Монголии. Неприметно распространялось число поклонников Шагя-Муни, и хвалы ему, раздавшись сперва в бедных войлочных юртах простых монголов, проникли наконец до богатых шатров Чингиса; однако ж ни он, ни сын его Угудэй-хан не изменили, кажется, своей шаманской вере. Судьба распорядилася иначе.

Меня уверял один почтенный мой знакомец, человек самый достоверный, что первым шагяму-нианцем из монгольских государей был Гуюк-хан (Гаюк), старший сын Угудэев, царствовавший с 1246 по 1248 год… Бедняжку мучила водяная… Скажите мне, прелестная Катинька,

Кому ж по сердцу гость незваный?
И, не насчет того сего,
Не хорошо ж, как про кого
Все закричат: да он водяный!
И вот, любезный мой Гуюк,
Спастися верой вздумал вдруг.

Он принялся за шаманство — и не отшаманился. Пришлося вызвать из Индии ламу: Сакия-Гунге-Гилаждана… Что ж вы так иронически улыбаетесь, господа ориенталисты?.. Верно, я переиначил это варварское имя; но вспомните, ради Бога! вспомните знаменитого фернейского часовщика; потрудитесь развернуть его Essai sur l'histoire universelle; посмотрите только, как он жалует Бориса Годунова в Boris Gudenou и Гришку Отрепьева в Griska Outropoyia; полюбуйтесь этим — и будьте ко мне снисходительны…

Но если я назвал не так,
Вы можете смеяться смело:
Теперь о том идет все дело,
Что Сакий не попал впросак.

Он вылечил Гуюка, и тот из благодарности, из уважения, из суеверия, из чего вам угодно принял шагямунианство.

По смерти Гуюка, после трехлетнего междуцарствия властелином Монголии сделался Мынге-хан, внук Чингиса, от младшего его сына Толая. Что этот Мынге точно был шагямунианцем, это не подвержено никакому сомнению: недаром же он в исходе 1251 года изволил дать одному тибетскому ламе Намо титло царского учителя и сделал его главою новой религии?.. Однако ж сия последняя, как говорил мне тот же почтенный мой знакомец, сделалась совершенно господствующею в Монголии только при брате и преемнике Мынге-Хубилай-хане, то есть в 1260-х годах.

Ни из мифологических, ни из светских монгольских книг не видно, чтоб какие-нибудь телесные недуги осмелились беспокоить его ханское величество Хубилая-хана; но зато,

Причину скрытную найду я,
Ее исторья сберегла:
У хана, видите ль, была
Жена любимая Чумбуя.
Держу заклад, что уж она
Была наверно недурна;
Она шаманов не любила
И, ослепляясь новизной,
У мужа своего с мольбой
За веру новую просила.
Тогда мужья, как в наши дни,
Прекрасным женам уступали, —
И вот и он, и все приняли
Учение Шагя-Муни.

Оно было передано государю, его супруге и главным чинам государства знаменитым ламою Мади-Дочжуа, который известен (только мне, неизвестно кому) под именем Ламы Пакбы, или Паксбы, как называют его иные. Он был человек дельный, потому что умел пользоваться чужим, и из чужого составил такую монгольскую грамоту, что я, говоря по совести, ничего в ней не понимаю. Нет спора, я бы мог рассказать вам кое-какие подробности о том, как этот Паксба смастерил монгольскую азбуку, но, во-первых, это вовсе не касается до Шагя-Муни, о котором мне хочется сейчас говорить с вами, и, во-вторых, всякому любителю чрезвычайно легко отыскать самому очень любопытную статью об этом предмете: стоит только перебрать и прочесть все русские журналы с 1815 года по настоящее время.

Еще несколько слов о распространении шагямунизма в Монголии, и дело с концом!.. Случайно мне попались на глаза отрывки монгольской истории, переведенные с китайского. Из них-то и увидел я, что вера фоевская начинала существовать в Монголии не только в XII и XI веках, но даже в IV; а ведь китайский Фо и монгольский Шагя-Муни есть одно и то же лицо; и фоисты и шагямунианцы имеют одни и те же основные правила, верят одним и тем же истинам и заблуждаются ничуть не хуже друг друга; вся разница в одних наружных обрядах… Хотите ли вы или не хотите поверить этим отрывкам, это совершенно не мое дело.

Теперь, прелестная Катинька, когда вы знаете, каким образом учение Шагя-Муни перешло с берегов Ганга в Монголию, теперь можно поговорить с вами и о самом законодателе; но прежде потрудитесь перенестись мысленно в хаос индийского мистицизма и мифов.

С лишком за две тысячи лет до Р. X. явилось в Индии учение Будгы, или Будды. Вы спросите меня: кто такой этот Будга? — Он есть Вишну, второе свойство индийского Божества: это хранительная сила природы; Брагма, первое свойство сего божества, есть сила творческая, и, наконец, Сива, или Шива, есть третье свойство, и мне кажется, не разрушительная сила, как говорят иные, но только преобразующая разрушением. Все три свойства вместе называются общем именем: Брагм [1]. Отсюда учение брагминов, брамминов, или по-тибетски и по-монгольски: бирманов.

Верование будгистов есть раскол первобытной веры бирманов, и если относительно появления первой в Индии помириться, ровно на две тысячи лет до Р. X., то какова же должна быть древность учения Брагмы?.. Тут поневоле прибегнешь к душеспасительному мраку неизвестности.

Индийцы толкуют, что Вишну, как хранительная сила всего существующего, видя, что порок растет на земле не по дням, а по часам, девять раз под разными именами принимался сходить к людям, чтобы своим примером, своим учением исправить развратившихся.

Но мне сдается, что напрасно
Так хлопотал индийский бог:
Индийцы все шалят ужасно…
Ох, род людской! куда ты плох!..

В девятом и последнем аватаре, то есть в девятом сошествии своем, он называется Будга. Иные историки рассказывают, что Будга явился в Тибет за 2214 лет до Р. X. в одном брагминском роде, по имени Шагя, и был сыном магадийского царя Содадана, или Судадана, и супруги его Махамаи, или Махамай; другие, соглашаясь с первыми о времени, отца Будги называют царем Арюк-И-Дету, а мать царицею Чжими. Из уважения к вам, я принимаю последнее, потому что эти имена гораздо приятнее для слуха…