Энвер Ходжа - Хрущевцы

• Название: Хрущевцы
• Автор: Энвер Ходжа
• Издательство: Русь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996

Книга личных воспоминаний одного из руководителей Албанской партии Труда об отношениях руководителей коммунистических партий в 1950–1960-х годах.

---

— Почему, — спросил я его, — нас не держат в курсе событий, как это возможно держать нас в неведении относительно таких вопросов, которые касаются всех нас? Это неправильно.

— Вы правы, — ответил мне Крылов.

— Передайте наше мнение вашему Центральному Комитету, — сказал я ему в заключение.

В рамках происходивших событий становилось все более явным расхождение во мнениях между нами и советскими. Позиция нашей партии в связи с этим вопросом была такова: не предавать огласке эти разногласия, ибо это нанесло бы ущерб Советскому Союзу и социалистическому лагерю, но, с другой стороны, не идти ни на какие уступки в принципах, придерживаться нашей позиции, прямо говорить советским руководителям о наших взглядах.

Когда я находился в Москве в декабре того же года, поговорил с советскими руководителями и о польском вопросе. На декабрьских переговорах 1956 года я остановлюсь, особо но хочу здесь отметить поддержку, которую Хрущев с компанией оказали Гомулке в деле закрепления его власти. Когда мы изложили Хрущеву и Суслову наши взгляды и сомнения относительно Гомулки, они попытались убедить нас в том, что он был хорошим человеком и что его надо было поддержать, но мы были убеждены, что беспорядки, имевшие место в Польше и походившие на венгерскую контрреволюцию, были делом рук Гомулки и способствовали приходу к власти этого фашиста, который остался у власти до тех пор, пока не был убран хрущевцами и Гереком. Этот последний является заклятым врагом Албанской партии Труда. В Польше были низвергнуты все, один за другим (Гомулка и горстка его сообщников, среди которых и пресловутые Спыхальский и Клишко. были сняты с занимаемых постов в 1970 году, а Герек, занявший место Гомулки, был снят с поста первого секретаря ПОРП в 1980 году.). Циранкевич, этот старый агент буржуазии, пребывал у власти дольше и управлял нитями совместно с оккупировавшей Польшу Советской армией.

События в Венгрии и Польше вызвали законное беспокойство у нашей партии и ее руководства, так как наносили ущерб делу революции, ослабляли позиции социализма в Европе и во всем мире.

Когда эти события уже завершились или, вернее, утратили открытую и острую форму, так как теперь развертывались втайне, настал момент произвести анализ и вынести заключения. Анализом занимались и Хрущев, и Тито в своих интересах и по своим расчетам, исходя из своих антимарксистских взглядов. Титовцы и хрущевцы по сути дела сходились в своем «анализе» — причиной всего происшедшего они считали ошибки руководства Венгерской партии трудящихся и взваливали вину особенно на Ракоши. Кадар, как слуга двух господ, также вторил им, заявляя, что «возмущение масс было законным ввиду ошибок преступной клики Ракоши и Герэ».

Наша партия, учитывая ход событий в той мере, в какой она была осведомлена о них, и, исходя из фактов, проступивших в свет после рассеивания мрака, окутывавшего заговор, произвела анализ этих событий и вынесла соответствующие заключения. По-нашему, контрреволюция была спровоцирована и организована мировым капитализмом и его титовской агентурой в самом слабом звене социалистического лагеря в такой момент, когда хрущевская клика еще не успела закрепить свои позиции. Венгерская партия трудящихся и диктатура пролетариата в Венгрии растаяли, как снег от дождя при первой же суровой конфронтации с реакцией. Из всего того, что произошло, наше внимание привлекли некоторые факты:

Прежде всего надо сказать, что события обнаружили слабость и поверхностность работы в Венгерской партии трудящихся по воспитанию рабочего класса и руководству им. Венгерский рабочий класс, несмотря на свои революционные традиции, не сумел во время контрреволюции отстоять свою власть. Более того, часть его превратилась в резерв реакции. Сама партия не прореагировала как сознательный и организованный авангард своего класса, она была ликвидирована за несколько дней, что и дало возможность контрреволюционеру Кадару окончательно похоронить ее.

Октябрьско-ноябрьские события 1956 года вновь подчеркнули колеблющийся характер интеллигенции и студенческой молодежи Венгрии. Они стали пособниками реакции, штурмовыми отрядами буржуазии. Особо подлую роль сыграли в этом деле контрреволюционные писатели во главе с контрреволюционером и антикоммунистом Лукачем, который стал даже членом правительства Надя.

Случай с Венгрией доказал, что буржуазия не только не покидала свои надежды на реставрацию, но и была подготовлена исподтишка, сохраняя даже старые организационные формы, что было доказано также немедленным появлением буржуазных, клерикальных и фашистских партий.

Венгерские события лишний раз убедили нашу партию в правильности позиции, занятой нами в отношении югославских ревизионистов. Титовцы были главными вдохновителями и главной опорой венгерской контрреволюции. Официальные лица и печать Югославии с энтузиазмом приветствовали эти события. Речи, произносившиеся в клубе «Петефи», публиковались в Белграде, а «теории» Тито и Карделя вместе с тезисами XX съезда служили знаменем этих речей.

Впрочем для нас это не было ни ново, ни неожиданно. То, что больше всего беспокоило нас, это роль, которую сыграло советское руководство в этих событиях, согласование планов с Тито, закулисные сделки в ущерб венгерскому народу, имевшие большие и горькие для него последствия.

Контрреволюция в Венгрии была подавлена советскими танками, так как Хрущев не мог не вмешиваться (в противном случае он, помимо всего другого, окончательно разоблачил бы себя), и вот именно в этом просчитались империалисты и Тито. Однако опыт показал, что эта контрреволюция была подавлена контрреволюционерами, которые реставрировали капитализм, хотя и скрытно, сохраняя краску и маски, как это сделали и советские хрущевцы у себя.

Факты, связанные с Венгрией, усиливали наши подозрения относительно руководства КПСС, беспокоили и огорчали нас. Мы всегда питали большое доверие к Большевистской партии Ленина и Сталина и это свое доверие мы проявляли вместе с искренней любовью к ней, к стране Советов.

С этим чувством беспокойства и подозрения я поехал в декабре 1956 года в Москву вместе с Хюсни, который стал мне опорой в трудных переговорах и дискуссиях с хрущевцами, где яд смешивался с лицемерием.

Мы поехали в Советский Союз, как это было заранее решено и в Политбюро, для обсуждения с советским руководством острых вопросов обстановки, венгерских и польских событий, как и вопросов взаимоотношений с Югославией.

Надо сказать, что в то время Хрущев и его друзья были не так уж на короткую ногу с Тито, дружба между ними немного охладела. Тито уже произнес в Пуле свою пресловутую речь, вызвавшую много отрицательных реагирований во многих партиях социалистического лагеря. В этой речи лидер Белграда обрушивался на советскую систему, обрушивался на социализм, на партии, не придерживавшиеся «оригинального марксистско-ленинского» курса Тито, осуждал советское вмешательство в Венгрии. Все это приходилось не по вкусу Хрущеву и его друзьям, или же это было слишком явно и им надо было определить свое отношение к нему ради общественного мнения.

Вот почему хрущевцы раза два выступили с нападками в своих газетах, хотя и не так сильными (чтобы не очень обидеть товарища Тито!), сопровождая их даже какой-нибудь похвалой и, как это вошло у них в обычай, начали также оказывать экономическое давление на Югославию, что мне собственнолично подтвердил Хрущев во время беседы со мною. «Правда» поместила тогда и мою статью, в которой резкими терминами атаковались югославский «специфический социализм», как и его трубадуры.

Все это я говорю для объяснения того, почему тогда нам был оказан более «сердечный» прием и почему советские руководители не только не выступили против наших взглядов, особенно относительно югославов, но внешне даже согласились с ними.

Эту атмосферу мы заметили еще в Одессе как только сошли с парохода, в беседах с встречавшими нас, с руководителями партийных и государственных органов на Украине.

В Одессе мы сели на поезд и отправились в Москву. Мы еще не успели как следует отдохнуть от дороги, как сообщили, что Президиум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза устроил ужин в честь нашей делегации. Как я отмечал и раньше, советские руководители были искусными мастерами обедов и ужинов, которые продолжались целыми часами. Мы устали от дороги, но все-таки пошли на этот «ужин», который начался на обеде, часам к четырем. Насколько я помню, присутствовали все члены Президиума, за исключением Брежнева, Фурцевой и еще кое-кого. Ужин длился несколько часов, и Хрущев, как и другие, старался создать такую атмосферу, которая казалась бы как можно более дружеской. Почти все присутствующие подняли тосты (только Хрущев поднял тостов пять или шесть); во время тостов говорили хорошие слова о нашей партии, об Албании, а в мой адрес особо расточали похвалы. Особое усердие в этих похвалах выказывал Поспелов, который в мае был на III съезде нашей партии.