Энвер Ходжа - Хрущевцы

• Название: Хрущевцы
• Автор: Энвер Ходжа
• Издательство: Русь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996

Книга личных воспоминаний одного из руководителей Албанской партии Труда об отношениях руководителей коммунистических партий в 1950–1960-х годах.

---

Таким образом, ревизионисты Гомулка, Тольятти и другие настраивали свои голоса в яростном наступлении, которое империализм и реакция повели в те годы против Советского Союза и международного коммунистического движения.

Защита этих важных марксистско-ленинских достижений являлась для нас интернациональным долгом, поэтому мы решительно противопоставились Гомулке и его сторонникам. Это было принципиально. С другой стороны, защита нами Советского Союза и положения «с Советским Союзом во главе» как в 1957 году, так и 2–3 года спустя, являлась одним из тактических приемов нашей партии в ее борьбе с самим хрущевским современным ревизионизмом.

Хотя Хрущеву и другим были известны наши взгляды и позиции, в то время мы еще не выступали открыто перед всеми партиями против кристаллизовавшейся у них ревизионистской линии; поэтому, решительно, на глазах у всех выступая против ревизионистских положении Тито, Гомулки, Тольятти и других, мы в то же время, при случае, косвенно изобличали и положения, позиции и дела Хрущева, которые в сущности ничем не отличались от положений, позиций и дел Тито и компании.

Движимые совершенно другими, чуждыми марксизму-ленинизму целями и соображениями, на Гомулку ополчились и Ульбрихт, Новотный, а Живков и подавно, Деж и др. Они превознесли Советский Союз и Хрущева, и относительно этой проблемы обрекли на меньшинство своего идейного брата.

Мао Цзэдун с места бросался «аргументами».

— У нашего лагеря, — сказал он, — должна быть голова, ведь и у змеи имеется голова, и у империализма имеется голова. Я бы не согласился, продолжал Мао, — чтобы Китай называли головой лагеря, ведь мы не заслуживаем этой чести, не можем играть этой роли, мы еще бедны. У нас нет даже четверти спутника, тогда как у Советского Союза их два. К тому же Советский Союз заслуживает быть главой, потому что он хорошо обращается с нами. Посмотрите, как свободно высказываемся мы теперь. Будь Сталин, нам было бы трудно говорить так. Когда я встретился со Сталиным, перед ним я почувствовал себя как ученик перед учителем, а с товарищем Хрущевым мы говорим свободно, как равные товарищи.

И, будто этого было мало, он продолжал на свой манер:

— После критики культа личности у нас будто свалилась с плеч гора, которая порядком давила и мешала нам правильно понимать многие вопросы. Кто свалил с нас эту гору, кто помог нам всем правильно понять культ личности?! — спросил философ, замолчал маленько и тут же ответил: — Товарищ Хрущев, и спасибо ему за это.

Вот так отстаивал «марксист» Мао положение «с Советским Союзом во главе», вот так защищал он Хрущева. Но в то же время, будучи эквилибристом, чтобы не обидеть Гомулку, выступавшего против этого положения, Мао добавил:

— Гомулка — хороший товарищ, его надо поддерживать, ему надо доверяться!

Довольно острые споры велись также в связи с отношением к современному ревизионизму.

Особенно Гомулка, при поддержке Охаба и Замбровского, на первом совещании — совещании 12 партий социалистических стран, а затем и Тольятти на втором совещании — совещании 68 партий, в котором приняли участие также посланцы Тито, решительно высказались против изобличения современного ревизионизма, против определения его, как главной опасности в международном коммунистическом и рабочем движении, ибо, как заявил Охаб, «этими формулировками мы оттолкнули от себя отважных и замечательных югославских товарищей, а. теперь вы отталкиваете и нас, поляков».

Пальмиро Тольятти встал и провозгласил на совещании свои ультраревизионистские положения:

— Дальше углубить линию XX съезда, — сказал он в сущности, — чтобы превратить коммунистические партии в широкие партии масс, открывать новые пути, выдвигать новые лозунги. Теперь, — продолжал он, — требуется большая независимость при определении лозунгов и форм сотрудничества, поэтому мы против единого руководящего центра. Такой центр не был бы полезным для развития индивидуальности каждой партии и для сплочения вокруг нас широких масс, католиков и других.

Сидевшему рядом со мной Жаку Дюкло стало не по себе.

— Я ему дам, — сказал он мне, — я открыто дам ему отпор. Слышишь его, товарищ Энвер, что он мелет?!

— Да, — ответил я Дюкло. — Он высказывает тут то, о чем он думал и что он делал давно.

— В 1945 году, — продолжал гнуть свою линию Тольятти, — мы заявили, что хотели создать новую партию. Мы говорим «новую партию» и не хотим употреблять выражения Ленина «партию нового типа», ибо, если бы мы говорили так, это означало бы допустить тяжкую политическую и теоретическую ошибку, означало бы создать такую коммунистическую партию, которая свела бы на нет традиции социал-демократии. Построй мы партию нового типа, — продолжал Тольятти, — мы оторвали бы партию от народных масс и не смогли бы создать нынешнюю ситуацию, когда наша партия стала великой массовой партией (Сразу же по возвращении в Неаполь из Советского Союза в марте 1944 года, Пальмиро Тольятти навязал партии курс на классовое сотрудничество с буржуазией и ее партиями. В Неаполя Тольятти впервые выдвинул идею и даже платформу того. что он назвал «новой партией масс», отличавшейся по своему классовому составу, по своей идеологии и организационной форме от коммунистической партии ленинского типа.).

После этого и других положений Тольятти страсти разгорелись. Выступил и Жак Дюкло.

— Мы внимательно слушали выступление Тольятти, — сказал он в частности, — однако мы заявляем, что совершенно несогласны с тем, что сказал Тольятти. Его взгляды расчищают путь оппортунизму и ревизионизму.

— Нашим партиям, — возражал Тольятти, — мешали и мешают сектантство и догматизм.

В один момент, с целью угомонить страсти, выступил и Мао Цзэдун на свой манер иносказания и намеков:

— При обсуждении любого гуманного… вопроса, — сказал он, — надо идти на бой, но и на примирение. Я имею в виду взаимоотношения между товарищами: когда у нас возникают разногласия, мы должны пригласить друг друга на переговоры. В Паньмыньчжоне мы вели переговоры с американцами, а во Вьетнаме — с французами.

Пустив еще несколько таких фраз, он сел на своего конька:

Имеются люди, — сказал он, — которые являются стопроцентными марксистами, имеются такие, которые являются таковыми на 80 процентов, на 70 процентов, на 50 процентов; причем имеются и марксисты, которые могут быть таковыми только на 10 процентов. И с теми, которые являются десятипроцентными марксистами, мы должны беседовать, потому что от этого нам будет только польза.

Он помолчал, как-то отсутствующим взглядом повел по залу и продолжал:

— Почему бы нам группой в 2–3 человека не собираться в маленькую комнату и беседовать? Отчего нам не беседовать, руководствуясь стремлением к единству? Мы должны бороться обеими руками — одной против ошибающихся, другой — делать уступки.

Суслов, который вынужден был занять «принципиальную» позицию, отметил, что борьба с оппортунизмом и ревизионизмом важна, как важна и борьба с догматизмом, однако «ревизионизм составляет главную опасность, потому что он вносит раскол, нарушает единство» и т. д. и т. п.

Советские хрущевцы заботились лишь о том, чтобы «сохранить единство», держать в узде социалистические страны и коммунистические партии различных стран, поэтому, если они на этот раз «приняли» ряд правильных положений и «отстояли» их, то это они сделали, в первую очередь, под давлением решительной борьбы настоящих марксистов-ленинцев, участвовавших в совещании, но они сделали это также в силу своего стратегического плана. Они отступили, временно сдержались, чтобы перегруппировать силы и взять ревизионистский реванш в будущем.

Наша делегация высказала свое марксистско-ленинское слово по всем поставленным на совещании вопросам, в особенности по вопросам борьбы с современным ревизионизмом, с американским империализмом, как главной угрозы миру и народам; по вопросам путей перехода в социализм, сохранения марксистско-ленинского единства в коммунистическом и рабочем движении, по вопросу» об опыте Октябрьской революции и социалистического строя и т. д.

Ревизионисты отступили вследствие борьбы, которая развернулась на совещании против оппортунистических взглядов на обсуждавшиеся проблемы. В результате, московская Декларация 1957 года получилась вообще хорошим документом.

Ревизионизм, правый оппортунизм, был определен совещанием как главная опасность для международного коммунистического и рабочего движения.

Югославов это взбесило. Они еще до этого имели длительные споры с представителями Хрущева особенно относительно этого положения.

— Чего вы беспокоитесь? — утешали их хрущевцы. — Вас нигде не упоминают. Мы будем говорить о ревизионизме вообще, ни на кого не ссылаясь.

— Да, — отвечали им югославы, — но посмотрите на статьи Энвера Ходжа, которые вы помещаете и в «Правде»! Когда говорит против ревизионизма, Энвер Ходжа имеет в виду нас и называет нас по имени. Но и тогда, когда нас не называют по имени, все нас имеют в виду, поэтому мы не примем участия в совещании и не подпишем декларацию партий социалистических стран.