Сабир Рустамханлы - Книга жизни

• Название: Книга жизни
• Автор: Сабир Рустамханлы
• Жанр: Русская классическая проза

---

Ты преподал людям урок познания. Сумел ли ты внушить всем свой урок?

Ты хотел взрастить людей, способных пожертвовать "всем своим духом", пожертвовать собой во имя лучших, прекрасных дней. Удалось ли это тебе?

Ты любил людей, разумом способных стать вровень с богом, и превзойти бога. Много ли на свете подобных людей?

Три тысячи лет наследники твоего великого учения, твои внуки и правнуки трудятся на этой земле. Однако и сегодня происходит схватка добра со злом и еще не видно конца этой борьбы.

Тогда тебе казалось, что ты родился в лихое время, что чужеземные захватчики, пытающиеся заставить народ забыть свое славное прошлое, уйдут с твоей земли. Страсть к войнам наконец покинет человека. В сердце человека возгорится огонь добра и дела человеческие пойдут на лад. Оказывается, все это не так просто! Оказывается, сами боги не дают миру успокоиться, они, боги, мешают человеку достичь счастья, спокойствия, благополучия. Иначе человек забудет бога! Забудет и себя, свою природу.

Было бы очень просто, если бы люди делились на добродетельных и злых! Ты бы знал, за кем тебе пойти и кого повести за собой. Беда в том, что и человек сам по себе внутренне противоречив. В сердце каждого человека происходит борьба между Ормуздом и Ахриманом. Борьба добра со злом не дает нам внутреннего покоя.

На что уповать, от кого ждать избавления?..

Ты думал, что ты самый последний... что возглашенные тобой призывы водворят порядок в мире. Однако и после тебя явились в этот мир пророки!

Один пришел как легенда... Мученической жизнью, милосердием и состраданием к ближнему стремился объединить людей, судьбой своей он показал, что дороги, ведущие к счастью, требуют жертв, приучил людей самопожертвованию и всепрощению.

Другой пришел в этот мир как реальный человек. Он явился как исцелитель, прожил жизнь в странствиях, изучил болезни народа своего и народов иных. И он видел выход в сплочении, в духовном единении, именуя себя "посланником аллаха", вещал от имени всевышнего. Но когда и это не возымело действия, он превратился в полководца, двинулся в поход, чтобы объединить народ под своим знаменем, и пал на поле брани...

Нет, не смогли они принести единство миру! Они умножили счет и причины препятствий, преград, границ разобщенности. Борьба христианства с исламом принесла миру многовековые войны и унесла многие тысячи жизней... Сильные мира сего превратили бога в исполнителя своей воли. Под сенью бога и религий крепла их власть, усугублялась блажь, росло их богатство, равновесие между людьми еще более нарушилось, начались претензии целых наций, целых религий на исключительность, гегемонию. И длящееся поныне мракобесие!

О, вещий поэт! Я говорю с тобой, к тебе простираю руки свои, но руки мои натыкаются на преграды, душу мою уязвляют колючие проволоки. Я отторжен даже от могилы твоей! Границы легли между нами! Зло и тьма легли между нами!

Я как в заколдованном кругу. Светом глаз моих, огнем сердца моего должен я расплавить, разорвать эти путы путей. Разъят Огонь Страны Огней, разъят Свет ее. Ниспошли мне Свет, ниспошли мне Огонь!

* * *

Граница. Когда мы сидели напротив Савалана и смотрели на бесконечный мир гор, Худу Мамедов, со свойственной ему проницательной простотой, заметил: "Кто сказал, что родину можно исходить из конца в конец и что родина может примелькаться? Даже небольшой район мы не можем до конца обойти и узнать. Любая дорога, любая долина приводит тебя в новый, неведомый мир".

Глядя с высоких гор на зеленые долины, увитые дымкой, я вновь и вновь убеждаюсь в истинности этих слов. Ведь сколько еще нераскрытых тайн в этих местах...

* * *

На встречах у меня часто спрашивают: "Почему ты так много пишешь о Юге? Ты же не южанин!". Я отвечаю, что не нахожу своего отличия от южан. Сызмала взор мой натыкался на колючую проволоку. Рука, протянутая к брату, вся в рубцах... Всю свою жизнь я нес в себе эту боль.

* * *

Вспоминаю дни, когда мы верхом ездили в горные села Джалилабада на мельницу и на базар. Дорога проходила через развалины переселенных сел. Высокие зеленые чинары виделись скорбными надгробиями... Дороге шла берегом реки, по ущельям, по косогорам и на каждом повороте оказывалась вблизи колючей проволоки... По ту сторону работали в поле крестьяне, увидев нас, они отрывались от работы, здоровались, а потом вновь продолжали свое дело. Когда в первый раз я услышал, что они говорят на том же языке, что и мы, я удивился. Ведь я проходил иные "уроки": "Все, что по эту сторону границы, родное, а по ту сторону границы - чужое". Не могу забыть зловещий "вой" колючей проволоки, напоминавший вой голодных волков, этот звук глубоко засел во мне, и я не могу избавиться от него, каждый раз он приносит мне боль... Через много лет я привел к этим проволокам своего сына. Пусть и он почувствует эту боль! Но уже не верхом, а на мощном "ГАЗ-69", как горный козел, взбиравшимся на кручи... В то время здесь всюду, куда взор ни кинь, тянулись хлеба, а сейчас кругом виноградники. Многие родники, которые били здесь, исчезли, виноградники начисто высасывают живительную грудь земли. Нас встречает директор совхоза, мой школьный товарищ, вместе с пограничниками. Подходим к самым истокам рекя Балгар-чай. Песчаная дорога ведет нас вдоль реки к горе Моран. Из-под ног вспархивают с гоготом кеклики. Парами бродят краснохвостые фазаны. Они не пугаются нас и не отлетают. Здесь мирно и они к этому привыкли. Охота здесь запрещена... Когда-то зверь и дичь водилась всюду окрест. Сейчас же зверье и птицы убегают к границе, к лесам, ущельям, где редко ступает нога человека. Гюндуз потерял счет краснохвостым фазанам, гуляющим парами. Одно из неповторимых чудес природы - эти птицы. Мы сидим на холме, на свежескошенном поле и смотрим на села, расположенные на той стороне. Мы насчитали шесть-семь. Поля здесь разноцветны, как сшитые из пестрых лоскутков... Мазок к мазку, межа к меже. Ни клочка пустой земли. Такими я видел посевные площади во Франции и в Польше. В коллективном хозяйстве мы еще не научились подобной рачительности.

В вопросах Гюндуза я вижу повторение моих детских вопросов, и странная грусть охватывает меня:

- Отец, а нас не пустят на ту сторону?

- Отец, и там говорят на азербайджанском языке?

- Отец, а почему они не хотят присоединиться к нам?

Мы видим, как взбирается на перевал автобус и движется к селу по песчаной дороге, поднимая за собою пыль. Откуда едет этот автобус? Может быть, из Тебриза? Или из Ардебиля? Из Астары? Или из Ахара? Кого везет? Какие черные вести об ирано-иракской войне несет он в это село, к нашим братьям по крови?..

Офицер, который находится вместе с нами, знает наш язык. Он слушает вопросы Гюндуза и порой как-то странно поглядывает на меня... Мне кажется, что в этих взглядах есть что-то печальное: будто и он ощущает свою вину перед детскими вопросами...

* * *

Был месяц май. Цвели сады, у которых не было хозяев, в селении Кехнакышлак - Старый кишлак, от которого осталось одно название. Выше развалин села, в горах белеют здания одной из пограничных застав. Секретарь райкома поздравляет пограничников с праздником. Потом мы, поэт Нусрет Кесеменли и я, в сопровождении офицера, поднимаемся к вышке, которая находится на самой вершине горы. Друг против друга - два столба. Между ними сделанная мелом метка. Это граница. На другом склоне горы - закордонное село. Мы смотрим в бинокль. В одном из дворов свадьба. Собрались люди. Как нарядный, многоцветный букет. Медленно поднимаюсь на вышку. С наблюдательного пункта выпархивает кеклик. Я в недоумении останавливаюсь. На самом конце стремянки кеклик свил гнездо, и в нем два яйца...

- Лейтенант, - говорю я, - хорошо бы на всех постах ваших свили гнезда кеклики.

* * *

Родной язык. Подул прохладный утренний ветер. Чудится, это дыхание моей матери... Или это шепот на родном языке!..

Родной язык! Ты зеркало моего мира. Ты создан волшебным "молоком матери, горным цветком, снегами Савалана, прозрачными водами стремительных рек, орлиным клекотом над головой моей, шелестом листьев наших лесов и садов, плотными туманами над долиной, вспышками молний, запахом земли, весенним ливнем, светом луны над моими просторами и мерцанием дальних звезд!

Мы вместе пришли в мир этот, мы двойники. Наша похожесть возек неповторима... Ты двойник нашего яркого, жаркого солнца, голубого неба с плывущими на нем облаками, нашей земли, гор и наших очагов в горах!..

Возраст твой равен возрасту человека и возрасту первой любви!

Ты походишь на эту чинару, которая растет в моем селе - корни ее много протяженнее видимого роста. Если я захочу исследовать твои корни, то я должен буду опоясать мир от востока до запада.

Ты походишь и на этот родник у дороги: ты прорываешься на поверхность из самых глубоких, самых дальних пластов нашей земли и нашего духа.

Ты походишь и на эту петляющую среди склонов гор, покрытую росой, тропинку: вот она исчезла, оборвалась, кажется, нет ее, но вот вновь появилась и все растет, удаляясь, и удаляется, вырастая, и оказывается самым надежным проводником в странствиях по свету...