Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)

• Название: Время надежд (Книга 1)
• Автор: Игорь Русый
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Андрей в уме рисовал схему подходов к станции, запоминал ориентиры и начал уже беспокоиться, что нет Дарьи, когда мелькнула ее цветастая косынка. Спустя несколько минут она, волнуясь и часто поглядывая на окно, рассказывала Андрею:

- К станции-то никого не пускают. А комендатура в школе, и полиция там...

- Какая полиция?

- Из местных набрали, главным у них Фома Несвит... За три дома отсюда живет. Раньше кассиром был.

Встретила его, как назад шла. Он и говорит: наведаюсь, часом. И моргает одним глазом. Что же делать?

Зайдет ведь он!

- Ну что ж, - кивнул Андрей. - Про доктора узнали?

- Есть... Остался, - сев на табуретку, она уже спокойнее заговорила о том, что видела. - Деньги теперь марками называют. Только не берут их, все за соль покупают. Объявления висят: кто на работу в Германию едет, тому харч бесплатный...

Кто-то постучал в дверь.

- Фома это, - испуганно вскинула голову Дарья. - Больше некому.

- Открывайте, - сказал Андрей.

Сгибаясь под притолокой, вошел человек в шароварах и украинской рубахе, на поясе его болтался немецкий тесак.

- От и я, - заговорил он низким веселым голосом, передавая Дарье бутылку, но тут же заметил Андрея, и толстые пальцы стиснули рукоятку штыка, а мясистое, буроватого оттенка лицо насупилось. - А це хто?

- Да брат мой, - ответила Дарья. - Из плена... Документ у него есть.

- Так шо? - возразил Несвит. - Треба зараз до полиции явиться.

Он был раздосадован, что встретил здесь постороннего.

- да вы садитесь, Фома Григорьевич, - приглашала Дарья. - Чего туда идти, коль власть сама наведалась. Я так уж рассудила...

- Хитра, - пробормотал он и уселся на табурет, который заскрипел под тяжестью его тела. - Як в плен хлопчик сдався, то у него разум е.

Дарья поставила три чашки, и он сам разлил в них желтоватый самогон.

- Ну шо ж... Иван, як ты кажешь, в Киеве?

- С паровозом же уехал, - наклонив голову, ответила Дарья.

- Звернется, - усмехнулся Несвит. - Будемо!

Он выпил самогон, и то, что ни Андрей, ни Дарья не притронулись к чашкам, насторожило его.

- Тэ-эк... Братка найшла... А шо ж я нэ бачив раньше хлопця? Дэ ж вин був?.. Який у тэбе документ е?

Андрей вынул из кармана пистолет.

- ПТп такэ? - челюсть начальника полиции отвисла.

- Только шевельнитесь, застрелю, - пояснил Андрей, удивляясь сам тому спокойствию, которое было в нем. - Ясно?

- Кобель ты, Фома Григорьевич, - сказала Дарья. - Нешто и впрямь решил, что на гулянку ждала?

У тебя дочка почти моих годов...

Андрей отобрал у Несвита штык, проверил его карманы.

- Усих вас нимци за то повисять, - угрюмо бормотал Фома Григорьевич. Усих!..

- Немцев сегодня мы вышибем отсюда. Много их тут? Говорите правду.

- Эх, пропала горилка, - вздохнул Несвит. - Хай тоби, Дарья, черт очи высмалить...

То и дело вытирая ладонью с шеи пот, Несвит рассказывал, что гарнизон здесь человек двадцать, а эшелоны стоят у депо. Паровозы ремонтируют, и он слышал, что здешний комендант грозил расстрелять начальника депо, если утром не отправит эшелоны к разъезду.

Андрей посмотрел на окно. Уже стемнело, и в хате терялись очертания углов.

- Теперь можете пить! - Андрей пододвинул к нему чашку И, взяв ее дрожащими пальцами, Несвит вылил самогон в рот как лекарство. Какое-то мальчишеское озорство захватило Андрея, потому что все очень ловко получалось. Он снова налил чашку.

- Пейте!

Так же, не глотая, а будто сливая в глотку жидкость, Фома Григорьевич опорожнил чашку и шумно выдохнул сивушный перегар.

- Шо мэни, нимцив жалко? Быйтэ их, як можетэ...

Всих побыйтэ! Я ж нэ нимцам служу... Я служу У крайни! У нимцив мы зброю добудем, а як сформуем вийско, та тож будемо гнать. Всих гнать!

Андрей был озадачен и слушал, пытаясь разобраться, кто же этот Несвит, враг или союзник? Он посмотрел на Дарью, стоявшую у печи. В этот момент Несвит быстро, не поднимаясь, выдернул из-под себя табуретку. Андрей не успел отклониться. Табуретка обрушилась на голову; синие, желтые круги заплясали перед глазами; Андрей выстрелил и еще раз нажал спусковой крючок...

Не упал он и не потерял сознание лишь от жгучей мысли, что все потеряно Выстрелы должны услыхать патрули, они скоро будут здесь.

- Уходить... немедленно! - проговорил он.

Окончательно пришел в себя Андрей на задах подворья, куда его чуть не волоком тащила Дарья. Черные тени лежали под копной сена. В поселке было тихо, лишь на станции звякало железо, шумно выпускал пары паровоз.

- Что же? Никто и не слышал, оказывается, - удивился Андрей.

- Фому-то убили? - спросила Дарья и вдруг уткнулась ему в плечо, затряслась от сдерживаемых глухих рыданий.

- Ну вот... Зачем? Все же хорошо, - гладя ладонью ее мокрую щеку и чувствуя, как у него самого дергается рот, шептал Андрей.

- Сено-то Иван косил .. Прикипело во мне, когда узнала. А теперь заново все... О-ой! И на кого ж, Ива

нушка, покинул меня? И не увижу больше, - перебирая сене, всхлипывая, запричитала Дарья.

- Не время сейчас, - говорил Андрей. - Потом...

Надо же идти.

Андрей помог ей встать. Часто останавливаясь и прислушиваясь к шорохам, они вышли по огородам на затянутый редким туманом луг. Темные движущиеся фигуры мелькнули впереди и сникли. Потом голос Лютикова из тумана произнес:

- Мы это, лейтенант...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Каждую ночь окрест Москвы били зенитки. То у Химок, то у Рублева загорались в небе "юнкерсы" и большими, рваными клубками огня падали вниз. Иные бомбардировщики прорывались к центру города. Над Арбатом или Чистыми прудами тогда распускались яркие осветительные фонари, визжали бомбы. Небэ полыхало разрывами зенитных снарядов. Дождем сыпались осколки на крыши, асфальт улиц. А утром наступала тишина. Дворники метлами, будто листву осенью, заметали в кучи раскиданное железо.

То ли этот железный шорох на асфальте, то ли солнечный зайчик, ласковым теплом через простыню касающийся груди, разбудил Марго. Еще с закрытыми глазами она испытывала какое-то беспокойное томление. И вдруг поняв, что томится, ждет какой-то необычной ласки ее собственное тело, даже испугалась такого странного, впервые узнанного чувства.

Вскочив, она босиком побежала к зеркалу. Стекло отразило ее стройную фигуру, косо торчавшие груди, выделявшиеся тугими выпуклостями на загорелом теле. Она рассматривала себя, точно давно знакомую и чем-то вдруг обновленную картину.

- Нагишом-то чего? - выглянув из кухни, спросила нянька.

- Я красивая? - обернулась Марго. - Красивая, да?

- Красивая, красивая, - буркнула старушка. - Молодая, чать, вот и красивая...

- А писем нет?

- Нету,- сердито проговорила нянька. - Мясо на базаре вот уже по семьсот рублей. За шубу пятьсот дают, а за кило мяса семьсот просят. Я б этих спекулянтов отвадила. Вот где враги-то...

- Ты бо-олыной политик, - рассмеялась Марго.

- На базар ходи, сделают политиком, - ворчала нянька. - Умывайся-ка! Оладьев картофельных испекла. Потом окопы рыть иду.

- Окопы? - удивилась Марго.

- Все старухи нашего дома идут. Где немец-то?

У Брянска.

Одевшись, уже в кухне Марго сказала:

- А мы зайдем опять в госпиталь. Вчера девять писем написала. Один лейтенант, весь перебинтованный, без ног. Я почему-то вспомнила Сережку и Андрея, как дура разревелась. А он говорит: "Какая ж вы красивая. И плачете, как моя Ганночка, дюже красиво.

Слезы, что росинки на подсолнухе..."

- Живым-то останется? - спросила Гавриловна.

- Не знаю... Ты когда-нибудь любила?

- Всегда, что ли, мне было шестьдесят годов? - ответила нянька. - И за мной парни табуном ходили.

- А очень, очень любила?.. Как это бывает?

- да на что тебе? Ешь, - нянька подвинула ей оладьи. - Сама это узнаешь. Одна дается жизнь, одна и любовь настоящая будет.

- Но живут и без любви, - сказала Марго.

- Живут, - согласилась нянька, - по-всякому живут. Бывает, на золоте едят, в шелку ходят, а коль в сердце радости нет, уж нигде не возьмешь.

Луч осеннего солнца падал через окно и будто шевелил седые, мягкие волосы Гавриловны. Лицо ее оставалось затененным, а волосы, ярко освещенные, напоминали созревший полевой одуванчик, у которого ветер еще не разметал нежную красоту. Бывает и у одуванчика, и у других цветов зеленая молодость, но люди ценят их зрелую красоту, возникающую перед увяданием, Такой сейчас казалась ей нянька. Марго почемуто вспомнила рассказ отца, как в одном африканском племени считают красивыми только женщин, умудренных большим опытом, а не юных девушек. И тогда юна восприняла это как нелепость, оттого что старость представлялась безобразной. Но теперь думала, что любой возраст имеет свою меру красоты. Нянька вдруг стала рассказывать о молодости, о том, как любила. И, слушая, Марго видела ее не увядшей с отечным лицом старухой, а девушкой с льняными косами, бойким взглядом. И она видела, как эту девушку засватал сын богатого лавочника и увез в город и как она встретила студента, потом сбежала от мужа к нему в одном платье.