Владимир Бондаренко - Лермонтов: Мистический гений

• Название: Лермонтов: Мистический гений
• Автор: Владимир Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03638-3

Прошли столетия с того дня, когда у горы Машук был убит великий русский поэт, национальный гений Михаил Юрьевич Лермонтов. В новой книге о нем, пожалуй, впервые за 200 лет рассказано о мистических корнях поэта, идущих от его древних предков, и содержится столько интригующего, что она наверняка заинтересует и маститых литераторов, и самого широкого читателя.

Исследование известного критика и публициста Владимира Бондаренко, в отличие от многочисленных беллетризированных семейно-бытовых биографий, затрагивает важнейшие проблемы бытия и раскрывает основу жизненной позиции Лермонтова, сурово противостоящего и светской власти, и духовной, и нормативно-бытовой. Нужен ли был властям такой вольный поэт? Почему современники поэта считали дуэль убийством, а иные современные лермонтоведы оправдывают Мартынова? Почему молчание о причинах гибели Лермонтова затянулось на целых 30 лет? Василий Розанов писал о «вечно печальной дуэли», Владимир Бондаренко — о «вечно преступной»…

Автор резко выступает против всех мистификаций и сплетен о поэте, для него Лермонтов во всех своих противоречиях, при всей сложности характера — прежде всего, величайший национальный русский гений, очень рано осознавший свою трагическую миссию.

---

Знаменательно, что его последнее прижизненное стихотворение "Пророк" как бы предрекает будущую его судьбу:

С тех пор как Вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
‹…›
Завет Предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой…
‹…›
"…Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!"

Он оставил нам свою бессмертную поэзию, которая оказала на русскую литературу и всего XIX, и XX века гораздо больше влияния, чем кто-либо другой из русских гениев. И в прозе, и в поэзии. Темы Лермонтова мы находим у Толстого и Чехова, Гоголя и Достоевского, Гумилева и Есенина… Сам он слился с душой вселенной, и уже наше русское небо над головой доносит нам его вечные чарующие песни.

Поэзия Михаила Лермонтова соединилась с ладом русской песни, грустным и проникновенно народным. Пожалуй, после Михаила Лермонтова разве что Сергей Есенин обладал таким же естественным песенным слогом.

Лермонтов имел волшебную власть над природной стихией:

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка…
‹…›
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, —
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога [64].

Будто и впрямь от своего дальнего шотландского предка поэта и чародея Томаса Лермонта получил русский поэт этот дар выхода из природы к Богу, от стихии к небу… Откуда же еще такие небесные картины:

…Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит…

Только и начиналось у него по-настоящему, без заимствованных сюжетов и романтических образов, глубинное постижение и человека, и земли, и неба, и сразу обрыв в бессмертие. А вместе с ним лишь за последние полгода ушли в бессмертие и его последние стихи: "Выхожу один я на дорогу…", "Люблю отчизну я, но странною любовью", "Есть речи — значенье…", "Дубовый листок", "Спор", "В полдневный жар…", "Пророк"… Даже этих стихов хватило бы, чтобы обессмертить свое имя в русской поэзии. А что было бы дальше?

Пожалуй, ополчившийся на поэта русский философ Владимир Соловьев лишь в одном прав: "От западных его родичей унаследованная черта — быть может, видоизмененный остаток шотландского двойного зрения — способность переступать в чувстве и созерцании через границы обычного порядка явлений и схватывать запредельную сторону жизни… Необычная сосредоточенность Лермонтова в себе давала его взору остроту и силу, чтобы иногда разрывать сеть внешней причинности и проникать в другую, более глубокую связь существующего — это была способность пророческая…"

Как считает философ, одного его тройного "Сна", где поэт в деталях предчувствовал свою роковую смерть, хватит, чтобы признать за Лермонтовым "врожденный, через голову многих поколений переданный ему гений".

Нет, ни дикий горец, ни провинциальный лекарь-еврей, ни русский крепостной кучер, сколь бы талантливы они ни были, не могли дать поэту на генном уровне такую пророческую, философскую, музыкальную гениальность. Видно, что без Томаса Лермонта не обошлось.

Не соглашаясь с соловьевскими упреками в адрес поэта, скажу лишь одно: если бы сегодня недоброжелатели великого русского гения оспаривали бы его стихи на таком же уровне, как это делает Владимир Соловьев, цены бы им не было.

А может, и впрямь, эта тяжесть несомого бессмертия, тяжесть давящей его вечности и сказывалась в характере русского поэта, делая его иной раз угрюмым и демоническим. Не игра в грустный байронизм, не игра в придуманного Демона, а то самое истинное бессмертие, которое и вырывалось у него в иных стихах, начиная с пятнадцати лет, к детским страстям и обидам добавляло чувство одинокой обреченности. Писал же Соловьев о его тяжком призвании "быть могучим вождем людей…".

Русскую литературу смиряли, начиная с самых древних времен. Смиряли протопопа Аввакума, смиряли Грибоедова, Радищева, Гоголя, Пушкина.

Может, и прав Дмитрий Мережковский:

"Забунтовал Пушкин, написал оду Вольности и смирился — написал оду Николаю I, благословил казнь своих друзей, декабристов…

Забунтовал Гоголь — написал первую часть "Мертвых душ" и смирился — сжег вторую, благословил крепостное право.

Забунтовал Достоевский, пошел на каторгу — и вернулся проповедником смирения.

Забунтовал Л. Толстой, начал с анархической синицы, собиравшейся море зажечь, и смирился — кончил непротивлением злу…

И вот один-единственный человек в русской литературе, до конца не смирившийся — Лермонтов…"

Потому его и недолюбливают во все времена и чиновники, и правители, и писатели. Может, это и есть наш русский, не смирившийся литературный посланник с небес?

И на бессмертие он был обречен с рождения, одним древним пророческим происхождением своим.

Бессмертны и все его великие стихи.

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.

Точно такой же "темный дуб" растет и в Шотландии над могилой поэта и пророка Томаса Лермонта…

30 декабря 2012 года, Москва — Эдинбург — Чухлома — Тарханы — Родос — Тамзай

Основные издания М. Ю. Лермонтова Прижизненные издания

В 1840 году в типографии И. И. Глазунова тиражом тысяча экземпляров напечатана и единственная прижизненная книга стихотворений М. Ю. Лермонтова. В маленькой книжке (168 страниц) всего 28 произведений: 26 стихотворений и две поэмы — "Мцыри", "Песня про… купца Калашникова". Открывали книгу "Песня…" и "Бородино", заключало сборник стихотворение "Тучи", с намеком на изгнание поэта. Расположение текстов было продумано автором. Сборник редактировал А. А. Краевский.

Первое издание "Героя нашего времени" появилось в 1840 году в двух частях. История издания изложена в "Кратком обзоре книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых".

Автор "Краткого обзора…" пишет: "Это первое издание романа Лермонтова, напечатанное типографией Глазунова, несмотря на хорошие отзывы в "Отечественных записках" В. Г. Белинского, сначала совсем почти не расходилось; это побудило издателей обратиться к Ф. В. Булгарину и попросить написать его в "Северной пчеле" статью об этом произведении. Как только появилась в "Северной пчеле"… статья Ф. В. Булгарина, издание раскупили почти что нарасхват".

Существует версия, что это бабушка М. Ю. Лермонтова Е. А. Арсеньева, желая сделать внуку приятное, без его ведома отправила Булгарину два экземпляра романа, вложив в один из них пять сотенных ассигнаций. Очевидно, на это намекал В. Г. Белинский, назвавший рецензию Булгарина "купленым пристрастием".

Статья Булгарина сделала свое дело, и в 1841 году вышло второе издание "Героя нашего времени". У второго издания романа "изящен уже самый формат — маленький, карманный, рассчитанный, надо думать, на тех поклонников, которые желали бы не расставаться со своим любимым поэтом. В этих же видах, а отчасти, по обычаю старины, не любившей однотомных изданий, вся повесть разделена на две части". В издании 1841 года впервые появилось предисловие к роману (видимо, поступившее во время печатания после критики его Николаем I и поэтому набранное с отдельной нумерацией страниц и не включенное в оглавление, издатели — И. Н. Кувшинников и А. Д. Киреев).

Посмертные издания [65]

В 1842 году А. А. Краевский редактировал "Стихотворения М. Лермонтова" (части 1–3), изданные в расширенном объеме и с предисловием, в котором указывалось, что по мере обнаружения стихов Лермонтова будут выходить и последующие части. В части 1–2 вошли опубликованные ранее стихи и поэмы, в часть 3 — впервые драма "Маскарад". В 1844 году вышла часть 4 с поэмой "Измаил-Бей" и стихами, напечатанными в "Отечественных записках" в 1843–1844 годах.

Позже выходят три издания сочинений Лермонтова: в издательстве А. Ф. Смирдина (тома 1–2, 1847) и два — в издательстве Ив. И. Глазунова (1852, 1856), пополненные новыми журнальными публикациями.

С 1856 года начинают выходить заграничные издания М. Ю. Лермонтова, в том числе произведения, запрещенные в России — среди них поэма "Демон"; известно пять ее изданий в Берлине [издания Шнейдера 1856, 1857, 1858; Б. Бэра (Е. Бока) 1875, И. П. Ладыжникова, не ранее 1907] и 17 изданий в Лейпциге (издания Э. Каспровича, 1876–1894). Из зарубежных изданий особое значение имеет "Демон", дважды выпущенный в Карлсруэ в 1856 и 1857 годах А. И. Философовым. Первое издание воспроизводит текст списка, сделанного Философовым непосредственно с автографа последней редакции поэмы; издатель — Ф. Рейф, тираж 28 экземпляров; книга не поступала в продажу и предназначалась для раздачи родственникам Лермонтова (Столыпиным). Во 2-м издании добавлен исключенный Лермонтовым в результате автоцензуры диалог о Боге (стихи 742–749).