Евгений Сухов - Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)

• Название: Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)
• Автор: Евгений Сухов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-7632-0065-9

Исторический роман Евгения Сухова охватывает первые годы правления Ивана Грозного. Печатается впервые

---

А те, кто остался с Циклопом, примолкли. Не потянут они против московитов: и стая волков отступает, когда бежит табун лошадей.

— Господа, мы не против Ивана Васильевича, нам он достался по воле Божией. Пусть он нами и правит! Мы ему на верность клятву дали и отступать от нее не собираемся, — говорил Федор Скопин-Шуйский.

— Да мы сами изменников покарать готовы! — поддакнул Морозов.

— Не отпустим со двора, пока не побожатся, — науськивал московитов на бояр Афанасий, и всем стало ясно: скажет владыка: «Ату изменников!» — и растащит челядь вельмож по сторонам стаей озлобленных псов.

— Не отпустим! — охотно подхватили московиты, предчувствуя забаву.

Это, пожалуй, поинтереснее, чем потеха на масленицу. Не каждый день ближние бояре шею для бития подставляют.

— А может, государю царствие в тягость стало? Может, и стоит отречение принять? Если пастырь слеп, так как бы он нас всех в зловонную яму не потянул! — посмел возроптать Федор Скопин.

— Слушайте, господа, устами Федьки глаголет сам дьявол! Узнаю его поганую речь. Скоро он станет говорить, что сатанинский присмотр лучше Божьей благодати. Смотрите, господа, дьяволы над его головой летают и в уши Федьке поганые речи нашептывают! — Отступили передние ряды, тесня задних, и страх пронесся над толпой. — Покайся, грешный! Только тогда ты и можешь найти себе спасение. Покайся, если не хочешь на бедовую голову снискать праведную анафему! Кайся! — вопил Афанасий. И всем присутствующим показалось, что устами неистового монаха глаголет сам Господь.

— Каюсь я, Господи! Каюсь! Каюсь! Каюсь! — крестился Федор, всерьез испугавшись анафемы. Вот тогда не только в церковь не войти, даже церковную изгородь не переступить — камнями забросают!

— К государю идите, в ноги ему упадите, прощения просите! Если Господь позволит, может, тогда и вернется на царствие Иван Васильевич! — наставлял митрополит.

— Вот что я вам скажу, государи, — подался вперед Горбатый Александр. Боярином он был видным, уже тогда заседал в Думе, когда многие из чинов только народились. Уж не его ли обвинял Иван Васильевич в своем послании? — Ехать нам надо к государю, и немедленно! Если мы и примем царское отречение, то каково нам далее быть? Даже если и изберем мы государя, то как же он посмеет на чужой двор прийти и на трон сесть, на котором до него Иван Васильевич восседал?! — обрушился с упреками боярин. Стоявшие рядом князья пыжились; непонятно было, кто в этом виноват — Никольские морозы или, может быть, деланый гнев старейшего боярина. Ведь еще вчера он призвал к себе старших Рюриковичей и, возведя глаза к потолку, восхвалял судьбу, что смилостивилась она над князьями и отправила самодержца в чертову дыру коротать свой век. Пил на радостях Александр горькую, хлопал себя по лоснящимся портам и орал, что заживет теперь лучше прежнего, а на царствие надо избрать кого посговорчивее, чтобы самим у трона стоять и перстом государю указывать. Даже гордыня Александра Горбатого переломилась о мятежный дух собравшихся холопов. — Хозяином можно быть только в своем доме, со своим порядком чужую горницу не переступают. Звать надо государя на царствие!

— Звать! — восторжествовали московиты.

— Звать! — совсем искренне отозвались стоявшие рядом бояре.

Пожив немного у гостеприимного попа и переломав в большой кручине все лавки и столы, Иван Васильевич отбыл в Александровскую слободу. Хозяин пытался удержать желанного гостя — говорил, что такие столы сделает, что в самой Москве не сыскать, обещал сокрушить государеву кручину целебными травами, но Иван Васильевич отмахнулся от него, как от назойливой козявки, повелел собираться в дорогу. А поп, несмотря на Никольские морозы, стоял на крыльце без шапки и наблюдал за тем, как челядь, не торопясь, запрягает ленивых лошадок.

Александровская слобода — любимое место государя. Сюда он приезжал не только в великую печаль, но и тогда, когда сердце бередила несказанная радость. С малолетства он помнил здесь каждый уголок и обихаживал двор монастыря с той страстью, с какой купец раскладывает на прилавках выгодный товар: перед собором велел посадить цветы, у входа яблони, а двор распорядился выложить в белый камень; да чтоб один к одному был а колеса телег при езде не прыгали. Староста слободы, игумен монастыря неустанно поддерживали все улицы а опрятности, а если замечали где по углам запрятанную грязь, секли немилосердно, воспринимая ротозейство едва ли не за разбой.

Частенько Иван Васильевич наведывался сюда с девками, а для этого случая игумен держал для государя баньку, строенную из кирпича, чтобы тепло подолее хранило, а усердием монахов рядом был вырыт пруд, где после банного жару полоскался государь с полюбовницами, оставляя в воде грех.

Все здесь жило в ожидании государя, а простыней для царя наготовлено столько, что хватит на три года безвылазного проживания. В подвалах монастыря в крепких дубовых бочках хранилось рейнское вино, до которого Иван Васильевич был большой любитель, в Охотничьей комнате висели арбалеты и пищали — одно из давних развлечений государя. В огромных прудах за слободой плавали великаны осетры, всегда готовые порадовать царя-батюшку сочным мясом. А лесной дух был настолько свеж, что пьянил всякого въезжающего.

Чаще Иван Васильевич бывал здесь летом, когда можно побродить по полям, где высокая трава скрывала даже сохатых. Зная о пристрастии государя бродить среди высокой травы, ее берегли так же свято, как и ризницу с монашескими сокровищами. Траву запрещали косить, вытаптывать, и, глядя на это обилие зелени, в котором водилось несметное количество певчих птиц, казалось, что это один из уголков рая.

Особой гордостью мужского монастыря был сосновый бор, который изобиловал грибами, но самое главное в нем было то, что росла в чаще редкая ягода — медвежьи слезы. Бросишь несколько ягодок в кипяток, а потом такой настой получишь, что по крепости браге не уступит, а по духу — лучше медовухи будет. Вот до этого навару Иван Васильевич и был большой охотник, а потому и собирали монахи ягоду впрок — высушивали, складывали урожай в мешки и корзины, а отведать ягод давали только самым именитым гостям, приправляя ими мясные блюда.

Кусты с ягодами охраняли особо, и послушники ходили в лес с тем порядком, с каким праведный монах обязан выстаивать ежедневную службу.

Заповедный был край у Александровской слободы — не рубили здесь деревьев, не рвали цветов, и ребятне запрещалось купаться в прудах, чтобы грешными телами не измарать царскую рыбу.

Редко Иван Васильевич бывал здесь зимой, но всегда знал о том, что ждет его прогретая баня, а с дороги это в самый раз, чтобы отогреть озябшие ноги.

В Александровской слободе государь жил так же по-царски, как привык в Москве. Монахи — народ работящий, а потому выстроили Ивану Васильевичу такие хоромы, что не грех похвастаться и перед именитыми гостями. Правда, постеля жестковата — монастырь как-никак! Но Иван Васильевич этой безделицей не маялся и храпел на липовых досках так, что пробуждались в своих кельях монахи.

После отречения пролетел месяц — не развалилось государство, не разверзнулось земное чрево, чтобы принять в себя отринутое отечество, не ухнуло оно с высоты в тартары. А продолжало жить прежней неказистой сущностью — мужики отлеживались на теплой печи, бабы с коромыслами на плечах шагали по воду, монахи молились, а прочие грешили. Все осталось на том же самом месте, что и месяц назад. Вот только трон пуст, и никто на него не сядет, чтобы стереть накопившуюся пыль.

До государя донесли весть, что челобитие его прочитано на митрополичьем дворе, встряхнуло оплывшее от безделья боярство, что сумели отодрать они толстые седалища и ринулись вослед государю.

Второй день Иван Васильевич ждал посыльных.

Выглянул государь во двор, а на душе потеплело — монахи народ артельный и старательный, успели очистить от снега двор, а дорожки посыпали песком с солью, да так круто, что она растопила снег и рыхлыми вкраплинками добралась до самой земли. Порядок во дворе такой, что хоть сейчас заморских гостей принимай! Но вместо послов пришли владыки, посланные митрополитом Афанасием. Постояли они во дворе, повертели головами, созерцая чистоту и порядок, а потом, не дождавшись почестей, стали подниматься на красное крыльцо.

Государь встретил гостей хмуро: присесть не разрешил и остановил у порога грозным окликом:

— Чего надобно, владыки?

— На царствие, государь, возвращайся, вся русская земля тебя об этом просит. В ноги тебе, государь, кланяемся. Дом твой в запустении стоит, а царствие в унынии. Скорбь великая без твоей милости над царствием витает, — начал игумен Чудова монастыря, — а нам, грешным, оттого тоска невыносимая. Вернись же, Иван Васильевич, на царствие, всем миром тебя просим!