Эрик Хелм - Критская Телица

• Название: Критская Телица
• Автор: Эрик Хелм
• Издательство: Неофит
• Жанр: Эротика
• Год: 1994
• ISBN: 5-7707-4224-0

Царица древнего Крита, закореневшая во всех мыслимых пороках, вынуждает пленного морского разбойника тайно поставлять ей высокородных наложниц. А придворный мастер Эпей неожиданно узнает о загадочном чудовище, которое обитает во дворцовых катакомбах...

Приключенческий роман, предназначенный исключительно для взрослого читателя.

---

Смертоубийственное поветрие обладало двумя особенностями.

Гибли только те, кто во всеуслышание изощрялся по адресу высокопоставленных любовников.

А грабежу сопутствовало непременное и неукоснительное усекновение языка.

Последний аккуратно укладывали красоваться на груди убитого (убитой).

Когда перепуганный народ воззвал о защите и помощи, Рефий озабоченно произнес:

— Неслыханно! Даже головорезы-одиночки давно сделались редкостью, а тут, сдается, прямо под носом ни с того ни с сего целая орда объявилась!

Скрестив руки на груди, начальник стражи обозрел городских представителей и назидательным тоном продолжил:

— Хулу на Рефия изрыгать, помоями обливать — горазды. А теперь скулите: Рефий, оборони, да, Рефий, выручи! Язык долог, а ум короток...

Горожане отрядили в посланцы людей смышленых. Народные ходатаи весьма заметно побледнели, услыхав подтверждение своим жутким догадкам.

— Ступайте, — сурово сказал первый телохранитель государыни, отвечавший также за общее спокойствие в Кидонии. — Будьте благоразумны... к примеру, прекратите... м-м-м... шататься по безлюдным закоулкам... да... значит, повторяю: будете благоразумны — постараюсь обуздать эту сволочь. Убирайтесь!

Пересуды прекратились быстро и начисто.

Убийства — тоже.

С тех пор имя Рефия произносили, понизив голос. На протяжении последующих лет начальник стражи убедительно подкрепил свою репутацию людоеда и живореза. Простейшие законы жанра не дозволяют вдаваться в описание казней и публичных пыток, учинявшихся на главной городской площади при поимке пиратов либо преступников, нарушавших основные законы. По правилам, смертный приговор выносился либо венценосцами, либо Великим Советом жриц, а способ казни предоставляли усмотрению главного охранника, сыщика и расправщика.

Поскольку уроженцы Крита отнюдь не отличались врожденной жестокостью, и даже палачи предпочитали просто сносить повинные головы, не подвергая отправляемых на берега Стикса ненужным мучениям, Рефий позаботился выписать из Египта полдюжины заплечных мастеров, делавших дело с охотой и немалым смаком.

Рефия боялись панически.

И в городе, и, тем паче, во дворце.

Слово его было законом неписаным и непреложным.

А потому и придворные дамы, и челядь, и воины усердно и упорно старались не замечать многочисленных шильев, довольно часто высовывавшихся из мешка.

Точней, из южной оконечности гинекея.

Царица могла не опасаться доносов.

А посему в довольно скором времени перестала особо скрытничать.

* * *

— Послушай, — попросил Эпей, — цирюльник заболтает до полусмерти, а мне и языком-то ворочать не хочется. Сделай милость, остриги. Только покороче, как раньше.

— Но длинные кудри тебе очень к лицу, — возразила Иола.

— Остриги, — повторял Эпей. — Пожалуйста.

С утра пораньше мастер успел завершить работу над заказанной деревянной телицей. Теперь умельцу больше всего хотелось остричься, вымыться, улечься в чистую постель и отменно выпить. Стряхнув незримую грязь, обновиться, отдохнуть. Напрочь позабыть, что и для чего старательно сооружал на протяжении последнего месяца.

— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовала Иола, окутывая расположившегося в удобном кресле Эпея льняной тканью. — Ты сегодня мрачнее тучи.

Умелец не ответил.

Заскрипели, залязгали длинные ножницы, откованные из черной бронзы, снабженные по режущим кромкам полосками закаленной стали.

— Менкаура нынче ночью снова пойдет наблюдать светила, — сказала Иола, критическим взглядом оценивая первые итоги своего труда. — Приглашает нас. Говорит, втроем веселее. Да и помощь может понадобиться.

— Очень кстати... Мне как раз хочется отвлечься, развеяться...

— А в моей опочивальне отвлечься и развеяться никак не желаешь? — задорно спросила женщина, подходя к Эпею спереди и целуя — Да что с тобой?

Еще ни разу мастер не оставлял ее лобзание безответным. А сейчас Эпей восседал, отрешенно уставясь в одну точку и еле-еле шевельнул губами.

— Скажи, — медленно произнес эллин, — отчего царица не может совокупляться с Аписом?

— Так принято, — пожала плечами Иола — Испокон веку повелось... Раньше, правда, еще до царицы Балитис, были, по-видимому, неоднократные соития, но потом их возбранили окончательно и бесповоротно.

— Почему?

Иола пожала плечами, заработала ножницами с удвоенной резвостью.

— Сиди смирно, головою не верти, не то лишнего прихвачу... Значит, передать Менкауре, что мы придем?

— Да, разумеется... И, между прочим, ведь не обязаны же мы торчать на крыше ночь напролет? Поприсутствуем, пособим — и восвояси.

Эпей немного подивился и даже подмигнул:

— В спаленку?

Иола несильно шлепнула мастера гребнем по макушке.

— Развратный варвар! Только если я приглашу.

— И спрашивать не стану...

— Сатир! О, как я буду сопротивляться...

— И все-таки: почему?

— Тише, — прошептала Иола в Эпеево ухо. — Не здесь. Ночью, на азотее, расскажу.

— Получается, — столь же тихо сказал Эпей, — ты знаешь?

— Да. Только об этом запрещается даже упоминать.

— Хорошо. Дождемся ночи.

— Да перестанешь ли ты головой вертеть? — подчеркнуто громко возмутилась Иола. — Угомонись, или, право слово, отправишься к цирюльнику!

— Все, веду себя смирнее смирного!

* * *

— Располагайтесь вон там, в уголке, — сказал Менкаура, осторожно пристраивая на подставке объемистую клепсидру. Отдыхайте, ешьте, пейте, целуйтесь на здоровье. Помощь потребуется небольшая и недолгая. Подать, подержать на весу...

Неисчислимые парапеты — продольные и поперечные — делили азотею на тысячи больших и маленьких прямоугольников, повторяя в плане расположение находившихся под крышей стен, которые просто-напросто выступают наружу, образовывая своего рода открытый лабиринт. Перемычки достигали пояса, неширокие проемы приходились в точности над обретавшимися ниже, невидимыми отсюда дверьми. Эпей долго ломал себе голову, гадая, зачем потребовался древним строителям эдакий, вынесенный на поверхность, каменный чертеж, и, не придя ни к какому определенному выводу, махнул на загадочную несуразицу рукой.

Умелец расстелил в углу толстый, весьма немало весивший войлок, с пыхтеньем и беззлобной руганью втащенный наверх. Определил рядом большую амфору, три бронзовых кубка, плоскую вазу, полную маслин, яблок, смокв и виноградных кистей. Подбоченился, удовлетворенно обозрел получившееся уютное гнездышко, обернулся.

— Милости просим, кушать, пить и целоваться подано!

— Кушай сколько влезет, а пить и целоваться повремените, — назидательно зарокотал Менкаура, возившийся с инструментами и принадлежностями звездочета. — Я же сказал, небольшая помощь потребуется. На кой ляд годится помощник, чья рука дрожит, удерживая отвес?

Эпей удрученно вздохнул.

Устами египтянина глаголала истина...

Не так давно мастер, предварительно опорожнив целый кратер[45] неразбавленного хиосского, затеял в очередной раз похвастать перед Иолой своим действительно прекрасным умением бросать клинки. И осрамился, дважды промахнувшись... Это заставило Эпея крепко призадуматься — правда, не впервые, — и служить Вакху-Лиэю с гораздо меньшим пылом.

— Надолго ли? — не без грусти в голосе осведомилась тогда Иола.

Эпей только плечами пожал:

— Надеюсь. Ручаться не могу, однако надеюсь душевно, искренне и сердечно.

— Поживем — увидим, — вздохнула отнюдь не убежденная подруга, слыхавшая весьма похожие заверения не единожды, не дважды и не трижды...

— Устраивайтесь, — повторил Менкаура. — Понадобитесь — позову.

— Хорошо, — отозвалась Иола, с большим любопытством разглядывавшая снаряжение придворного учителя. — Диву даюсь, как умудряешься ты не запутаться во всех этих россыпях звезд! Я, кроме созвездия Бегемота[46], ни единой звездочки не в силах определить.

— И не надо, — сказал седовласый наставник, усаживаясь на крохотном коврике, подбирая ноги, окружая себя всем необходимым так, чтобы можно было дотянуться рукой, не подымаясь. — Ты не мореплаватель. И не гадаешь по расположению планет — по крайности, я так думаю...

— Послушай, Менкаура, — вмешался Эпей. — Ты ведь и сам, насколько разумею, не мореход и не гадатель! Тебе-то зачем небесный свод созерцать? Время убиваешь? Тогда лучше присоединяйся к нам.

Эллин озорно прищелкнул языком:

— А ежели тутошнее вино оскорбляет изысканный, утонченный вкус, могу принести целый сосуд пива! Истинно египетское! Горькое, вонючее — должно понравиться!

Будучи давними и добрыми приятелями, писец и мастер завели обыкновение поддразнивать друг друга.

— К тебе присоединись, пропойца греческий, — возразил Менкаура, — так, того и гляди, прославишься на всю Ойкумену, созвездие новое откроешь!

— Это верно, — согласился Эпей. — Но все же зачем?